Читать книгу 📗 "Регрессор №15 (СИ) - Арх Максим"

Серый костюм, серый плащ, серая фетровая шляпа, белая рубашка с идеально выглаженным воротником, тёмный галстук и нагуталиненные до блеска чёрные ботинки, в которых при желании можно было увидеть собственное отражение, словно в зеркале, и завершающий образ портфель в правой руке говорили о том, что я — это уже не совсем я.

Но как же быстро в этом времени осуществилась моя фантомная мечта — быть бюрократом, имеющим полагающиеся столь высокому званию блага в виде спецобслуживания, прикреплённого водителя, спецтранспорта со спецсигналами. А ещё права посещать в любое время спецлечебные учреждения, быть опекаемым спецохраной, отдыхать на спецкурортах и вообще много чего спец. Ну а если ещё учесть, что у меня огромное куча денег, авторских прав на фильмы, книги и музыку с песнями и без, то просто караул, в какого монстра я очень быстро превратился. Прошло чуть больше года моего пребывания в этом мире, а я уже сумел достичь в сотни раз больше, чем за всю свою прошлую прожитую жизнь.

«Вот так, Саша, — пришла в голову мысль. — Хотел быть человеком серьёзным, государственным? Получай. Восемнадцать лет — а уже выглядишь как завсегдатай ЦК. Никакой тебе романтики. Всё чинно, гладко и с визой госбезопасности».

Шофёр — молодой парень с короткой стрижкой — заметил меня, быстро выскочил, распахнул заднюю дверцу.

— Товарищ Васин, машина готова.

Я кивнул, стряхнул несуществующую пылинку с лацкана и сел внутрь. Ухмыльнувшейся моей грации Кравцов, ничего не сказав, сел рядом с водителем, и наше авто помчалось в неизвестность.

Сначала медленно проехали по тихой улице моего района, потом выбрались на проспект. Москва в этот час была удивительно спокойна. Я смотрел в окно и думал.

«Вот кем ты стал, Саша. Бюрократ! И не просто бюрократ, а бюрократ с личной машиной, водителем и даже охраной. А ведь недавно — всего какой-то год назад — я раздавал на улицах кассеты со своими записями, пел песни под гитару, ел с ребятами чебуреки и шашлыки и совершенно не думал о том, что когда-нибудь поеду на приём к самому Михаилу Андреевичу Суслову — секретарю ЦК».

Теперь же это стало самой настоящей реальностью. Непроизвольно усмехнулся.

Кравцов заметил это в зеркале заднего вида и, чуть повернувшись, спросил:

— Что-то смешное вспомнили?

— Да нет. Просто подумал, как вещи меняют людей.

— Это ты верно заметил. Всех нас меняет, — кивнул полковник и неожиданно выдал философское размышление: — В этой перемене главное не потерять себя и, изменившись внешне, не поменяться внутренне.

Всю дорогу до Кремля я размышлял над его фразой, пытаясь понять: изменился ли я внутренне или всё же нет? И если изменился, то насколько сильны эти изменения стали по сравнению с тем днем, когда я перенёсся в это спокойное время моей юности?

Подъехали к пропускному пункту. Кравцов показал документы, охрана проверила списки, шлагбаум поднялся.

— Ну, — сказал полковник, обернувшись, — поехали творить историю.

— Историю мы уже давно творим, товарищ дядя Миша, — хмыкнул я и негромко добавил: — Об этом просто никто в этом мире даже не догадывается.

В приёмной ЦК было тихо и почти торжественно, как в музее. Полированный паркет блестел, мягкие ковры глушили шаги. Секретарь — женщина лет пятидесяти в строгом костюме — проверила моё имя в списке, кивнула и позвонила куда-то по телефону, потом перевела на меня взгляд и сказала:

— Вас ждут. Прошу.

Я поднялся, тщательнейшим образом поправил галстук, как будто от этого зависела вся моя дальнейшая карьера, и вошёл в заботливо открытые передо мной двери.

Кабинет был просторный, но аскетичный. Большой стол, заставленный папками, висящий на стене портрет Ленина, два кресла напротив, журнальный столик, у окна — глобус и несколько книжных шкафов.

Суслов сидел за столом.

Когда за мной дверь закрылась, он поднял голову, посмотрел на меня пристально, но не строго — скорее изучающе и произнёс:

— Ну что, Васин, вот мы наконец-то вновь встретились. Значит, в армию от всех бед решил сбежать?

