Читать книгу 📗 "Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович"

Он поочередно указал на собак:

— Группа В, С, D, Е.

— А где А?

— По группе А уже готов антидот, проводятся испытания.

— На какой собаке? — не понял я.

Мурлыкнул дверной звонок.

— На мне, — хмыкнул профессор, — Я принимаю антидот и уже две недели не сплю.

Хм. Вангер не выглядел, как человек, который не спит даже один день. Вполне бодрый, причем без этакой нездоровой бодрости, какая бывает после кофе или кокаина. Наверное, эти его антидоты — похоже еа антрекот — и впрямь действуют

— Степан Иванович, — заглянула экономка, — к вам пришли эти… Вчерашние…

Она попыталась что-то изобразить своим сморщенным лицом, выглядело это так, как будто она сейчас гикнется.

— Прошу прощения, товарищи.

Профессор вышел, а мы с Григорьевым подошли рассмотреть собак. Особенно того, рыжего, замученного… а, нет. Судя по бельму на глазу и одному-единственному клыку в пасти, пёс просто старый как Мафусаил. А так — шерсть не тусклая и не вылезающая, глаз, который не с бельмом — блестящий… Нет, непохоже, что их тут мучают. И жертвоприношений профессор не проводит: собаки это чувствуют и не были бы такими бойкими.

Похоже и впрямь, ложная тревога — нет тут никакой магии, чистая наука. Просто настолько сложная, что ее от магии не отличить. Эх, сюда бы пресвитера для верности или хотя бы Чеглока. У того взгляд наметанный, он следы колдовства враз определяет.

— Кречетов, — тронул меня за плечо Григорьев, — там что-то нетихо.

И впрямь: за дверью определенно скандалили и, кажись, даже угрожали.

5

На спокойного, как валун, Вангера наскакивал типчик неприятной наружности: невысокий, с усиками под Макса Линдера, в клетчатом костюме и широкой кепке. У дверей маячили два громилы, одетые уже попроще и похожие на мясников.

— Да ты знаешь, профессор вшивый, какие деньги из-за тебя, люди потеряли⁈ — брызгал слюной клетчатый, — Если тебя вместе с твоей мамкой продать, таких денег не наберешь! В общем так — отрабо…

— Что здесь происходит? — лениво поинтересовался я.

Клетчатый мельком взглянул на нас, не впечатлился и махнул одному из громил:

— Гаврила, выкини их, — и снова повернулся к Вангеру, — Будешь колдовать лошадей…

Я достал наган.

— Жук, у хромого шпалер, — спокойно прогудел Гаврила-громила.

— Ну так отними! — клетчатый, не глядя на нас, протянул руку, явно пытаясь схватить профессора за бороду и тут же завизжал: тот перехватил руку у запястья и, не напрягаясь, сжал так, что захрустели кости. Силушкой бог профессора не обидел… Или опять научные штучки?

Гаврила, тем временем, тянул свою лапищу к моему револьверу. И тут или стрелять или…

— МУР, — я показал свой значок.

Вот это сработало: громилы сделали шаг назад, даже тот, что у дверей стоял, а клетчатый отчаянным рывком выдернул руку из стального захвата и заорал:

— Мусоров навел, падло⁈ Уходим!

Он прыгнул к двери и, по примеру всех дешевых сявок, желающих оставить за собой последнее слово, выкрикнул оттуда:

— Мы с тобой потом поговорим, борода!

— Зачем потом? — послышалось от входа в квартиру, — Давай сейчас поговорим

В дверях, с улыбкой на лице и наганом в руке, стоял Чеглок.

6

В общем, клетчатый сотоварищи оказался неинтересной шушерой с Центрального Московского ипподрома. А вот причина, по которой они заявились к профессору Вангеру, оказалась гораздо интереснее.

— Ну, а что мне собак, воровать с улицы, что ли! — развел руками профессор.

Денег от ЦЕКУБУ, Центральной комиссии по улучшению быта ученых, ему хватало. Для улучшения быта. А вот на опыты и эксперименты — уже нет. Вангер честно признался, что уже присматривался к уличным псам, но тут ему в голову пришла идея, как получить деньги, так сказать, по своему научному профилю.

