Читать книгу 📗 "Страждущий веры (СИ) - Гольшанская Светлана"

— Вначале праздничный обед — подарки потом, — торжественно объявил Микаш и достал фляги с водой и бульоном: — У нас сегодня не званый обед у высокого лорда, а настоящий королевский пир!

Я не оценила шутки, забрала фляги и обедала сама. Сил уже хватало. Микаш жевал лепёшки с вяленым мясом. И для меня оставил. Даже вприкуску с бульоном твёрдая пища не шла, но я заставила себя съесть всё.

— А теперь подарок для послушных девочек, — Микаш достал из-за пазухи серый свёрток. — С днём рожденья!

Он вложил мне в руки два пучка тонких прутьев, перевязанных крестом. Наверху — холщовый шар, набитый сухим мхом, вместо волос натыканы сосновые иголки, прутья обёрнуты лоскутами на манер платья.

— Кукла? Ты серьёзно?

Я их даже в детстве не жаловала, искусных, точь-в-точь похожих на людей, в роскошных одеждах.

— Моя сестра их любила, — смутился Микаш и опустил глаза.

— Она была слабоумной. Мне не пять лет, а семнадцать, если не заметил.

— Не будь такой злобной. Я просто хотел тебя порадовать.

— Не надо так стараться. Это глупо.

— Давай выброшу! — оборвал он и попытался отобрать у меня куклу.

Я отодвинулась и рассмеялась:

— О, нет! Ты же от чистого сердца старался. Оставлю её — будет наша дочка. Нужно придумать ей имя. Обычно выбирают из отцовского рода. Как звали твою мать и сестру?

— Только попробуй! — стальные глаза полыхнули яростью.

Он сложил руки на груди и, широко раздувая ноздри, сжал губы в тонкую полоску. Ох, как взбесился. Я снова не сдержала смех.

— Хорошо, значит, будет незаконной дочерью с именем моего рода. Хм… Гертруда? Или Альгерда? Да, это определённо Альгерда. Герда, поцелуй отца!

Я приложила куклу к небритой щеке Микаша. Он отскочил, как ужаленный.

— Прекрати!

Я пожала плечами и поднесла куклу к своему лицу.

— Не повезло нам с отцом. Отец у нас бука. Он хотел тебя выбросить, представляешь? Но не бойся, я выращу тебя сама и не буду заставлять работать, буду рассказывать сказки на ночь и устраивать праздники каждый день!

Микаш зарычал, испепеляя меня гневными взглядами. Я укачивала куклу на руках, напевая колыбельную. Он закрыл глаза и сделал несколько громких вдохов.

— Ты изменилась.

— Нет, я впервые стала собой. Не нравится — уходи!

— Только вместе с тобой. Внизу разведём костёр, и ты сможешь немного поспать.

Он повернулся ко мне спиной, подставляя плечи. Край неба окрасился в холодный, бледно-розовый цвет. Скоро стемнеет. Или нет? Будут долгие-долгие сумерки, а полная тьма не наступит до зимы.

— Сам-то когда спал в последний раз?

— Это неважно. — Он развернулся и заглянул мне в глаза: — Я не находил себе места, пока тебя не было, и не стану спать, пока ты не окажешься в безопасности. Пожалуйста! Иначе мы оба околеем.

Мы долго смотрели друг на друга. Розовое сияние уже исчезло, и свет стал молочным. Наползал туман.

Я поднялась, опираясь о сосновый ствол, и положила руку на плечо Микаша. Колени подвели. Я бы упала, если бы он не перехватил меня за талию, но сдаваться всё равно не собиралась:

— Так будет быстрее.

Микаш поджал губы и нехотя кивнул. Мы поковыляли вниз по каменистой дороге.

До расселины добрались в самый тёмный час, не так, конечно, как полугодовой ночью в Утгарде, но тоже страшно. Туман скрывал всё на расстоянии вытянутой руки. Микаш искал мостик через пропасть, проверяя край обрыва палкой. Блуждание надоело. Я раскинула руки в стороны и воззвала про себя: «Брат мой Ветер, помоги!» В лицо дохнуло морозным порывом, дорога и сам мостик вспыхнули голубой нитью. Ого, как быстро! Что, тоже совестно стало?!

Я потянула Микаша в сторону сияния. Он недоверчиво покосился, когда я постучала его палкой по доскам, и пропустил меня вперёд, дырявя глазами ночную мглу. Я нарочно оступилась, выставив ногу в пропасть. Микаш испуганно вскрикнул и чуть было не рванул ко мне. Я засмеялась. Старается, ну так старается!

