Читать книгу 📗 "Фермер: перерождение (СИ) - Тыналин Алим"

— Здоровая овца активная, шерсть блестящая, глаза ясные, — объяснял старый механизатор, поглаживая одну из овцематок. — А больная сразу видна, стоит в стороне, голову вниз опустила, аппетита нет.

Зинаида Петровна поделилась секретами приготовления мешанок, влажных кормов из отрубей, корнеплодов и концентратов:

— Овечки мешанки любят, особенно зимой. Свеклу натрешь, отрубей добавишь, чуть соли, и готово. Только теплую давай, холодная вредная.

К концу третьего дня я чувствовал себя увереннее в вопросах овцеводства. Научился составлять рационы, распознавать признаки болезней, готовить лекарственные отвары. Блокнот пополнился десятками полезных записей, а в сарае появился запас необходимых медикаментов.

— Овца животное умное, — философски заметил дядя Вася, наблюдая, как я провожу вечерний осмотр стада. — Если к ней с пониманием, она отвечает доверием. А если грубо, замкнется, болеть начнет.

Постепенно овцы привыкли к моему присутствию, перестали шарахаться при приближении. Некоторые даже позволяли себя погладить, доверчиво тыкались мокрыми носами в протянутую руку.

— Овца животное капризное, — объяснял мне дядя Вася, помогавший с выпасом. — Корм любит разнообразный, воду чистую. И от сырости болеют быстро.

Я записывал каждый совет в блокнот, составлял график кормления, изучал признаки болезней. Оказалось, что зоотехническая наука не менее сложна, чем агрономия.

Каждый вечер, закончив с овцами, я ехал в райбольницу навестить Лидию Ивановну. Больница размещалась в двухэтажном кирпичном здании довоенной постройки, окруженном старыми липами и тополями. В коридорах пахло хлоркой и лекарствами, под ногами скрипел крашеный деревянный пол.

Лидия Ивановна лежала в терапевтическом отделении, в палате на четыре койки. Соседками были пожилая учительница с гипертонией, молодая доярка после аппендицита и старушка-пенсионерка с диабетом. Женщины подружились, делились домашними заботами и переживаниями.

— Виктор Алексеевич! — тихо радовалась Лидия Ивановна, когда я входил в палату с букетом полевых цветов или банкой варенья от Зинаиды Петровны. — Как дела на ферме? Как наши овечки?

Вот что сказать больному человеку? Правду или солгать?

Глава 27

Полкан

Конечно же, я выбрал солгать. Правда хороша, но не в этом случае. Впрочем, можно просто и не говорить всей правды.

Лидия Ивановна лежала на больничной койке с металлическими спинками, укрытая казенным одеялом серого цвета. Лицо бледное, осунувшееся, но глаза ясные, полные беспокойства за хозяйство.

— Хорошо, Лидия Ивановна, — успокаивал я, ставя цветы в стеклянную банку на тумбочке. — Все живы-здоровы, пасутся на хороших местах. Молоко дают исправно.

— А корма? — тревожилась она. — Скоро осень, сена заготовить надо. Семен Кузьмич знает, где лучшие луга, он покажет…

— Покажет, обязательно, — кивал я, не говоря, что зоотехник пока не в состоянии никому ничего показывать.

Рядом на тумбочке стояла фотография в деревянной рамке, Семен Кузьмич с Лидией Ивановной в молодости, на фоне совхозной фермы. Молодые, счастливые, полные планов и надежд.

— Тридцать лет вместе работаем, — тихо говорила Лидия Ивановна, поглаживая стекло фотографии. — Он такой был энтузиаст, все новое внедрял, породу романовскую завез. А теперь…

Голос дрожал, слезы наворачивались на глаза. Я брал ее руку в свои ладони, тонкую, с выступающими венами, натруженную многолетним трудом.

— Поправитесь, Лидия Ивановна, и все будет как прежде, — говорил я. — Семен Кузьмич сейчас переживает, но он сильный человек. Справится.

— А если не справится? — шептала она. — Если запьет окончательно? Ведь случается такое, знаю примеры…

Приходилось успокаивать, обещать, что не дам товарища в обиду. Рассказывал о помощи комсомольцев, о том, как весь совхоз переживает за семью зоотехника.

