Читать книгу 📗 "Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор"

Женщина сглотнула тугой комок, посмотрела на меня влажными глазами и кивнула.

Я вышел от Синявиных и остановился посреди коридора.

Адреналин отступал, оставляя после себя холодную, кристально чистую ярость. Она не кипела, не бурлила. Она была как кусок льда в моей груди.

Ещё бы пара секунд — и Синявин был бы мёртв. Из-за этого самовлюблённого идиота, который возомнил себя гением медицины, играя чужими жизнями.

— Нюхль, — прошептал я. — Настало время для воспитательной работы. Нужно разобраться с Волковым. Окончательно.

Костяная ящерица материализовалась на моём плече. Его зелёные огоньки горели яростным, холодным огнём. Он тоже был зол.

Попытка убить пациента, которого мы взяли под свою опеку, задевала и его профессиональную честь фамильяра-ищейки.

Ординаторская была почти пуста. Только Волков сидел за столом, что-то самодовольно строчил в журнале. Идеально.

Я вошёл и бесшумно закрыл за собой дверь на замок. Щелчок прозвучал в тишине ординаторской как выстрел.

Волков поднял голову, и его самодовольная улыбка сменилась настороженностью.

— Пирогов? Что тебе…

Договорить он не успел.

Я не стал тратить время на слова. Мой кулак, движимый холодной яростью, встретился с его челюстью. Это был не удар драчуна, а точный, выверенный тычок в нервный узел под ухом.

Волков рухнул со стула, как марионетка, у которой обрезали нитки, опрокинув по пути стопку бумаг из историй и анализов.

Я почувствовал знакомый, неприятный укол холода. Минус один процент. За один удар. Дорого. Но некоторые вещи того стоили.

— Ты едва не убил моего пациента, — сказал я спокойно, подходя к нему.

Он попытался подняться, замахнулся — жалкая, неуклюжая попытка. Я легко перехватил его руку, завёл за спину и нажал на болевую точку у локтя, заставив его взвыть от боли.

— Отпусти! Со-ба-ка! А-а-а! Я пожалуюсь Сомову!

— Жалуйся, — я усилил захват. — Обязательно расскажи ему, как ты назначил мощный иммуностимулятор при аллергическом альвеолите. Как чуть не устроил пациенту цитокиновый шторм из-за своей некомпетентности. Думаю, он оценит.

Волков попытался вырваться, но тут в дело вступил Нюхль.

Невидимые когти полоснули по его щиколотке, заставив его споткнуться и потерять равновесие. Ещё один невидимый удар — уже в солнечное сплетение.

Ещё минус пять процентов. Нюхль был щедрее меня. Проклятье, похоже, не делало разницы между хозяином и фамильяром. Урок становился всё дороже.

Я отпустил его, чтобы Волков согнулся пополам, хватая ртом воздух, и осел почти на пол.

— Слушай меня внимательно, Егор, — я присел рядом с ним на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Мой голос был тихим, почти дружеским, отчего он звучал ещё страшнее. — Ещё раз ты подойдёшь к моим пациентам, ещё раз попытаешься вмешаться в моё лечение — и я тебя потом сам же буду вскрывать. Здесь, внизу. У меня в морге много острых, интересных инструментов. И поверь, я знаю, как ими пользоваться так, чтобы было очень долго и очень больно. Ты меня понял?

В его глазах мелькнул первобытный, животный ужас. Он смотрел на меня и видел не коллегу-выскочку. Он видел что-то другое. Что-то, что не шутило.

— Ты… ты псих…

— Я профессионал, — поправил я, поднимаясь и отряхивая халат. — А ты — опасный дилетант, который чуть не убил человека. Держись от моих пациентов подальше. Это было последнее предупреждение.

Я вышел, оставив его скрюченным на полу.

Нюхль, прежде чем исчезнуть, напоследок пнул его невидимой лапой в рёбра. Просто для закрепления урока. Ещё минус два процента.

Чёрт. Воспитание оказалось дорогим удовольствием. Но необходимым.

Я шёл по коридору, и адреналин медленно отступал, оставляя после себя холодную пустоту. Руки слегка подрагивали — не от страха, а от прошедшего напряжения. Я остановился у окна и проверил Сосуд.

Двадцать девять процентов.

Чёрт.