На другой стороне расселины нашлась закрытая соснами поляна. Мы развели костёр и перекусили. Моя слабость почти прошла. Вскоре к нам вернулись лошади: Кассочка и коренастый мерин Микаша. Паслись теперь на пожухлой траве неподалёку.

— Ненавижу горы. Ненавижу север, холод и полугодовую ночь. Надеюсь, больше никогда мёрзнуть не придётся, — забормотал Микаш, обсасывая кусок вяленого мяса.

— Это хорошо. Значит, со мной ты всё-таки не пойдёшь, — усмехнулась я.

Микаш поперхнулся:

— Опять будешь гробницу Безликого в Хельхейме искать? Это глупо!

— Нет, его гробница не в Хельхейме, а в Нифельхейме, на дальнем юге за мёртвым континентом. Ведь Нифельхейм — это зеркальное отражение Хельхейма. Всё, как в старой норикийской легенде!

— Ты серьёзно? — его лицо вытянулось и закаменело.

— Вполне. Я люблю путешествовать, люблю горы и холод. Назад мне дороги уже нет, так что буду идти, пока Матушка-вьюга не заберёт меня, — я заложила руки за голову и устроилась на земле, вглядываясь в клубившуюся наверху дымку.

Микаш доел, лёг рядом и пристально посмотрел на меня:

— Расскажи. Норикийскую легенду или про Матушку-вьюгу. Что хочешь!

— Только если ты обещаешь поспать.

— У туатов отосплюсь.

Я надула губы в притворной обиде.

— А если я спою тебе колыбельную?

— Мне не пять лет, а девятнадцать!

— Какой большой мальчик! — присвистнула я и пощупала его плечо. Тугие жгуты мышц ощущались даже через одежду.

— Ладно, но только пару часов до рассвета.

Я придвинулась к нему и повернулась лицом.

— Это случилось давно. Норикийское королевство только-только образовалось. Плодородна была его земля, а погода благоволила, золото и серебро текли норикийскому королю Гарденису в руки. Была у него дочь, прекраснейшая из женщин. Позавидовали ему демоны, которых Сумеречники согнали с тех земель в пещеры. Решили они отомстить. Самый злой и коварный из них, король цвергов Брокк, похитил принцессу и спрятал в своей пещере.

— Как тебя Странник, что ли? — перебил Микаш. Я заскрипела зубами.

— Во-первых, я не принцесса, во-вторых, я сама ушла.

— Потому что дура.

— Ой-ой-ой, на себя бы посмотрел. Зачем тащишься за дурой в ледяную преисподнюю и шею всё время подставляешь?

— Забудь. Рассказывай дальше, я не буду больше перебивать, — отмахнулся он.

— Так вот, остался король Гарденис безутешным. Молил Сумеречников вернуть принцессу, обещал богатую награду и её руку в придачу. Сильнейшие рыцари пытались освободить принцессу, но без толку. Цверги уходили глубже под землю и закрывались чарами. Тогда Сумеречники решили договориться, и возвестил цверг Брокк свою волю. Он отдаст принцессу, если ему принесут со дна озера Фол, самого глубокого и холодного в Норикии, золотой перстень матушки Калтащ. Воды озера Фол настолько прозрачны, что его видно с берега. Многие пытались достать его, но ни у кого не вышло. Жил тогда при дворе юный иллюзионист. Он не был родовит и богат, а его дара едва хватало на то, чтобы развлекать гостей во время пиров, — Микаш зашевелился, прислушиваясь внимательней. Я знала, что ему понравится. — Он жил в каморке с немощным дедом. Все советовали избавиться от обузы, но он не соглашался. А ещё он любил принцессу больше других и переживал, что цверги уморят её в мрачном и сыром подземелье. От отчаянья он решил нырнуть за перстнем.

«Вот если бы я был телекинетиком, то обернул бы голову воздушным пузырём и прыгнул в озеро так, что только волны пошли бы. Дался бы мне в руки чудо-перстень, и принцесса вернулась бы домой живая»! — сокрушался он. Дед сидел с ним на берегу озера и смотрел на воду.

«А может, тут и стариковской мудрости хватит. Забирайся на верхнюю ветку и посмотри, нет ли там чего с самого краю».

Послушал иллюзионист деда, забрался на вековечный дуб, что почти касался воды ветвями. Едва не упав, он дотянулся до края и среди листвы увидел надетый на кончик ветки перстень. Он отражался в воде, и от этого казалось, что он лежит на дне озера. Иллюзионист отнёс перстень цвергам, и тем пришлось отпустить принцессу.