Читать книгу 📗 "Свой выбор - 2 (СИ) - Зеленая Рина Васильевна"
Луна отстраненно улыбнулась ей, присела на стул у обеденного стола и осторожно развернула серебристо-синюю упаковочную бумагу. Под ней обнаружился обитый синим же бархатом прямоугольный футляр.
— Это что, украшение? — опешила рыженькая девочка. На ее скулах выступили некрасивые красноватые пятна, веснушки стали заметнее.
Луна пожала плечами, нажала на кнопку запора и подняла крышку. Изнутри коробочку покрывал синий атлас, оттеняя содержимое. Сочетание оттенков так понравилось блондинке, что ей даже почудился запах соли и йода, а в ушах зазвучал шелест прибоя.
Когда мама была жива, Лавгуды как-то поехали на большую конференцию в Грецию. Луну мало интересовали дела родителей, но ей пообещали экскурсию на остров Санторини, и девочка с нетерпением ждала встречи с одним из самых волшебных мест на земле. Отец также горел нетерпением, ведь именно этот бело-голубой островок и у магглов, и у магов считался единственным оставшимся осколком легендарной Атлантиды.
Но прибыв на место, Луна потеряла всякий интерес к загадкам истории. Ее покорил белый муравейник домов с синими и голубыми крышами, яркая зелень травы на склонах и глубокая синева моря. С рассвета и до заката девочка следовала за вдохновением, пытаясь перенести на бумагу, пергамент и холст всю палитру этого места и в бессилии роняя карандаши, цветные мелки и кисти. Санторини покорял, манил, околдовывал, но не давался. Остров не желал быть запечатленным. Он не хотел, чтобы Луна унесла часть его с собой. Но она попыталась. И потом, уже дома, вместе с мамой расписала стену кухни рядом с кладовкой всеми красками моря, переплетая бирюзовую зелень с черничной синевой. Но уголок за лестницей не ожил. Так и остался лишь яркой краской на штукатурке. Санторини оставил свои тайны при себе, маня вернуться на белые улицы снова.
— Кто-то решил подшутить над тобой? — спросила Джинни и хмыкнула. — Что это такое?
— Это? — взглянув на знакомую, переспросила Луна и улыбнулась. — Это амулет. Он защищает от нарглов.
На атласе покоились две нити из неровных бусинок синего речного жемчуга, на каждой из которых была тонко выцарапана руна. Руны складывались в цепочки. И хоть мисс Лавгуд не знала этих символов, она верила, что Гарри не создал для нее ничего опасного. А в качестве кулона на эти нити была подвешена самая обычная пробка от сливочного пива. Ровно такую же Луна носила на шее на обычном черном кожаном шнурке.
Джинни пробормотала что-то неразборчивое, но Луна ее не слушала. Девочка сунула руку под атласную подушечку, нащупывая сложенный вдвое кусок пергамента. Прочтя короткий текст, блондинка расплылась в широкой улыбке и внимательнее присмотрелась к подвеске.
Пробка крепилась на довольно толстый серебряный штырек, сверху и снизу ее зажимали стопоры в виде цветков с семью лепестками. Нижний цветок, полностью серебряный, не двигался, а верхний оказался двухслойным: один из серебра с вырезанным лепестком-окошком, а под ним второй — латунный с разноцветной глазурью в каждом чеканном лепестке. Верхняя часть кулона двигалась при проворачивании пробки, в прорези сменялся цвет лепестка и слышался крошечный щелчок.
— Швеция, — произнесла Луна пароль — и прямо ей на колени мягко спланировал еще один сверток, но уже из золотисто-оранжевой бумаги.
— Тайник? — удивилась Джинни, успевшая потерять интерес к странному подарку и уже снова гремевшая чайником.
Луна не ответила. Ей совершенно не хотелось делиться со знакомой содержимым записки Гарри.
Подвеска была своеобразной версией емкости с чарами расширения пространства, но хранилищ в кулоне было целых семь. Судя по записке, Луну ждало по одному подарку на каждую из стран, которые они с отцом планировали посетить. В дальнейшем девочка могла повторно использовать хранилище, выбрав другой пароль (общий или для каждого хранилища свой) и помня о не самой большой вместимости каждого отделения.
— Что там? — спросила мисс Уизли, едва не вырывая сверток из рук Луны.
