Читать книгу 📗 "Воин-Врач VI (СИ) - Дмитриев Олег"
Про Русь в этих краях знали торговцы-северяне немногое. Что Роман, сын Всеслейва, примучил какие-то пограничные племена на востоке, зайдя на них с дядей, двоюродным братом и родственниками жены. Но там наверняка было дело нечисто, потому как ни про кучи покойников, ни про тучи воронья́, ни о лютых битвах на три дня и три ночи никто не говорил. Значит, точно злое колдовство. Мало было одного оборотня, так вот вам, пожалуйста, второй в отца пошёл!
Говорили ещё, что жители Альдоги и Хольмгарда, Ладоги и Новгорода по-нашему, выразили вотум недоверия правящим элитам. Ну, то есть послали их к псам, сказав, что раз не можете вы прежнюю достойную и богатую жизнь нам обеспечить, то и пропадите вы про́падом, а мы пойдём под руку Всеславову, у которого последние холопы живут сытно, ходят в чистом и тёплом да едят досыта. И, раз уж он сговорился с Марой-Марьяной да Чернобогом, чтоб у само́й матери сырой земли соль брать да́ром, то и нам с ним дружить потребно, а не грамоты гневные да слезливые слать без толку. Говорили, что осерчали тогда на́большие люди Хольмгарда, да послали рать на Полоцк. Небольшую, на полтыщи рыл. А тех по дороге волки пожрали, всех до единого. Из того, что осталось, курган подо Псковом сложили. Маленький, так, для памяти только. Аккурат возле того места, где князь Игорь с будущей княгиней Ольгой на лодочке катались давным-давно. Новгородские олигархи намёка не поняли, или поняли, но по-своему, и послали во Полоцк-град пятерых татей зауго́льных, лютых убивцев, душ христианских загубивших без счёту. Они теперь на стенах Полоцких вниз головами висят. Все висят, и за- и передуго́льные. Враз, говорят, из высоких да крепких теремо́в исчезли средь ночи богате́и новгородские, а потом будто бы видали их торговые люди сперва во Пскове, а потом и в Полоцке. Во Пскове, говорили, гнал их вперёд себя самыми что ни на есть срамны́ми словами ветхий старец калечный, которого на спине, как буйный конь, возил богатырь ста́тей небывалых.
— Шалит дед, — со счастливой улыбкой прокомментировал тогда услышанную от датчанина историю довольный Гнат.
— Балуется, ага. Юность вспомнил. Ещё и Гарасима за собой потащил. Ох и дам я ему, как доберусь! — с притворной строгостью ответил Чародей.
— Себе дай, даст он. И кто кого потащил — тоже вопрос ещё, — не остался в долгу Рысь.
— Ты знаешь, о ком идёт речь? — удивлённо спросил датский кормчий, что рассказывал новости. Видимо, будучи твёрдо уверенным в том, что в них, как и в древних сагах, семь осьмушек сплошной брехни и лишь одна-единственная — чистого вранья.
— Конечно знаю! Друг мой старинный, Ставр Черниговский, проказник старый, забавляется! — фыркнул великий князь, не удержавшись и тоже улыбнувшись, вспомнив безногого брюзгу. Доброго и честного воина, на которого смело можно было положиться.
В Янхольме всё было по-старому. Союзные дружины встречали все жители, упреждённые заранее караульщиками, что приметили наш караван ещё в заливе, до устья Эйдера, и послали весть вперёд. Сперва белым дымом с холмов, как у нас дома теперь принято было, а следом и с гонцами на шустрых лодочках-челнах.
Янхольм похорошел и разросся за несколько недель так, будто годы минули с нашего прошлого посещения. Оказалось, что под пожарищем собора тоже нашлось много занимательного, дорогого, хоть частью и поплавившегося. Свен ещё попенял тогда в шутку Всеславу, чтоб в следующий раз послабее демонов из Пекла тащил, а не таких, что золото пла́вят за здорово живёшь. Великий князь в долгу не остался, ответив, что каменные, мол, храмы возводить надо, не жадничать. Тогда и отстроить заново легче, и добро целее, как в Кентербери. А пото́м они прыснули со смеху и обнялись, опять удивив Нильса. И добрую половину банкета, посвящённого торжественной встрече, рассказывали ему о том, как съездили порыбачить на острова́. И растрогался однорукий бургомистр едва ли не до слёз, когда от предложения пойти в закрома и принять честь по чести сокровища, Свен отмахнулся и широким жестом велел ему оставить их себе, во благо и на процветание Янхольма. Тем более, что нам всё равно класть некуда было.
