Читать книгу 📗 "Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович"

Пикируем. Скорость растет. Точки резко укрупнились и раздались в стороны, принимая очертания бомбардировщиков, образующих клиновидные построения, эшелонированные по высоте.

Страх моментально отгорел. Нет ни азарта, ни робости. В голове звенит лишь одна мысль, — дать правильное упреждение, не промахнуться!

Мимо промелькнули поджарые силуэты «сто девятых». Не зря их прозвали «худыми».

Фашисты едва ли успели что-то понять. В воздушном бою несколько секунд решают исход атаки.

Целью беру первый попавшийся бомбардировщик из верхнего эшелона высоты, — есть вероятность, что, проскочив строй, я успею окатить очередями еще одного, идущего ниже и дальше.

Скорость почти предельная. В пикировании она суммируется с энергией выстрела, поэтому огонь открываю с бо́льшей дистанции, чем обычно, одновременно вжав обе гашетки. Успеваю скорректировать упреждение по трассерам, — есть! Полетели обломки! Атакованный мною «Хенкель» не загорелся, но резко и опасно сманеврировал, задев крылом соседний бомбардировщик!

«МиГ» ощутимо вибрирует. Скорость перевалила за шестьсот километров в час и растет! Выше вспух огненный шар! Проскакиваю в зазор между средними эскадрильями, навскидку даю очереди еще по одному «Хенкелю», но результата атаки не вижу, — слишком быстро все происходит. Скрипя зубами, одной рукой удерживаю ручку управления, а другой проворачиваю штурвал триммера, постепенно выводя самолет из пикирования.

Справа-выше что-то взорвалось. Мимо промелькнули обломки. Где Захаров — не вижу. Кто взорвался тоже не понимаю.

Земля уже близко. Постепенно приподнимаю нос самолета. Стараюсь максимально сохранить скорость, — она мне понадобится для отрыва от преследования и набора высоты.

Хриплю:

— Илья⁈

Рация в ответ лишь потрескивает помехами.

Мимо промелькнули трассы. Добавляю газ, доворачивая на запад. «Мессеры» промелькнули и отстали, — как и рассчитывал, они не ожидали, что я стану уходить на их территорию!

Оглядываюсь.

Пока оторвался. За мной увязалась пара. Где остальные, не вижу. Судьба Захарова неизвестна.

Трезво оцениваю ситуацию. Идти в набор высоты для повторной атаки бомбардировщиков, когда «худые» висят на хвосте, — идея не из лучших.

Беру ручку на себя по диагонали. Синхронно работаю рулем направления. Боевой разворот!

В резком маневре я успел набрать метров пятьсот высоты. Приемлемо. Фашисты на встречном курсе. До них пара километров.

Иду в лобовую, проверяя их нервы. Вызов не приняли. Вражеских пилотов слепит солнце. Отвернули влево. Режу их маневр, но атака сорвалась. Вовремя осмотрелся. Сверху пикируют еще три пары!

Резко бросаю самолет в сторону. Перекладываюсь с крыла на крыло. Мой курс под разными углами пересекают мутные трассы. Несмотря на активное маневрирование и частые смены направлений, огонь слишком плотный. Как оказалось большинство «мессеров» прикрытия потянулись вслед и теперь атакуют с разных сторон, не давая мне вырваться!

Обе плоскости прошило очередями. Фонарь кабины лопнул, брызнув осколками плексигласа.

Я жив. Двигатель пока тянет. Лечу, фактически прижимаясь к земле. Высотомер «по нулям». Прибор явно сбоит. Проношусь над самыми верхушками деревьев, значит высота еще метров двадцать, как минимум.

Немцы упорно идут следом. Не отстают! «Худые» стелются низко, словно волчья стая! Чувствую, опять берут в прицел! Резко маневрировать с изорванными плоскостями нельзя, пока выручает только скорость. Дымка у земли расступается неохотно: вот промелькнула опушка рощицы, за ней — позиция артиллерийской батареи, а дальше вдруг открылись изрезанные траншеями колхозные поля.

Опасно снижаюсь. Мимо летят пулеметные очереди: тугие, как плотно свитые жгуты, — бьет наша счетверенная зенитная установка «Максим»!

Земля так близко, что оглянуться нет возможности. На секунду отвлечешься и все! Слева темной стеной высится лесной массив. Ныряю еще чуть ниже, но почти сразу приходится брать ручку на себя, — «МиГ» едва не цепляет днищем ветки кустарника, растущего по меже между полями!

