Читать книгу 📗 "Физрук: на своей волне 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович"

— Пойдём, там уже все собрались. Не хватает только тебя.

От автора:

История страны пошла по иному сценарию и над Кремлём по-прежнему красный флаг с серпом и молотом. Но всё меняется, когда очередной «пожар» войны вспыхивает на окраинах Великой страны.

Новинка: Кавказский рубеж — книга об отваге, мужестве и силе русского духа.

https://author.today/reader/371727/3434659

Глава 23

— Шикарный дом, — искренне сказал я, ещё раз оглянувшись по сторонам.

— А я всегда о таком и мечтал, — охотно отозвался Миша. — Чтобы большой был, чтобы вся семья помещалась, а семья у меня немаленькая.

Миша даже как-то мечтательно улыбнулся, когда заговорил о семье.

— Я этот дом, кстати, своими руками строил. Каждый винтик здесь, каждый гвоздь — всё сам делал. Наёмным рабочим я не доверяю, — пояснил он свою позицию. — Как говорится, если хочешь, чтобы было хорошо, то сделай сам.

Я кивнул, без тени сомнений веря каждому его слову. Миша всегда был рукастый. Ещё в зале он помогал мне с ремонтом — где что подкрутить, где что подлатать, никогда не отказывался. Чаще всего вообще предлагал помощь сам, без всяких просьб.

— Ладно, дом ты ещё успеешь рассмотреть, — махнул он рукой. — А сейчас давай уже к столу пойдём, а то там все пацаны собрались, тебя ждут.

— Пойдём, — согласился я.

— Раки уже остывают, шашлыка нажарили целую гору. Любишь шашлык? — усмехнулся он. — Твой отец, бывало, мог целый килограмм один умять. А если ещё под хорошое пенное — так вообще красота!

Я невольно усмехнулся в ответ.

— Кстати, Вова, — как бы между прочим продолжил он, пока мы шли по дорожке к дому, — я не сразу понял… Ты же сейчас работаешь в той школе, где директором трудится Леонид Яковлевич, так?

— Так, — ответил я.

В принципе мне сразу стало понятно куда именно он клонит.

— А ты вообще в курсе, что этот твой Леонид Яковлевич тоже прекрасно знал твоего отца? — сказал Миша. — Твой отец ему, можно сказать, вместо отца был.

Он говорил это спокойно и без задней мысли. Естественно, Миша даже не подозревал, что я всё это и так уже прекрасно знаю.

— Ну… я примерно догадывался, — уклончиво ответил я. — Да всё никак у него не спросил напрямую.

Миша на меня покосился.

— А вот я сейчас понял, что надо его тоже на наши посиделки позвать, — оживился он. — Вот только незадача, блин… У меня его номера нет. Но если ты знаешь его цифры, можем прямо сейчас ему позвонить и пригласить. Лене тоже есть что тебе рассказать про твоего отца. Он его очень хорошо знал!

Конечно, вслух я этого говорить не стал, но присутствие Лёни здесь мне было совершенно ни к чему. Особенно в свете последних событий, после которых моё отношение к директору начало стремительно меняться. И менялось оно, мягко говоря, далеко не в лучшую сторону.

— Нет, к сожалению, его телефона у меня нет, — мне пришлось соврать Мише.

— Эх, жалко, — вздохнул он. — А так бы пригласили его к нам, посидели бы, поговорили… Ну ничего. В следующий раз обязательно позовём. Мы же с тобой, я думаю, не в последний раз видимся.

Я кивнул, не став ничего добавлять, а Миша закрыл тему.

Мы наконец зашли в дом, и изнутри он показался мне даже больше, чем снаружи. Просторный, светлый, с высокими потолками и дорогой, но не вычурной отделкой. Видно было, что Миша не жалел денег на ремонт и делал всё для себя, основательно, по-хозяйски. И это было правильно. На что ещё тратить деньги, если не на свою крепость.

Ещё в коридоре я услышал голоса из одной из комнат. Голоса были разные, перебивали друг друга, смеялись, спорили. И почти каждый из них я узнавал. Несмотря на то, что с последнего раза, когда я слышал их вот так живьём, прошло много лет. Формально — десятилетия. А по факту… всего несколько дней.

Ровно в тот вечер, когда меня перекинуло из настоящего в будущее. Тогда все пацаны пришли ко мне в зал на тренировку. А теперь многие из них сидели здесь, за одним столом.

