Читать книгу 📗 "Защита Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович"
И никакие доводы о тонкостях позиционного цугцванга, о связанности фигур, о контроле над ключевыми полями — не убедят их. Им нужен ливень, а им подсунули регистрацию единичного, почти невидимого метеора.
Возникает идея, почти техническая утопия: а что если комментировать партию прямо во время игры? По радио, транслируя анализ в наушники зрителей! Чтобы каждый, сидящий в зале, мог слышать анализ мастера, разъясняющего: «Вот видите, белые только что сделали скромный ход пешкой. Кажется, ничего особенного. Но только кажется. Это — начало конца. Черный слон теперь заперт, конь на b8 лишен перспектив, а ферзь… о, ферзь черных теперь похож на балерину, запертую в телефонной будке. Через пять ходов он либо погибнет, либо будет вынужден отступить, отдав инициативу…» Это превратило бы наблюдение за единичными метеорами в увлекательное сафари по дебрям позиционной борьбы! Но увы, пока это лишь мечта. Технически сложно, организационно хлопотно, да и мастера не горят желанием раскрывать свои мысли в реальном времени перед соперником, пусть и через наушники зрителей. Кибернетический комментатор? Пока фантастика. Так и сидит зритель в полутьме зала, наблюдая за немыми фигурами, как астроном прошлого века за немым небом, ожидая чуда, которое обычно не приходит.
Сегодня — последний тур. Решили начать пораньше, в десять утра. Для «торжественности». Обещали почтить своим присутствием Первые Лица Краснодарского Края. На закрытие — придут «железно», это не обсуждается. Их присутствие — такой же неотъемлемый атрибут финала, как раздача призов и аплодисменты. Они явятся, займут первые ряды, будут стараться выглядеть заинтересованными (или, по крайней мере, не спящими), произнесут несколько правильных слов о значении шахмат для воспитания молодежи и развития логического мышления в эпоху НТР. Их лица будут отражать сосредоточенное непонимание, как у человека, впервые увидевшего дифференциальное уравнение. Но присутствовать — будут. Таков ритуал.
И по этому случаю играем не в «Жемчужине», это не по статусу. Играем в Зимнем театре. Монументальное, слегка пыльное здание с колоннами и бархатными креслами. «Все равно простаивает,» — резонно заметил кто-то из оргкомитета. Да, простаивает. Анна Ванна и её ансамбль «Очаг» внезапно прервали гастроли. Вернее, гастроли были прерваны за них. Решение пришло свыше, быстро и неотвратимо. Теперь в ближайшие года три, а то и больше, Анна Ванна, если и будет петь, то исключительно под баян в сельских клубах где-нибудь на задворках великой страны. Причина? В «Литературной газете» появилась обличающая статья под убийственным заголовком: «Халтурщики на эстраде». Статья была образцом идеологического разгрома: детально, со знанием дела (или его видимостью) разбирался «случай Анны Ванны и её ансамбля», уличенных в том, что доверчивым слушателям они «скармливали магнитофонные записи, созданные неизвестно где и неизвестно кем». Фраза «скармливали» — шедевр обличительного пафоса, приравнивающий артистов к фальсификаторам пищевых продуктов. Убытки? Колоссальные! Билеты на десятки тысяч рублей были распроданы, деньги пришлось возвращать, касса театра опустела. Но это — мелочи. Когда говорит Государева Справедливость, деньгам надлежит безмолвствовать. Они — лишь прах у ног Истины. А Истина в данном случае имела вполне конкретное обличье и родственные связи. Источником «справедливости» выступила двоюродная сестра товарища Суслова. Да-да, того самого. Она мирно отдыхала в санатории «Сочи», посетила концерт Анны Ванны и заметила обман. Её ухо уловило фальшь. Несовпадение движений губ с фонограммой? Легкую задержку звука? Или просто каприз? Неважно. Сигнал был подан, механизм проверки запущен, статья в «Литературке» стала лишь финальным актом этой мелодрамы. Конечно, о «двоюродной сестре» газета скромно умолчала. В статье фигурировали «бдительные зрители», «трудящиеся», «общественность». Сестра товарища Суслова растворилась в этой анонимной массе бдительности, как капля воды в океане народного гнева. Таковы неписанные законы функционирования системы: истинные пружины событий часто скрыты за ширмой коллективных абстракций. «Халтура» была лишь удобным ярлыком, наклеенным на сложный клубок обстоятельств, где переплелись эстрадная лень, техническая возможность, жажда легкого успеха и… случайное присутствие особы, чья родственная связь придала ее эстетическому недовольству вес идеологического приговора.