Жду очередей, посланных вдогонку, но нет! По мне никто не стреляет! Набираю метров сто высоты и лишь тогда оглядываюсь. «Мессеры» отстали! Наши траншеи огрызаются вспышками винтовочного огня. На опушке леса пылает чадный костер. Похоже кого-то из преследователей сбили, либо фашист не справился с управлением на сверхмалых высотах.

Чувствую, как моя машина вибрирует, упрямо заваливаясь на одно крыло. Плоскости изрешечены. Движок пока тянет, но температура на пределе и продолжает расти. Вслед «МиГу» тянется шлейф топлива из пробитых баков и мутно-белые выбросы выкипающей охлаждающей жидкости.

Осторожно набираю еще немного высоты и разворачиваюсь на примеченные при взлете ориентиры. Аэродром недалеко за перелеском, километров пять-семь на восток. Вопросом, собьют ли меня при посадке, пока не задаюсь. У фашистов есть задание. Они должны сопровождать бомбардировщики. Если сяду, надо обязательно связаться с кем-то из командования, доложить, — такие мысли позволяют не думать о смерти.

Дотяну. Обязательно дотяну и сяду!

Волнует только одно — куда подевался Илья?

На посадку захожу по-фронтовому. Шасси не выпускаю до последнего момента. Выравниваю машину над полосой, быстро осматриваюсь, — «мессеров» нет.

Щелкаю переключателем, но в ответ лишь бессильно шипит перебитая пневматика.

Садиться на брюхо опасно. Дергаю ручки тросиков аварийного выпуска. Сработало! Стойки вышли под собственным весом!

Касание! Тормоза не реагируют. Пневмосистема полностью отказала. Тяги руля направления перебиты и в какой-то момент самолет резко уводит в сторону, — крыло чиркнуло о землю и, похоже, подломилось. Двигатель заглох.

Ко мне бегут техники. Со стороны КП едет легковая машина. Откуда она здесь взялась? Я почти ничего не соображаю, кроме того, что жив и сел.

Старшина Потапов взобрался на крыло, с трудом сдвинул простреленный во многих местах фонарь. Ни слова не говоря он расстегнул привязные ремни, схватил меня и с силой выдернул из кабины.

Как оказалось на полосе вспыхнуло выливающееся из пробитых баков топливо, а я этого даже не заметил, настолько оглушающей, нечеловеческой оказалась усталость, навалившаяся сразу после посадки. Не представлял, что такое вообще возможно. Ты вроде бы жив, цел, находишься в сознании, но как будто не в себе…

Я присел на землю подле пустующего капонира.

Техники забрасывают песком горящие лужицы. Мой «МиГ» похож на раненную птицу. Уже понемногу начинают сгущаться сумерки и его темный силуэт резко выделяется на фоне красок заката. Обшивка крыльев зияет дырами. Одна из стоек шасси подломилась при посадке.

Близко урчит автомобильный мотор. Чей-то резкий голос долетает до моего слуха, но жесткие, рубленные фразы текут мимо сознания:

— Угробили две машины, никого не сбив! — голос раздается где-то неподалеку. — Это как понимать⁈

— Я лично наблюдал за воздушным боем, товарищ батальонный комиссар! Летчики действовали грамотно и решительно! — так же резко ответил второй голос. — В результате атаки два фашистских бомбардировщика столкнулись в воздухе, еще два повреждены обломками и вынужденно ушли на запад! Зенитным огнем сбит один «мессершмитт», и еще один тоже был вынужден уйти на свой аэродром, получив повреждения от винтовочного огня!

— Знаю! Видел! Пехота постаралась! Но в чем победа⁈ Налет не сорвали! Что же мне прикажешь доложить? Наши летчики отличились или немецкие летать не умеют⁈

Лиц я не вижу. После перегрузок перед глазами все еще плавает непонятная муть.

Надо бы подойти, представиться, доложить о бое, но совершенно нет сил. Словно из меня стержень выдернули. Никогда не испытывал ничего подобного.

— Товарищ батальонный комиссар, вдвоем атаковать такую армаду, разбить построения, навязать свои условия боя, увлечь истребители прикрытия к земле под зенитный огонь, — это не просто смелость! Героизм!