Хольм, место, где начинался во́лок к бухте Шлей, удивил как бы не похлеще Янхольма. Лодий у нас прибавилось на десяток, на большой такой и толстый десяток здоровых торговых кнорров, на которые перебросили часть трофеев. По морю-то незаметно, там дна, как поговаривали, кое-где и вовсе не было, а вот Эйдер уже пару раз намекал нам на то, что жадность — поро́к. Камнями, ме́лями и притопленными стволами деревьев прямо в днища, доходчиво. Хорошо, что Нильс и его люди успели сладить при тамошних пирсах аж три подъёмника русской конструкции, которые позволяли вынимать лодьи и смолить их на берегу с так радовавшей всех скоростью.
Так вот в Хольме нас встретил приличного вида посёлочек, тоже раза в три больше изначального, такие же подъёмники, здоровенный запас сохших в теньке́ под навесами брёвен-катков, две сигнально-караульно-оборонительных башни с баллистами… и граф Энгельгард собственной персоной! Прознав про возвращение путешественников, он примчал сразу же из Юрьева-Северного, хотя весть пришла всего лишь на второй день после того, как он вернулся отсюда, завершив строительство второй башни. Оказывается, в деревянном зодчестве саксонец тоже разбирался очень хорошо.
На этот раз обратный переход-во́лок занял значительно больше времени, чем в эту сторону.
— Да чего ж вы такого набрали-то? Вон, как мучаются, — он явно переживал за скорость погрузо-разгрузочных работ, но сам видел, что и люди, и волы́, и даже лоси, которых тут как-то тоже умудрялись запрягать, работали на пределе возможностей.
— Так золото, — равнодушно, как о чём-то привычном и совсем малозначительном, ответил Всеслав.
— Какое золото? — вытаращился на него граф.
— Обычное, жёлтое такое, — удивился в ответ и великий князь.
— А… а в том мешке? — он ткнул на кожаный баул, что тащили, пыхтя и отдуваясь, от сходен аж четверо дюжих вагров.
— И в том, — кивнул Чародей.
— А… а вот в том? — ещё тише, едва ли не шёпотом, спросил властитель Рачьей бухты.
— И в том. И в тех. И во-о-он в тех тоже. И на следующей ладье, и через одну, и на каждой, кроме самой последней. Там — настоящее сокровище! Саженцы яблоневые. Через полмира домой везу, нельзя ни помять, ни порушить, потому и следят за ними строго, — честно ответил Всеслав. Безжалостно разломав другу Энгелю всю картину мира, но твёрдо укрепив того в вере, что все русские ненормальные.
В Юрьеве-Северном тоже всё было ладно. Будивой с работой справлялся на загляденье, устроив всё точно так, как советовали ему оставленные Гнатовы. Несмотря на то, что в городе было больше каменных построек, и стена крепостная стояла гранитная, внутри стало как-то уютнее, по-домашнему, что ли? И даже стенгазета на стене вызвала улыбку у всех наших. Только у Всеслава та улыбка сползла у первого, когда он присмотрелся и увидел, что восточная граница и впрямь шагнула прилично направо. И там упёрлась в синюю ленту с непонятными названиями Итиль и Ра. В которой я сразу признал Волгу. Ох, Роман Всеславич, и дождёшься же ты от батьки горячих! На секунду нельзя со двора выйти — вон чего устроил, шалопай! А обещал ни шагу с Руси, жена, мол, молодая, куда мне… Домой захотелось так, что аж зубы зачесались.
— Зря, — глубокомысленно произнёс Рысь. Как обычно чувствовавший друга лучше всех.
— Чего зря-то, чего зря? — взвился великий князь.
— Зря ругаться собрался раньше сроку. Не знаешь же ничего ещё, а вон уж ноздри пляшут, как у коня. Выдыхай давай, пока орать-то не начал. До Юрьева первого дойдём, новостей каких-никаких узнаем, там и подумаем. А до той поры плохого про крестника думать и не моги!
Вот всегда он Рому защищал, с тех пор, как новоокрещённого вопившего пацана на руки принял с опаской и без уверенности тогда. И ведь правду же говорил, а с ней спорить — только глаза колоть, это всем известно.