Читать книгу 📗 "Кореец (СИ) - Ледов Вадим"

Я опешил. Вот это поворот! Брюс не только не взял проценты, но и фактически вложился в свою «племянницу», переложив всю ответственность (и деньги) на меня. Хитер, бобер! Таким макаром он не просто обеспечивал Анечке старт, но и привязывал меня к этому проекту железной цепью. Отказаться теперь было бы верхом глупости и неуважения.

— Это… это очень щедро, Борис Алексеевич, — пролепетал я, пытаясь скрыть удивление. — Ну что ж, готов познакомиться и, так сказать, оценить масштаб дарования.

Брюс усмехнулся в свои пышные усы.

— А что тут оценивать в кабинете? Талант надо на публике смотреть! Пойдем-ка лучше в зал. Там как раз скоро программа начнется. И наша Анюта сегодня поет. Заодно и поужинаем по-человечески, а то что мы все в этой конуре сидим, как заговорщики.

Мы вышли из душного кабинета в основной зал. Здесь уже вовсю кипела жизнь: смех, звон бокалов, гул голосов, аромат шашлыка и пряных соусов. На небольшой эстраде, украшенной бархатным занавесом и парой пальм в кадках (видимо, для создания атмосферы тропического рая), музыканты ресторанного оркестра лениво настраивали инструменты — гитары, рояль, духовые, ударные.

Классический набор для услаждения слуха советского человека, изголодавшегося по «культурному отдыху».

Нас проводили к столику у самой эстрады — лучшие места, разумеется. Официант тут же материализовался с меню и картой вин. Брюс широким жестом заказал всего понемногу, да побольше. Халдей мигом подогнал графинчик «Киндзмараули». Жить хорошо, а хорошо жить — еще лучше, особенно когда за чужой счет.

В семь часов, как по команде, музыканты встрепенулись, пианист сел за рояль, и зал наполнился первыми, чуть фальшивыми, но задорными звуками какой-то популярной мелодии. На эстраду вышел конферансье — полный, лысоватый мужчина в слегка помятом смокинге и с бабочкой на резинке. Вид у него был такой, будто он только что сбежал со съемок фильма про дореволюционную Одессу.

— Добрый вечер, дамы и господа! Мадам и месье! Товарищи! — Он обвел зал маслянистым взглядом. — Ресторан «Баку» рад приветствовать вас! И сегодня, по многочисленным просьбам трудящихся и гостей столицы, наш оркестр начинает свой музыкальный вечер! А украшением этого вечера, его жемчужиной, станет выступление молодой, но уже полюбившейся вам певицы… Встречайте, Анечка Бельская!

Он со значением посмотрел на музыкантов, которые тут же заиграли какое-то лирическое вступление, и отошел в сторону, уступая сцену «жемчужине».

И на эстраду вышла она, Анечка. Длинное, облегающее черное платье с декольте и разрезом подчеркивало ее точеную фигурку. Иссиня-черные волосы были уложены в высокую, элегантную прическу, открывая лебединую шею. В руках она держала микрофон (старенький, советский, но в ее руках он выглядел как скипетр). Легкий макияж делал ее восточные черты еще более выразительными, а в глазах горел огонь — не то сценический азарт, не то предвкушение триумфа. Она держалась с удивительным достоинством, почти по-королевски, и легкая улыбка играла на ее губах.

Музыка стихла. Анечка подождала, пока в зале установится тишина, и, обведя публику чуть насмешливым взглядом, запела.

И это была та самая с детства знакомая песня.

«Ты стоишь у окна, небосвод высок и светел…» Ее голос — это низкое, бархатное, чуть с хрипотцой контральто — полился в зал, заполняя его, обволакивая. Она пела о какой-то абстрактной «царевне-несмеяне», которая грустит у окна, не зная отчего. Но пела так, что каждый в зале, наверное, чувствовал себя этой самой царевной (или царевичем), стоящим у окна своей жизни и тоскующим по чему-то несбывшемуся. В ее голосе была и печаль, и надежда, и какая-то потаенная страсть. Да, манера была немного ресторанная, с характерными «заломами» и чуть утрированной драматичностью. Но это была настоящая, живая эмоция, идущая из самого сердца. А главное — голос! Сильный, гибкий, с невероятным диапазоном и богатейшими обертонами. Таким голосом можно было петь и блюз, и джаз, и рок-н-ролл, если его правильно направить.

