Читать книгу 📗 "Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор"

В профиль было видно, что он бледный, как полотно, с каплями холодного пота на лбу. Он не спал. Он был… без сознания? Или…

Она заметила странное, необъяснимое движение. Его штанина в районе щиколотки подрагивала, хотя в палате не было ни сквозняка, ни ветра. Какой забавный, странный факт.

— Вам стало хуже. Сильно хуже, если честно. А он спас вас, — тихо сказала Лизочка. — Когда ваше сердце остановилось… он не отходил от вас ни на шаг. Я… я не знаю, что он делал, но он вас достал с того света.

Достал с того света…

Когда сердце остановилось. Она вспомнила его лицо, склонившееся над ней, его спокойный, уверенный голос: «Я разберусь, я вам обещаю». И он разобрался. Он не бросил её. Он сдержал слово.

Такое простое, почти забытое чувство — благодарность — начало разливаться по её телу тёплой, живительной волной. И слеза, горячая и искренняя, скатилась по её щеке. Спасибо, доктор Пирогов!

— А почему он не двигается? — спросила она, её голос дрожал. — Ему плохо?

— Я… я не знаю, — в голосе Лизочки было отчаяние. — Я уже вызвала реанимационную бригаду, но они всё не идут. У меня… у меня есть предположение, Елизавета Сергеевна. Я читала о таких случаях в книгах о целителях с особым даром. Мне кажется, он потратил всю свою… жизненную силу… всю свою ману на ваше спасение. Он спас вас ценой своей собственной жизни.

Спас меня. Ценой собственной жизни.

Вторая слеза покатилась по её щеке. Этот странный, молодой, немного циничный доктор оказался… героем. Не зря же его назвали таким именем. Святослав. Святая слава.

Она смотрела на его неподвижное тело, и её благодарность перерастала в нечто большее. В преклонение. И в твёрдую, несокрушимую решимость.

Она не позволит ему умереть. Не после того, что он для неё сделал.

Сознание угасало медленно, неохотно, словно я опускался в глубокий, тёмный, безвоздушный омут. Не было ни света, ни туннеля. Только пустота.

Жива в сосуде стремительно утекала. Ноль целых одна десятая процента.

Я чувствовал, как эта последняя, крошечная искра жизни готова погаснуть. Но не сдавался и изо всех сил пытался ее раздуть в настоящий огонь. Но чертово проклятье мешало…

Интересно, что будет дальше? Просто тьма? Или я встречусь со своим старым врагом, и он будет смеяться мне в лицо? Но тут-то понятно, врага я порву, а с другими вариантами…

И тут — словно плотину прорвало.

Мощный, почти обжигающий, горячий поток Живы хлынул в мой опустошённый, ледяной Сосуд. Не тонкая струйка, к которой я привык. Нет. Это был настоящий водопад чистой, концентрированной, живительной энергии.

Десять процентов… Двадцать… Двадцать пять… Тридцать!

Я резко открыл глаза, делая судорожный, глубокий вдох, словно новорождённый. Как будто вынырнул из воды и часто и глубоко задышал. На меня смотрело заплаканное, но счастливое лицо Воронцовой. Рядом, не менее потрясённая, стояла Лизочка.

— Доктор! Вы очнулись! — воскликнула Воронцова. — Я так испугалась, когда вы потеряли сознание. Что с вами было? Вы были… как будто мертвы.

Тридцать процентов за раз. Рекорд. Такая искренняя, мощная, осознанная благодарность. Благодарность не просто за спасение, а за самопожертвование. Кажется, я нащупал новый, самый эффективный способ «добычи». Опасный, но невероятно прибыльный.

— Всё в порядке, — я сел поудобнее на стуле. Тело было слабым, но оно было живым. — Просто… устал. Слишком нервные рабочие дни в последнее время.

— Вы спасли мне жизнь, — всхлипнула она. — Я чувствовала, как умираю, а потом… потом вы положили на меня руки, и я вернулась.

В этот момент в палату, с грохотом вкатывая тележку, ворвалась реанимационная бригада. Трое запыхавшихся врачей в синих костюмах, готовых к бою. Они выглядели как пожарные, с опозданием приехавшие на уже потушенное пепелище.

— Где пациент в состоянии клинической смерти? — выпалил старший реанимационной бригаде, оглядывая палату.