— Стараюсь быть полезным на всех направлениях, товарищ Суслов, — ответил я, чуть растерявшись.

— А полезность твоя состоит в том, чтобы бить старослужащих в воинской части?

— Так они первые…

— Васин! Ты уже не в детском саду! Ты, если посмотришь по сторонам, сообразишь, где ты теперь находишься! А значит и вести себя должен соответственно! Никого бить не надо! У нас для этого милиция есть!

Разумеется, я понимал и предполагал, что меня будут пропесочивать за всё сделанное и не сделанное, но всё равно — масштаб фигуры, с которой мне предстояло вести беседу был таков, что перечить и вступать в дискуссию было крайне сложно, если вообще возможно.

А тем временем хозяин кабинета поднялся из-за стола, подошёл ко мне и протянул для рукопожатия руку.

— Ну, здравствуй, Васин — наш блудный беспокойный сын.

— Здрасте, товарищ Михаил Андреич, — промямлил я и ответил на рукопожатие.

— Хорошо, что приехал. Давай присядем и поговорим, — неожиданно перешёл он на дружеский тон и показал рукой на кресла. — Располагайся.

Я сел и поймал себя на том, что совершенно не нервничаю.

«Может быть, вот оно, настоящее взросление, — подумал я, присаживаясь на мягкое кресло. — Сидишь в кабинете у Суслова, а в голове вместо страха только мысли о том, нормальный ли я репертуар подогнал ребятам, или лучше бы дал им какие-нибудь другие песни?»

Когда расположились, собеседник спросил:

— Александр, ничего если буду с тобой на «ты»? Я старше и так, думаю, будет удобней.

— Конечно, Михаил Андреевич, — кивнул я, не став напоминать, что он и так уже давно со мной на «ты».

— Хорошо. Ты же помнишь, что мы с тобой знакомы? Можно сказать — уже старые приятели.

— Так оно и есть. Мы с вами на банкете общались. И на комсомольском собрании…

— Правильно, — кивнул он и хмыкнул. — Было собрание… И там мы тебе поставили на вид! И по делу! Так что обижаться тебе не на кого, кроме как только на себя! Но с тех пор много воды утекло. Ты вот, как оказалось, даже в армии послужить успел.

— Было дело, — буркнул я, помня, что в армию я попал исключительно благодаря визави. Он просто не оставил мне выбора. Армия или тюрьма — выбор был невелик. Вот я, будучи почти в здравом уме, и выбрал первое, пошёл отдавать долг Родине. О чем, кстати говоря, совершенно не жалею.

«Интересно, он что, сейчас разовьёт тему с дракой и будет меня про службу расспрашивать? — закралась в голову мысль. — Хорошо. Пусть будет так. Спросит и я ему развёрнуто отвечу. Ничего не забуду. В том числе и как по его вине там жизнью рисковал, чуть не уйдя в последнее дальнее плавание».

Но в своих предположениях я ошибся.

Товарищ Суслов продолжил свои измышления совсем в неожиданном ключе.

— А до армии, тебя ведь ещё и жениться угораздило. А потом говорят, даже и развестись захотел, — огорошил меня он, а затем, поправив на носу свои очки в роговой оправе, поинтересовался: — Кстати, а почему?

Резкий переход от мыслей об армии к личной жизни меня несколько выбил из колеи.

— Так получилось…

— А конкретней? Зачем разводиться-то надумал?

— А вы не знаете?

— Нет.

— Там у Марты ребёнок родился, и оказалось, что не от меня. Одним словом тот Вася… он совсем не мой Вася.

— Гм, как же не твой, когда твой? — поднял бровь Суслов. ­– Об этом же ясно говорит экспертиза, да не одна!

— Неправильная экспертиза, — покачал я головой. — Там без экспертизы видно, что не мой. Так что давайте не будем меня переубеждать.

— Да я и не переубеждаю, просто говорю, что жена твоя в страну вот-вот приехать должна.

Я закашлялся.

— Как это? Как жена? Я же в разводе!

— Пока нет, — покачал головой хозяин кабинета, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Процедуры развода не было проведено, так что пока ты женат.

— Но мне обещали…

— Саша, существует закон, — прервал меня Суслов. — Советский закон говорит, что заявление о разводе рассматривается в присутствии обоих супругов. И он не терпит самодеятельности.