Я сидел, как громом пораженный. Это было не просто «талантливо». Это было… гениально. В своем роде, конечно. Этот голос, эта манера, эта внешность — да это же готовая звезда! Не для комсомольских слетов, конечно, и не для правительственных концертов. А для тех, кто устал от фальши и показухи. Для тех, кому нужна настоящая, честная музыка.

Песня закончилась. Секунду в зале стояла тишина, а потом он взорвался аплодисментами. Даже самые прожженные циники и партийные бонзы, поедающие свой шашлык, отложили вилки и захлопали. Брюс сиял, как начищенный пятак.

— Ну как, Кореец? — он наклонился ко мне, перекрикивая шум. — Говорю ж, талант! Самородок!

А я смотрел на Анечку Бельскую, которая стояла на сцене улыбаясь и принимая овации, и понимал: да, это самородок. И очень сложный. Но с таким материалом можно было работать. И даже нужно! Кажется, судьба подкинула мне не просто «племянницу» криминального авторитета, а настоящую, потенциальную звезду. И теперь моя задача — огранить этот алмаз. И сделать так, чтобы он засиял на всю страну. Задача не из легких, но отступать было некуда. Да и не хотелось. Потому что это было настоящее. То, ради чего я, Марк Северин, и оказался в этом времени и в этом теле.

И тут я понял! Пронзило, как разряд тока! Девичья группа! Вот оно, золотое дно! А что? В семьдесят первом, если мне не изменяет память, появятся ВИА «Девчата» — чисто женский состав, между прочим! И просуществуют, худо-бедно, до самой перестройки! Значит, ниша есть, запрос имеется! А у меня уже есть солистка — да какая! Анечка Бельская, с ее уникальным голосом и экзотической внешностью! Остальной состав… Да я ж не зря тут по стране мотался, контакты налаживал! Инна — железнодорожная фея. Алла, бухгалтерша каспийской мафии — тоже девушка видная, с характером. Кто еще? Да хоть бы Наташа, та студентка-педагог… Ну, эта, конечно, наивная, как воспитанница Смольного института, но личико ангельское, для массовки сойдет. Не умеют петь? Да и хрен с ним! В наше время, когда космические корабли бороздят просторы Вселенной, фонограмма — великая вещь! Будут рот открывать под «фанеру», изображать томление и страсть. Главное — картинка! А за звук ответит Анечка. И я, ваш покорный слуга. Гениально!

Пока я витал в эмпиреях продюсерских фантазий, на нашем столе начали происходить гастрономические чудеса. Сначала нам подали долму — маленькие, аккуратные, как дамские пальчики, голубцы в тугих виноградных листьях. А к ним — белую, как снег на вершинах Кавказа, кисломолочную подливку, остро пахнущую чесноком и какими-то неведомыми травами. Вкуснотища!

Затем официантка, похожая на гурию из восточной сказки, прикатила тележку, уставленную батареей бутылок с вином — «Хванчкара», «Мукузани», «Цинандали» — и тарелками с горами свежей зелени (кинза, базилик, тархун — голова кружилась от ароматов!) и стопками тонкого, как папиросная бумага, подогретого лаваша. А следом за ней, как падишах, выплыл из кухонных недр пожилой кавказец в белоснежной сорочке с закатанными по локоть рукавами, неся на вытянутых руках большое блюдо под высокой крышкой.

Сверкнув золотыми коронками и покраснев от натуги, он с благоговением водрузил это блюдо точно в центр стола.

— Вот это дело! — одобрительно крякнул Брюс, шумно втягивая ноздрями дразнящий запах жареного мяса и специй. — Видит Бог, сейчас я отведу душу! Мировой харч! Аршак, дорогой, — обратился он к кавказцу, — будь так любезен, раздели нашу скромную компанию! Присаживайся, не стесняйся! Следующий тост, не скрою, будет за тебя и твое золотое искусство!

— Борис Алексеевич, дорогой, только на пять минут, ей-богу! — Аршак, оказавшийся шеф-поваром этого гастрономического рая, присел на краешек свободного стула, который ему тут же пододвинул Лева. Он озабоченно поглядывал на дверь кухни, за которой скрылась официантка. — Женщине, конечно, можно доверить все, даже партийный билет и кассу взаимопомощи. Но кухню — никогда! Там глаз да глаз нужен!

Анна продолжала петь. За «Царевной-несмеяной» последовал «Сиреневый туман» с непривычным текстом, потом «Черный кот», «Песенка про медведей»…