— Уже не в состоянии, — сухо ответил я, глядя на настенные часы. — Опоздали ровно на пять минут. Я обязательно напишу подробный доклад Морозову о такой впечатляющей оперативности вашего элитного подразделения.

— Но… мы бежали… лифт был занят… — начал оправдываться один из них.

— Доктор Пирогов, не будьте слишком суровы, — мягко вмешалась Воронцова со своей кровати. — В конце концов, всё обошлось. Главное, что мы все живы.

Я кивнул. Спорить не было ни сил, ни желания. Главное — пациентка была жива, а я — тем более.

Я бросил взгляд на мочеприёмник. В прозрачном пластиковом мешке уже плескалось миллилитров пятьдесят светло-жёлтой жидкости. Почки заработали. Я был прав. И теперь у меня были все козыри на руках.

— Елизавета, — обратился я к медсестре. — Срочно отправьте образец мочи в лабораторию. Анализ на пять-гидроксииндолуксусную кислоту. Это метаболит серотонина, он подтвердит мой диагноз — карциноидный синдром.

— Записала, — она быстро кивнула, уже выполняя распоряжение.

Реанимационная бригада, бормоча извинения, ретировалась. Я медленно поднялся, пошатнулся, но удержался на ногах, опираясь о спинку стула.

— Отдыхайте, Марина Сергеевна, — сказал я. — Скоро вы будете полностью здоровы.

А я, кажется, только что нашёл способ не просто выживать, а процветать в этом проклятом мире. Нужно просто время от времени умирать. Какая ирония.

Я вышел из реанимации, упорно передвигая непослушные ноги. Адреналин отступил, оставив после себя гулкую пустоту и слабость. Я медленно побрёл по коридору, и с каждым шагом моя походка становилась все увереннее.

Проклятие сегодня показало свою истинную, хищную природу. Оно не просто требовало спасать. Оно жадно, почти с наслаждением высасывало из меня Живу, стоило только открыть канал пошире.

Как пиявка, присосавшаяся прямо к артерии. Я был не спасителем. Я был донором. И в этот раз едва не отдал всё до последней капли.

Ладно, что сделано, то сделано. Теперь нужно довести дело до конца. Ждём анализов. Когда подтвердится высокий уровень метаболитов серотонина, я назначу КТ с контрастом и ОктреоСКАН — сцинтиграфию с меченым октреотидом.

Мы найдём эту проклятую опухоль. И тогда я получу вторую, финальную порцию благодарности. Уже без риска для жизни.

Но сначала — глюкоза. Моему мозгу, почти пережившему клиническую смерть, срочно нужен был сахар, чтобы поднять уровень дофамина и снизить кортизол после запредельного стресса.

В столовой было шумно и людно.

Я взял чашку крепкого, сладкого чая с тремя ложками сахара и пару имбирных пряников. Сел у окна, наслаждаясь этой простой, незамысловатой радостью жизни, которую я чуть не потерял.

— Святослав! — раздался знакомый бодрый голос.

Фёдор плюхнулся напротив с подносом, на котором громоздилась гора еды, способная накормить небольшой полк.

Он был по-деревенски весел и энергичен, словно не провёл полдня, изучая умирающий мозг.

— Как день?

— Нормально, — ответил я, отпивая горячий сладкий чай. — День как день.

Второй раз в жизни чуть не умер. Пора бы уже начинать праздновать три дня рождения. Но тебе-то, мой простодушный друг, зачем об этом знать?

— «День как день»? Да ладно! — Фёдор ухмыльнулся, вгрызаясь в огромный бутерброд. — Я слышал, ты сегодня утром в приёмном покое устроил настоящее шоу. Весь этаж гудит. Говорят, ты парня с того света вытащил. Дефибриллятором. Лично.

Я молча пожал плечами.

— Ты вечно попадаешь в какие-то передряги, Святослав, — продолжил он уже серьёзнее. — То с профессорами ссоришься, то пациентов оживляешь, то столбы света в потолок даёшь. Если так и дальше пойдёт, тебе понадобится тот, кто будет прикрывать твою спину.

Он отложил бутерброд и с самым серьёзным видом посмотрел на меня. И ведь он говорил это с такой искренней, мальчишеской верой, что я невольно усмехнулся. Этот балабол… он был настоящим. Простым, честным и абсолютно лишённым той гнили, которая пропитала большинство людей в этой клинике.