Читать книгу 📗 "Господин следователь 9 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич"

Откуда это вылезло? Вслух произносить не стал — скажешь, так Анька сразу уцепится, придется опять плагиатить. А я не помню, что там дальше, а стихи сочинять — фантазии не хватит. Не умею стихи писать, хоть ты тресни.

Девушки тоже обзавелись обновками — красивыми и блестящими. Открытие, однако — женские калоши, которые натягиваются на ботиночки.Да не простые, а с каблучком! И отчего я ни разу не видел женских калош — ни в музеях, ни в частных коллекциях? Возможно, что они просто не дошли до нашего времени, а может, я просто не интересовался такой деталью. Вишь, калоша с каблуком.

Анька второй день живет у Десятовых-Бравлиных. Ко мне, разумеется, забегает, чтобы проведать не то меня, не то Маньку. Скучновато, но ничего. Татьяна пока нареканий не вызывает, готовит неплохо, хотя отчего-то не может освоить драники. Но тоже, еще не вечер и не все сразу.

С калошами и прочим не заметил, как прошла вся неделя и в Череповец вернулись главные полицейские силы, оторванные от города ради ярмарки в Луковце. Теперь и Ухтомский вздохнет спокойнее. Два полицейских на весь город маловато.

А я отправился навестить своего друга Василия Яковлевича.

— Думаю, чего это его высокоблагородие не приходит? Собирался к тебе курьера засылать, — хмыкнул господин исправник, пожимая мне руку.

— Мог бы и сам заглянуть на огонек, — парировал я. — Понимаю, что начальник уезда человек большой, но мог бы и вспомнить. Я, между прочем, по тебе соскучился.

— Соскучился он по мне, — хохотнул Абрютин. — Скажи лучше — не по мне ты соскучился, а ждешь не дождешься, чтобы полицейские к розыску приступили. Дай людям пару дней отдохнуть, тогда и приступим.

— Знаешь, не стану я твоих парней задействовать, — сообщил я. — Все, что можно было отработать, отработал, а следы ведут в Петербург.

Я вкратце пересказал Абрютину содержание разговора с хозяином постоялого двора, что именуется «Звездой Маркса», сообщил о запросе, отправленном в департамент полиции и задании, что отправил уряднику в село Никольское.

— Если что-то появится дополнительное, замечательно, а нет, так сам понимаешь, — развел я руками.

— Ну, Иван, зато у тебя совесть чиста. — утешил меня исправник. — Все, что ты мог сделал, ты сделал. Я бы даже сказал — преступление раскрыл, а уж подозреваемых ловить, это не твоя забота.

Не стал спорить, что подозреваемые — это не одно и тоже, что обвиняемые, а уж тем более — не подсудимые. Но господин надворный советник и кавалер это сам знает.

Василий открыл дверь, выглянул в приемную, а оттуда сразу же донесся голос канцеляриста:

— Уже поставил, ваше высокоблагородие, скоро вскипит.

Верно, у парня выработался условный рефлекс — если появился Чернавский, нужно ставить самовар. Все правильно. Иначе зачем следователям в гости к исправникам приходить?

— Я, кстати, выяснил, кто в Выксинской пыстоши лабиринт построил, — сообщил исправник. — Поговорил с Лобановым Петром Алексеевичем. Он уже восемь лет исправником в Весьегонске служит.

— И кто же? — заинтересовался я.

— Представляешь, ты угадал — дикий помещик. Георгий Станиславович Вондрачков, у него имение на границе с нашим уездом — три версты до Выксина. Он себя потомком польской шляхты считает, древние курганы копает.

— Вондрачков? — с сомнением переспросил я. — Фамилия у него не слишком-то польская. Скорее уж чешская. И то, насколько мне память не изменяет, это женский вариант фамилии. Ему бы положено Водрачеком быть или Вондрачком, а вот жене Вондрачковой.

— Чего не знаю, того не знаю, — усмехнулся Абрютин. — Официально он Вондрачковым числится, православного вероисповедания, а кто уж он есть — поляк ли, чех, а хоть бы и камчадал — без разницы.

— Тоже верно, — согласился я. — И что за курганы? Неужто в наших краях есть славянские курганы?

