Читать книгу 📗 "Грехи Матери (ЛП) - Хейс Роберт"
— Она права, — сказала Имико. Она проскользнула рядом со мной по песку так же бесшумно, как и в толпе. Она указала рукой. — Там что-то есть на горизонте. Возможно, это оазис. — У нее был озабоченный взгляд, но я не думаю, что это было из-за меня или Кенто. Имико посмотрела на горизонт и, я думаю, увидела Сирилет. Она поняла, что нам, возможно, придется сделать, чтобы остановить мою младшую дочь.
Глава 31
Очень странно, но в полазийской пустыне никогда не бывает полностью темно. Как только солнце опускается за горизонт, в ней становится темнее, но свет наших лун сохраняет пустыню хорошо освещенной. Из великого разлома льется свет, что вдвойне странно, учитывая, что за ним ничего нет. Ни света, ни звезд, ни земли. Ничего, кроме существа, которое Ранд и Джинны называют Создателем. Обжигающий свет исходит из глаза, смотрящего на всех нас сверху вниз. Днем пустыня яркая, почти ослепляющая и бесконечно бежевая, таким может быть только песок. Но ночью свет окрашивает песок в изменчивые фиолетовые оттенки. Кажется, что дюны сделаны из пудры, подобной той, которую женщины наносят на свои лица. Очень странно. Нереально. Нервирует.
Приблизившись к оазису, мы увидели следы на песке. Маленькие долины и гребни, извивающиеся вверх и вниз по дюнам. Я смотрела на них, пока мы брели, увязая ногами в фиолетовых крупинках, и мой мозг медленно работал, пытаясь разгадать тайну этих следов. Что за существо их создало? Что за зверь мог выжить в пустыне? С воздуха мы не видели караванов, но потом я поняла, что они существуют. Торговля через пустыню была трудной, но необходимой. Это был самый прямой маршрут из Ирада в Дхарну и обратно, а за горами, за Дхарной, простиралась покрытая густыми джунглями Итексия, которую пахты называют своим домом. Это означало, что торговцы, готовые рискнуть и пересечь пустыню, доставляя товары из Итексии в Полазию, могли заработать много денег.
Локар и Лурса находились высоко в небе, в зените, и были почти скрыты за великим разломом, но их свет делал все вокруг ярким. Конечно, когда мы приблизились к оазису, стало достаточно светло, чтобы я сама поняла, как сильно ошибалась. Я думала, что оазис — это небольшая группа деревьев, окружающих пруд, может быть, несколько лошадей или птиц трей, которые пасутся на любых кустах, которые они могут вырвать из песчаной почвы. Он не был маленьким. Но он не был и каким-то крошечным райским уголком, приютившимся в центре пустыни. Это было сообщество, деревня, оживленный центр землян и пахтов. Он также был полон безумцев, но чего еще можно было ожидать от людей, которые живут под пристальным взглядом неземного бога?
Деревья вокруг оазиса были приземистыми, с широкими фиолетовыми листьями, на которых росли желтые мохнатые плоды, которые, если их разрезать, иногда содержали съедобную мякоть, а иногда — ржавые кинжалы, пауков или глаза. Однажды я услышала историю от полазийского торговца, который купил ящик с фруктами, открыл один из них и обнаружил внутри рот землянина с губами, зубами и языком. Рот спросил, который час, а затем умер, предполагая, что когда-то он был живым. Похоже, внутри этих причудливых плодов можно было найти почти все, что угодно.
Сам оазис образовался вокруг неглубокого озера, вода в котором была красной, как кровь. Я знаю из достоверных источников, что это всего лишь вода, и пить ее совершенно безопасно. С другой стороны, люди, которые живут в оазисе, довольно сумасшедшие, поэтому я бы не рекомендовала пить воду из этих источников в течение длительного периода времени. Тем не менее, был довольно эксклюзивный рынок сбыта воды из оазиса. Аристократы по всему миру, у которых денег больше, чем здравого смысла, платили непомерные суммы за перевозку бочонка с красной водой, как будто это что-то особенное. Дураки, у которых слишком много денег, всегда найдут, на что их потратить. Я давно заметила, что некоторые люди скорее сожгут свои деньги, чем отдадут их тому, у кого их нет.