Драка, даже такая короткая и односторонняя, отняла целых восемь процентов. Не три, как при обычном дневном расходе, а восемь! Физическая активность в сочетании с эмоциональным всплеском сжирала Живу как огонь сухую солому.

Нужно было срочно восстанавливаться. Иначе завтра будет очень туго.

Морг встретил меня своей привычной, успокаивающей прохладой и запахом формалина. Мёртвый сидел за своим столом, листая какой-то древний, переплетённый в кожу фолиант.

— Дай угадаю, — сказал он, не поднимая головы. — Опять спасал мир на верхних этажах и теперь пришёл сюда отдохнуть душой?

— Что-то вроде того, — ответил я, надевая свой рабочий фартук. — Есть работа?

— Всегда, — он кивнул в сторону процедурной. — Третье тело. Нужно подготовить к опознанию. Родственники прибудут через час.

Следующий час прошёл в привычной, медитативной рутине. Я работал с телом пожилого мужчины, приводя его в надлежащий вид. Работа была тонкой, почти как у скульптора.

Ровно в назначенное время я выкатил в прощальное бюро тело. Там уже стояли заплаканная женщина лет пятидесяти в сопровождении молодого парня, видимо, сына. Она сильно прихрамывала на левую ногу.

— Вот, — сказал я, откидывая простыню.

Женщина всхлипнула, узнав мужа. Пока она стояла возле мужа, я обратился к её сыну.

— Давно ваша мама хромает?

— Неделю уже, — вздохнул парень. — Упала с лестницы. Врач в терапии сказал, что просто ушиб и само пройдёт.

— Не пройдёт, — я покачал головой. — У неё смещение поясничного позвонка. Это зажимает нерв.

Когда женщина, опираясь на сына, направилась к выходу, я остановил её.

— Простите, — сказал я. — Не могу смотреть, как вы мучаетесь. Позвольте.

Пока она удивлённо смотрела на меня, я положил руки ей на поясницу. Пара точных, выверенных движений, короткий хруст, возвещающий о том, что всё встало на место.

— Ой! — она удивлённо выпрямилась и сделала пару шагов. — А ведь и правда… не болит!

— Просто нерв был зажат, — я пожал плечами. — Больше не падайте.

Три процента Живы неохотно потекло в мой Сосуд. Маловато, но лучше, чем ничего.

Следующими пришли родственники мужчины с хроническим заболеванием лёгких. Пока его сын оформлял документы, я заметил, что он сам дышит тяжело, с присвистом.

— Профессиональное? — спросил я, кивая на его грудь.

— С детства, — отмахнулся он. — Хронический бронхит. От отца по наследству достался.

— Наследственность — это предрасположенность, а не приговор, — я подошёл к нему и «случайно» похлопал по спине, в этот момент прочищая его забитые энергетические каналы. — Дышите глубже. Иногда помогает.

Он сделал глубокий вдох, потом ещё один. Изумление на его лице было непередаваемым.

— Надо же… — прошептал он. — Впервые за много лет вдохнул полной грудью.

Процент. Всего один. Он был благодарен, но чего-то ему не хватило. Может, уверенности, что это состояние не вернётся снова?

Третьей была молодая девушка, пришедшая забрать тело своей бабушки. Она держалась стойко, но я видел, как она морщится и прижимает руку к виску.

— Мигрень? — спросил я.

Она кивнула.

— Замучила. От нервов, наверное.

— От защемления нерва в шейном отделе, — поправил я. — Поверните голову.

Пока она поворачивалась, я лёгким движением вправил ей шейный позвонок. Она замерла.

— Прошло… — прошептала она. — Как?

— Просто спазм был. Отпустило.

Ещё один процент.

Приток Живы был… скудным. Раньше за такую работу я бы получил в полтора, а то и в два раза больше. Сейчас же — жалкие крохи.

Что происходит? Проклятие адаптируется? Устанавливает лимит на «мелкий ремонт»? Или… или это я становлюсь сильнее, и моему телу теперь нужно больше энергии просто для поддержания? Как у мощного двигателя, который сжигает больше топлива.

Или проклятие учитывает не только благодарность, но и сложность случая? И за лечение банальных болячек теперь платит копейки, требуя от меня решать по-настоящему смертельные задачи?

К концу смены Сосуд показывал тридцать четыре процента. Не густо. Я едва отбил то, что потратил на драку с Волковым, и вышел в мизерный плюс. Но жить можно. По крайней мере, до завтра.