— Ищет он пращуров польских, которые эти земли завоевали. Не скифы, но тоже на букву с. Лобанов мне говорил, но я запамятовал.

— Сарматов, что ли? — удивился я.

— Точно, сарматов, — обрадовался исправник. — Вондрачков считает, что польская шляхта из сармат — или сарматов происходит, а все остальные, кто простые крестьяне, они из славян.

Знаю такую версию, распространенную среди польской шляхты. Впрочем, и у нашего дворянства масса легенд о своих далеких предках — дескать, явился откуда-то пращур со своей дружиной откуда-то издалека. Не то из немецких земель, не то из турецких. Модно.

Еще во мне немедленно проснулся историк. Как это дилетант самостоятельно копает сарматские курганы? А где разрешение от Института археологии? Где «Открытый лист»? Сажать надо за незаконные археологические раскопки.

Впрочем, если человеку нечего делать — пусть ищет. Ни скифов, ни сарматов в этих местах точно не было. Я на первом курсе о сарматах реферат писал, помню [13]. Но если Вондрачков следы финно-угров отыщет — замечательно. Все равно Весьегонск затопят, когда Рыбинское водохранилище обустраивать станут. И Выксинскую пустошь, что пустынью была, тоже поглотит рукотворное море. А жаль. Глядишь, в двадцать первом веке отыскали бы «лабиринт», а мои коллеги ломали бы голову — откуда он взялся?

— Да, а каким боком Весьегонск к сарматам относится? — спохватился я. — Тверская губерния от Польши далеко лежит.

— А вот про это самого Вондрачкова нужно спрашивать, — вздохнул исправник. — И про каменный лабиринт, которому сарматы поклонялись — мол, лучи солнца в него собирали. Желает Вондрачков частицу солнца заполучить, чтобы истинным сарматом стать.

— А он вообще — человек здоровый? Или на голову скорбный?

— Так Вондрачков, он вроде нашего господина Веселова, — пояснил Абрютин. — Только наш на Наполеоне свихнулся, а этот на древних ляхах. Вреда от него нет, имение в порядке, деньги не проматывает, родственники не жалуются — жалко, что ли? Опять-таки — зимой мужиков нанимает камни возить — им подработка.

Тоже верно. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А при желании, в нашем прошлом можно откопать все, что угодно. Хоть древних ляхов в Тверской области, хоть древних ариев где-нибудь в Заполярье.

— Не такой уж и безобидный Сергей Николаевич Веселов, — вспомнил я курьез, случившийся во время пребывания губернатора в Череповце. — Его Высокопревосходительство камергера Мосолова напугал, стекла побил и мебель попортил, а ты крайним остался.

Можно было бы вспомнить еще и поход Веселова по местам «суворовской славы», когда мужики поколотили его войско. Там же народ серьезные травмы и увечья получил.

— Так губернатор сам виноват. Он же и попросил, чтобы «потешное» войско показали, да чтобы из пушки пальнули, — пожал плечами Абрютин. — Александр Николаевич, хотя мне неудовольствие и выразил, но в формуляр выговор не стал вносить, а тем обывателям, у которых стекла побили да шкаф пострадал, из своего кармана заплатил. Он потом передо мной извинился.

Как всегда, на самом интересном месте — я собирался спросить, нашел ли что-нибудь «сарматист» в курганах, канцелярист Илья притащил чай и все сопутствующее.

Когда все было расставлено, Василий подошел к шкафу и вытащил из него продолговатый сверток.

— Подарок у меня для тебя имеется, — сообщил исправник, передавая мне сверток.

Развернув обертку, не удержался:

— Ух ты!

Еще бы не воскликнуть. Василий Яковлевич подарил мне шпагу. Разумеется, не боевое оружие, а парадная шпага чиновника, с позолоченным эфесом, щитом, с изображением двуглавого орла, а еще и с крестиком святой Анны.

— Красота! — еще раз восхитился я, выдвигая оружие из ножен. Сталь! Подчинившись какому-то порыву, поцеловал клинок.

Револьвер у меня есть, но револьвер — ерунда. А вот шпага, пусть и мундирная — это здорово. Сразу же почувствовал себя пятым мушкетером. И где же гвардейцы кардинала?