Так и стоят теперь шахматные доски на сцене Зимнего театра, где недавно звучала фанерная музыка «Очага». Фигуры выстроены в начальной позиции — последний акт интеллектуального турнира, последняя регистрация «метеоров» мысли перед лицом ожидаемых Первых Лиц. Игра начнется в десять. Воздух пропитан ожиданием: кто-то ждет спортивной борьбы, кто-то — редкого «ливня» тактических красот, кто-то — просто отрапортовать о «проведенном мероприятии». А где-то в «Сочи» двоюродная сестра товарища Суслова пьет минеральную воду, даже не подозревая, что ее бдительность косвенно освободила зал для безмолвной битвы деревянных армий. Абсурд? Да. Но именно из такого абсурда, замешанного на бюрократии, человеческих слабостях и вечном поиске красоты в недрах рутины, и соткана ткань этого дня — 21 июня 1980 года, субботы.
Обыкновенно в зале «Жемчужины», собиралось человек шестьдесят, от силы семьдесят. Тишина стояла такая, что слышно было, как за окном, с пляжа, доносится смех да плеск волн. Шахматы — дело важное, но смотреть на игру лучше осенью, в дождливую, промозглую погоду, когда заняться совершенно нечем. Но летом, в Сочи, когда манит пляж, море переливается бирюзой, а по набережной гуляют нарядные девушки? Нет в этих партиях интриги, нет жаркого противостояния, нет конфликта, способного заставить сердце биться чаще. Все давно решено, как бухгалтерский отчет. Победит Чижик. Если быть совсем точным, я уже победил. Отрыв от ближайшего преследователя перед последней партией — два с половиной очка. Отрыв как у сегодняшней страны по сравнению с Россией одна тысяча девятьсот тринадцатого года. А кто там займет второе место или, скажем, восьмое — это волнует лишь самих участников, да и то не всех. Своего, сочинского гроссмейстера среди них нет, а болеть за какого-нибудь москвича или ленинградца… Ну, болеют, конечно, особенно отдыхающие, от нечего делать, от избытка курортной энергии. Но не настолько же, чтобы просиживать драгоценные отпускные часы в душноватом зале, глядя на демонстрационные доски или на самих шахматистов. Что шахматисты — сидят, и сидят. Не ругаются, не плюются, руками не машут, ногами не дрыгают. Скучно. В отпуске есть занятия куда как более увлекательные — мимолетные знакомства у бара, солнце на пляже, вечерние посиделки в ресторане под шум прибоя, наконец, музей Островского…
Кстати, о музее.
Наши Лиса и Пантера, Ми и Фа, и бабушки, куда ж без них, — отправились именно туда. Приобщаться к истории, к высокому, как положено культурным людям на отдыхе. Главное, по их словам, уложиться в пятнадцать минут, иначе мелким станет смертельно скучно, и место робкого интереса моментально займет тяжелое, сонное равнодушие, а то и откровенное отвращение к музеям. Впрочем, там сейчас, к счастью, открыта временная экспозиция картин Ватагина — слоны, мартышки, бегемоты… Вот это, считают, должно сработать. Бегемотик уж точно каждому понравится. А там, глядишь, на фоне этого звериного рая, и образ самого Островского, этого железного человека, хоть чуть-чуть да запомнится. Хорошая мысль. Практичная.
Но вот парадокс — вестибюль Зимнего театра сегодня, вопреки всякой логике и здравому смыслу, был полон. Не просто полон, а набит битком. И виной тому — комсомол. Вечная ему слава за энтузиазм и исполнительность! Из местных оазисов образования, медучилища, музучилища и Политехникума, позвали самых активных, самых сознательных комсомольцев. По разнарядке, разумеется. А то ведь не уместятся. Райком дал команду, а юноши и девушки потянулись, как муравьи, выполняя долг. И школьный актив — комсомольцы и даже пионеры. Но молодежь — народ непоседливый, ветреный. Чтобы удержать их на месте, не дать разбежаться при первых же ходах, придумали хитрость: объявили лотерею. По входным билетам! Пятьдесят счастливчиков получат «Поиск». Нет, не сам журнал, а право подписаться на второе полугодие! А самые-самые удачливые, пятеро избранных, обретут заветное право выписать «Библиотеку мировой фантастики». Гениально, не правда ли?