Скачки на Центральном уже несколько лет как возобновили, а вот тотализатор еще не работал. Официально. А неофициально же деньги можно было поставить, на любой исход. И, например, если вдруг выиграет лошадь, всегда бывшая в отстающих, то можно на свою ставку получить раз в десять, а то и в двадцать больше чем поставил. Нашему же профессору, с его белохимией — подозрительное какое-то названьице — сделать это легче легкого: спрятать в ладони короткий шприц с небольшой иглой, подойти вечером к выбранной лошади, хлопнуть ее по крупу, быстро вколоть смесь лекарств, которые за ночь взбодрят конский организм — и вот на утренних скачках середнячок рванет вперед, как ракета, обгоняя признанных фаворотов, а тот, кто поставил на него деньги, уйдет с солидной суммой. Жульничество, конечно, но я уже понял, что мораль у профессора Вангера довольно гибкая.

Единственное: он недооценил подозрительность организаторов подпольного тотализатора. Он был далеко не первым из тех, кто пытался «взбодрить» дохленькую лошадку или травануть фаворита — не зря каждая лошадь выходит на скачки увешанная амулетами, как цыганка монисто — поэтому они быстро сопоставили того, кто вчера приближался к кобыле и того, кто сегодня огреб выигрыш. Сопоставили — и заявились клеить претензии. Но не удалось — здесь случились мы.

— Да я думаю, — хмыкнул я, когда за кружкой чаю профессор искренне благодарил нас троих за помощь, — вы и без нас могли справиться. Силушки у вас, дай бог каждому. Опять ваши препараты и химия?

— В каком-то смысле, — Вангер кивнул в угол, где стояли две пудовые гири.

— От выстрела в спину мышечная сила не помогает, — заметил Чеглок, — вам бы на время уехать из Москвы…

— Да я, уж понял… В Ялту поеду, там завершу исследования. К тому же у меня есть идеи, насчет морской фауны. Знаете ли вы, например, что рапаны…

Профессор осекся и посмотрел на наши поскучневшие лица.

— А хотите, — загорелся он, — я вас обследую и, если кто-то из вас попадет в группу А — подарю вам подавители сна? А? Вы ведь мне помогли.

— Это наша работа, — отмахнулся Чеглок, — а что за исследования?

— Буквально капля крови, а там всё зависит от реакции препарата…

— Меня не надо, — сразу отказался Чеглок, — не думаю, что в моей крови вы что-то интересное обнаружите…

Я бы подумал, что он не хочет оставлять свою кровь где попало — на нее и порчу можно навести и проклятье, да хоть вольт составить — но мой начальник уже осмотрел лабораторию профессора и заявил, что колдовством тут и не пахнет, чистая наука. Видимо, не смог перебороть привычку осторожно относиться к таким вещам. Мы же с Григорьевым попробовали. Он попал в группу Е, для которой Вангер еще не придумал противосонных пилюль, а мне повезло — у меня была та самая группа А, что и у профессора и мне подарили жестяную бонбоньерку дореволюционного товарищества Абрикосова, в которой перекатывались десяток неровных пилюль. По словам Вангера одна пилюля заменяла ночь полноценного сна.

В общем, сигнал оказался ложным. Оно и верно — не могут все сообщения о нечисти и колдовстве оказываться истинными, всегда есть паникеры, скандалисты, да просто дураки.

В МУРе я вышел из отдела отнести документы, а когда вернулся — мимо прошел Чеглок с двумя товарищами в кожаных куртках, похожими на агентов ОГПУ.

— А куда это начальник поехал? — спросил я ребят.

— В ОГПУ, — растерянно ответил Балаболкин, глядя на дверь.

— Зачем? — интересно, что там в ОГПУ такого случилось, что без Чеглока не разобраться?

— Да вот, сказали, что наш Чеглок — никакой не Чеглок вовсе…

Дело номер 37: Черный человек

1

Чеглок вернулся к нам через неделю.

Честно говоря, до его возвращения мы всем отделом не знали, что и думать. По имеющейся у нас информации, полученной как от огпушников, которые его увели, так и от агента Седьмых, узнавшего, что смог, для нас, по старой памяти, на нашего начальника поступил донос, в котором сообщалось, что начальник ОБН МУРа, Чеглок Иван Николаевич, 1900 года рождения — вовсе не Чеглок, и не Иван, и не Николаевич, и родился, возможно, вовсе не в том году. Мол, все это выдумка и вранье, а на самом деле он — белогвардейский шпион, заброшенный в Советскую Россию, чтобы, соответственно, шпионить, вредить и пакостить. Правда, зачем, в таком разе, этому самому неизвестному шпиону идти работать в МУР, где возможностей шпионить не сказать, чтобы много, а шансом сложить голову в стычке с очередной ведьмой или колдуном — наоборот не сказать, чтобы мало? Этого неизвестный аноним не сообщил, но упирал на то, что наш начальник — из дворян и юнкеров, а никакие Чеглоки там, где наш начальник родился, отродясь не жили.