— Луна, мне нужно… — взбежав по лесенке из подвала, начал было мистер Лавгуд, но прервался, заметив Джинни. — О, мисс Уизли!
— Добрый день, — пискнула рыженькая девочка.
— Папочка, застегни сюртук, — попросила Луна и, перехватив сверток поудобнее, подошла к отцу.
Все почему-то считали Ксенофилиуса Лавгуда рассеянным чудаковатым волшебником, сторонящимся людей. Ни сам мистер Лавгуд, ни его дочь не спешили никого ни в чем разубеждать. Мама часто повторяла дочери, что люди странные создания, готовые искренне верить в домыслы и отрицать правду, даже если та прямо перед ними. Так что кому-то что-то доказывать — неблагодарное дело.
Да, мистер Лавгуд был немного рассеянным человеком, способным уйти из дома в разных туфлях или даже в домашних тапочках, если его занимала какая-то новая идея или интересная мысль. Но в работе он оставался удивительно скрупулезным и дотошным человеком с большой выдумкой и фантазией. Вряд ли бы в ином случае он мог столько лет издавать журнал, пользовавшийся пусть небольшим, но стабильным интересом читателей.
Ксено Лавгуд много путешествовал, вел бурную переписку с различными исследователями, путешественниками, зоологами, гербологами, журналистами и просто энтузиастами. Он сам писал статьи, заказывал их или включал в макет будущего журнала работы вольных авторов, присылавших ему письма. Он сотрудничал с молодыми изобретателями и художниками, щедро платил колдофотографам. Он отдавал и отдавал своему детищу — журналу «Придира» — почти все время и самого себя. И не его вина, что в магической Британии небольшое развлекательно-познавательное издание не оценили по достоинству.
Зато оценили в некоторых других странах. Шведский издатель Йен Магнуссон потратил целый год на уговоры, прежде чем отец Луны согласился наладить выпуск «Придиры» в магической Скандинавии. Соблазнило волшебника отсутствие какой-либо цензуры и необычный формат, предложенный издателем. И уже сейчас к осеннему старту готовился первый выпуск в виде солидного толстого издания с самыми интересными статьями и лучшими иллюстрациями. Мистер Магнуссон сокрушался, что новые печатные станки с особой функцией печати зачарованного на три языка текста слишком дороги, но в будущем планировал их приобрести. Пока же журнал собирались отпечатать двусторонним: на шведском и норвежском языках, а в дальнейшем печатать новые выпуски раз в три месяца.
О будущем успехе мистера Лавгуда мало кто знал в магической Британии. Сам он рассказал разве что тем авторам, чьи статьи лично перевел на шведский и кого работники Йена Магнуссона переводили сейчас на норвежский. А Луна поделилась только с Гарри, зная, что дальше него не уйдет.
— Луна, ты уже собралась? — позволяя дочери поправить перепутанные пуговки на жилетке и застегнуть сюртук, уточнил мистер Лавгуд, глядя при этом на Джинни.
— Почти, папочка, — заверила девочка.
Джинни дернулась под пронизывающим взглядом исподлобья светловолосого волшебника и нервно заявила:
— Я что-то засиделась. Меня ведь дома ждут!
Не успела Луна и глазом моргнуть, а седьмой Уизли в домике на холме как и не бывало.
— Она не донимала тебя? — очень серьезно взглянув на дочь, уточнил мистер Лавгуд.
— Папочка, это было очень давно… — миролюбиво улыбнулась волшебнику девочка.
— Но эта девочка ни капельки не изменилась, — напомнил мужчина.
— Она повзрослела, — напомнила Луна. — И мозгошмыгов стало меньше.
Волшебник с грустью взглянул на дочь, покачал головой и направился к выходу. Уже на пороге, глядя на то, как девочка бежит вверх по лестнице, он тихо заметил:
— Мозгошмыгов мисс Уизли не стало меньше, просто самые умные и сильные съели остальных. И вскоре ты отправишься туда, где будет много подобных людей. И хуже — детей…
О переписке дочери с Гарри Поттером мистер Лавгуд узнал почти сразу. Луна никогда ничего не скрывала от отца. И столь известный друг по переписке вызывал у волшебника много сомнений, пусть запрещать дочери что-либо мужчина не планировал.