По всему оазису были расставлены дюжины палаток. Основания некоторых погрузились глубоко в песок, они располагались под защитой деревьев, в то время как другие предпочитали суглинистую почву. Казалось, что здесь не было никакой организации. Жители просто разбивали свои палатки, где им заблагорассудится, не заботясь о том, насколько близко они находятся к другим. В некоторых местах между домиками из ткани было не меньше десяти шагов, а в других приходилось пробираться между веревками, которые их держали. Это напомнило мне о Райсоме, и я почувствовала укол грусти по маленькой сонной деревушке, которую оставила позади.
Единственная истинная организованность, которую я увидела в окружавшем оазис сборище, нашлась в тех местах, где содержали лошадей и тех, где содержали змей. На южной стороне, в тени деревьев, бродила дюжина лошадей, вырывая пучки фиолетовой травы и раздувая ноздри. Однако на северной стороне, на песке, лежали шесть огромных змей. Я говорю змей, потому что не знаю, как еще их назвать. Пахты, которые ездили на них верхом, называли их кшктерами, но, если и есть какой-то перевод этого слова, я его никогда не слышала. Ночью они сворачивались кольцами, как рептилии, и лежали очень тихо. В темноте они казались почти камнями, пока мы не подошли слишком близко, и одна из них не начала шипеть на нас. Каждая была выше меня и длиной в пять аббанов в ряд. Все их длинное тело было покрыто чешуей, но головы были короткими и волосатыми, с клювом, а не мордой. По-видимому, на каждом из них могло ездить до десяти пахтов, и они могли перевозить товары, которых хватило бы на целый караван. Они также передвигались по песку быстро, как птицы трей — по крайней мере, днем, — и им требовалось очень мало воды, чтобы выжить. Короче, идеальные вьючные животные для пустыни. Хотя я не уверена, что хочу знать, как пахтам, похожим на кошек, удалось приручить таких зверей.
К тому времени, как мы добрались до окраин поселения, мы все устали, у нас были стерты ноги, и нас так мучила жажда, что хотелось напиться воды, какого бы цвета она ни была. Я уже не могла сказать, было ли мне слишком жарко или слишком холодно, и каждый тяжелый шаг посылал волны мучительной боли, которые пробегали по моим мозолям и доходили до самого черепа, который пульсировал, как барабанный бой. Боль сделала меня раздражительной.
Первым нас приветствовал опухший старый землянин, выглядевший так, словно он искупался в песке, а не в воде. Он сидел возле маленькой палатки, мало чем отличавшейся от одеяла, накинутого на несколько палок. Он держал металлическую сковородку в толстой перчатке и размахивал ею над лагерным костром. Что бы ни было на сковородке, оно шипело, как зверь в клетке, обещая мучительное возмездие.
— Нужно быть особым дураком, чтобы пересечь пустыню пешком, — сказал он с ухмылкой, гордо демонстрируя свои два оставшихся зуба.
Я уставилась на него, надеясь напугать бурей в своих глазах, но он встретил мой взгляд и захихикал. Некоторые люди хихикают так, что сразу становится ясно, насколько они оторваны от реальности. Они могут поддерживать беседу, как и все остальные, но в их смехе всегда сквозит безумие, как будто в момент веселья они сбрасывают маску, которой прикрываются. Этот человек был чокнутым, и мы не ожидали от него ничего, кроме сумасшествия.
— Наш флаер разбился, — сказала Кенто. Из нас троих она держалась лучше всех, но все равно хромала и волочила ноги, ее спина устало горбилась.
Безумный смешок снова заиграл на двух оставшихся зубах дурака.
— Ну, конечно, так оно и должно было быть.
Я проигнорировала его и начала уходить, но Кенто остановилась перед ним. «Что ты имеешь в виду?» — спросила она.
С таким же успехом можно было бы спросить рыбу, каково это — ходить пешком, чтобы понять, что к чему. Дальше в поселении было оживленно, и я почти физически ощущала запах воды в воздухе. Ничего так сильно мне не хотелось, как пробираться, спотыкаясь, сквозь палатки и толпящихся людей, пока я не смогу окунуть голову в пруд оазиса и напоить свое поцарапанное песком горло.