Медсестра, молодая девушка в белом халате и шапочке, приносила лекарства в эмалированном лотке. Таблетки от давления, капли для сердца, витамины в желтых драже. Лидия Ивановна послушно принимала все назначения, стараясь выздороветь как можно скорее.

— Доктор говорит, что сердце восстановится, — рассказывала она, глотая горькие таблетки с морщинкой на лбу. — Только нервничать нельзя, покой нужен. А как не нервничать, когда дома все разваливается?

— Не разваливается, — убеждал я. — Овцы целы, ферма работает, люди помогают. А Семен Кузьмич обязательно возьмет себя в руки.

В последний день я принес Лидии Ивановне особую радость фотографии овец, которые сделал старым «ФЭДом», одолженным у сельского фотокорреспондента. Черно-белые снимки показывали здоровое, ухоженное стадо на зеленом пастбище.

— Ой, какие хорошенькие! — всплеснула руками Лидия Ивановна, рассматривая фотографии через очки для чтения. — А это наша Зорька? Узнаю по белому пятну на лбу! А эта Милка, у нее всегда такая гордая походка была.

Она знала каждое животное в лицо, помнила их клички, особенности характера, родословную. Овцы были для нее не просто поголовьем, а почти членами семьи.

— Передайте Семену, что я не сержусь, — тихо попросила она на прощание. — Пусть знает, что люблю его, что все будет хорошо. И пусть к овечкам вернется, они без него скучают.

Впрочем, ситуация у нее была не самая радужная. Врач, молодой специалист в белом халате, объяснил ситуацию без прикрас:

— Инфаркт обширный, осложнения возможны. Но если будет покой, правильное лечение, есть шансы. Главное, чтобы нервничать не стала.

— А муж ее может навещать?

— Может, но только в трезвом виде. Больной волнения противопоказаны.

Пришлось взяться за Семена Кузьмича всерьез. Я забрал у него все бутылки, договорился с Зинаидой Петровной, чтобы в магазине ему водку не продавали. Галя с подругами по очереди дежурили в доме, готовили еду, следили, чтобы не запил снова.

— Виктор Алексеевич, — сказал мне как-то вечером зоотехник, когда похмелье отпустило, — что же я наделал? Овец бросил, жену не навещаю… Какой я после этого специалист?

— Вы тоже человек, Семен Кузьмич, — ответил я. — Горе большое, всякий может сломаться. Главное теперь исправляться.

— А как исправишь? Овцы небось все переболели, молоко попортили…

— Не все. Пятнадцать голов пролечили, остальные здоровы. И молоко в норме, проверяли.

Постепенно зоотехник начал приходить в себя. Сначала просто ездил со мной на пастбище, молча наблюдал за стадом. Потом стал давать советы, поправлять мои ошибки в кормлении и содержании животных.

— Видишь, эта овечка хромает? — указал он на животное в дальнем углу загона. — Копыта подрезать надо, и ванночку с медным купоросом сделать.

— А эту зачем отделили? — спросил я про овцу, которая стояла в отдельном загончике.

— Суягная она, скоро ягниться будет. Таких отдельно содержат, корма лучшие дают.

Знания возвращались постепенно, вместе с интересом к работе. Вскоре Семен Кузьмич уже сам составлял рационы, проверял состояние животных, планировал случку на следующий год.

Лидии Ивановне становилось лучше. Врачи разрешили перевести ее в обычную палату, убрали капельницы. Семен Кузьмич, приведя себя в порядок, стал навещать жену каждый день.

— Как наши овечки? — спрашивала она, когда немного окрепла.

— Хорошо, Лидочка, — отвечал муж, поглаживая ее руку. — Виктор Алексеевич помог, комсомольцы ухаживают. Все живы-здоровы.

— А я так боялась… думала, что-то случится…

— Ничего не случилось. Теперь мы систему наладим, чтобы больше таких сбоев не было.

И действительно, пришлось создавать систему дублирования ключевых должностей. Галю назначили помощником зоотехника, она быстро освоила основы животноводства. Володя Семенов взял на себя техническую часть — ремонт оборудования, модернизацию кормоцехов.

— А если кто-то еще заболеет? — спросила Галя на вечернем совещании в конторе.

— Поэтому и готовим заместителей, — объяснил Громов. — У каждого специалиста должен дублер, знающий основы работы.