Я никогда не был особенно впечатлительным на такие встречи. Но сейчас меня почему-то пробрало. Где-то внутри, в груди, появились странное, тёплое чувство — будто бабочки шевельнулись.

И вместе с этим пришло простое, тяжёлое и честное осознание: тридцать лет назад я всё делал правильно. Я смог донести до пацанов, что в жизни есть дороги, кроме криминала. И видеть результат этого сейчас — было чертовски приятно.

Значит, не зря я тогда жил.

И это понимание ещё сильнее подстёгивало меня не профукать второй шанс, который я получил. Не зря прожить и эту жизнь — помочь встать на правильный путь моим нынешним пацанам и девчонкам из 11-го класса.

Мы вошли в просторную комнату, где был накрыт стол. И когда я увидел людей, сидящих за ним, я на мгновение просто застыл от неожиданности. Сказать, что я охренел, — значит не сказать вообще ничего.

Я просто застыл в дверях, будто меня ударили под дых, и на короткую долю секунды мир сузился до одного только зала передо мной. Гул голосов, звон стаканов, густой запах еды и горячего мяса, смех… всё это обрушилось сразу, разом, и на фоне этого шума я увидел их.

Моих пацанов.

За длинным столом, ломящимся от еды, бутылок, закусок, дымящихся блюд и раков, сидели взрослые мужики. Солидные, уверенные. Но я узнал их сразу. Не по лицам даже, а скорее по тем самым взглядам, которые невозможно спутать ни с чем.

И в тот же миг меня будто швырнуло назад во времени — ровно на тридцать лет. В тот вечер, когда в зале уже погас свет и ребята, запыхавшиеся после последнего круга, сидели на матах, я смотрел на них… и ведь даже не подозревал, как будут развиваться события дальше!

Тогда я видел их пацанами. А сейчас… наверное, сейчас я видел итог.

Вон Виталик. Когда-то — жилистый, худющий, с вечным голодным огнём в глазах. Сейчас он сидел, развалившись на стуле, в дорогой рубашке, с солидным животом, уверенно удерживая в руке бокал. Лицо у него округлилось, но взгляд остался прежним…

Рядом с ним сидел Димка. Когда-то — рыхлый, вечно задыхающийся, ленивый до первого жёсткого наказания. А теперь он был сухой, подтянутый и с резкими скулами. В нём буквально ощущалась собранность. Такая обычно появляется у людей, прошедших через потери, боль и удары судьбы, но не сломавшихся под этим натиском.

Чуть дальше Аркаша. Я его помнил дерзким, взрывным, с вечно сжатыми кулаками. Теперь в нём чувствовалась другая энергия — спокойная, опасная именно своей сдержанностью.

Сашка тоже сидел тут… другие мои пацаны.

Они все теперь были другими. И в то же время — теми же самыми.

Я смотрел на них и чувствовал, как внутри меня что-то медленно переворачивается, сжимается, отпускает и снова сжимается. Сердце забилось чаще от переизбытка чувств, с которым сложно справиться мужчине, привыкшему держать лицо.

Тридцать лет прошло…

Тридцать лет теперь разделяли тех пацанами на потёртых матах и этих мужиков за богатым столом. Не зря все-таки я вытаскивал пацанов из подвалов и из мутных компаний.

Ради этого я, по сути, тогда и погиб. Тридцать лет назад я встал между ними и тем, что должно было их сломать, просто чтобы у них остался шанс на жизнь. И сейчас, глядя на них, я видел, что своим шансом мои пацаны воспользовались.

Мне вдруг захотелось сделать шаг вперёд, подойти, обнять каждого. Просто почувствовать, что они живые и я не зря тогда лёг. Но именно этого я сделать и не мог.

Не имел права. Все таки сейчас я был для них чужим. Я был не я — во всяком случае, для них. Я не мог подойти и сказать: «Это я». Не мог позволить себе ни взгляда, ни жеста, который выдал бы во мне того, кем я был на самом деле…

Моя легенда была проста и беспощадна: я — сын себя прежнего. И по этой легенде всех этих людей я видел впервые в жизни. А такие вот объятия между мужиками, которые якобы только что познакомились, выглядели бы, мягко говоря, странно. Не поняли бы, насторожились.