Читать книгу 📗 ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса"

А потом они вдруг сказали: “Заканчиваем работу. Мы вас закрываем прямо сегодня, отключаем свет”. Мы знали, что без камер тела немедленно разложились бы. У нас была только демоверсия камеры, массовое производство было возможно на фабрике Пяти глаз в Шэньчжене. О том, чтобы перевезти трупы на такое расстояние, не могло быть и речи. Мне пришлось отпустить их. Я обошел всех, поговорил со своими любимцами – я понимаю, что странно было заводить любимцев, но я уже был довольно странным. Я даже не прощался, просто говорил им, что все будет хорошо, пусть подождут меня, kiakaha, kiamāia. К слала апелляцию за апелляцией.

Дохлый номер. Однажды вечером, ровно в шесть ноль одну, они отключили подачу энергии в камеры. Мы все стояли и смотрели на это».

Он замолк, и она поторопила:

– И что случилось, господи?

Он улыбнулся склону холма, плоским равнинам и кривой куче мусора, напоминавшей странную зубастую морду.

– Большинство тел растеклось, как мы и думали. Восстановлению не подлежали. Мозги у них сразу превратились в жидкость. Но, Харроу… все, к кому я прикасался, все, кого я любил… остались нетленными.

День второй

7

Сон Ноны внезапно оборвался. Сверху рухнуло что-то мокрое, тяжелое и жуткое, прямо на лицо, разбрызгивая капли. Она так громко завизжала, что наверху постучали в пол, и она перестала визжать. Камилла была непреклонна – она нажала кнопку и сказала:

– Начинай.

Нона так сильно зажмурилась, что перед глазами поплыли яркие огоньки и маленькие молнии.

– Мы опять сидим. У меня ноги в воде, приятной и безопасной. Вода в ботинках, в носках. Я разговариваю с ней, но не вижу ее лица. Я пытаюсь, Кэм, но каждый раз одно и то же, я не могу на нее посмотреть, просто не получается.

– Это нормально. Продолжай.

– Мы говорим.

– О чем?

– Я не знаю. Не могу понять. Я слышу слова. Иногда я открываю рот и что-то говорю, но не понимаю что.

– Ощущения? Ты к чему-то прикасаешься?

– Я касаюсь ее рук. Она касается моих. Но во сне это всегда мои руки, не забывай, Кэм, я трогаю собственные руки, но они не мои.

Карандаш почти рвал бумагу.

– Хорошо. Я знаю, как это. Продолжай.

– Вокруг нас глаза, красные глаза. В темноте. Я помню на этот раз, что они красные.

– Ты о чем-то думаешь?

– Да, – сказала Нона. – Я голодна. Во сне. Очень.

Карандаш замер.

– Ты хочешь есть?

– Ужасно.

Карандаш не двигался. Нона поняла, что Камилла, наверное, ждет, что она разочарована, поэтому добавила немного обиженно:

– Наверное, я бы запомнила больше, если бы мне на лицо не упала мокрая тряпка и я не закричала так громко, что человек из ополчения застучал в пол. Теперь Пирра наверняка получит очередное грубое письмо. Мне кажется, мокрая тряпка – не лучшая идея, давай ты сменишь будильник?

– Ну, ты не просыпалась, – сказала Камилла. – Что-нибудь еще? Хоть что-то?

– Ничего.

Кнопка записи была нажата с громким и ярким щелчком. Нона, вытирая воду, попавшую на лицо с губки, панически поползла в сторону одежды. Руки и ноги слушались ее еще хуже, чем обычно, поэтому она чувствовала себя похожей даже не на червя-инвалида, а на умирающего паука. Ей не понравилась подготовленная футболка, хотя она сама ее выбирала перед сном. На ней был нарисован чизбургер на маленьких ножках. Малышам он нравился, но сегодня она решила, что это по-детски, непрофессионально и недостойно помощницы учителя. Камилла посветила ей маленькой лампочкой, прикрепленной к планшету, чтобы Нона застегнула пуговицу на брюках и ремень, а потом вытерла мокрую челку.

– Извини, что напугала, – сказала Камилла, – губкой. Я не хотела.

Негодование Ноны сразу куда-то делось.

– Это ты извини, что я не проснулась, – сокрушенно сказала Нона. – Если ты завтра уронишь на меня губку, обещаю, что не стану кричать.

– Больше не буду. Эксперимент прошел неудачно.

Карандаш бежал по бумаге. Нона погладила волосы, проверила, что косы тугие и из них ничего не выбивается, встала и посмотрела на себя в зеркало, чтобы окончательно успокоиться. По крайней мере, волосы выглядели великолепно. Под глазами темнели круги, и она потерла их пальцами.

– Нона, когда ты смотришь на свои руки…

Это ее напугало. Камилла редко что-то спрашивала после того, как Нона вспоминала свой сон.

– Да?

– Кому они принадлежат? Они тебе нравятся?

Нона рассмеялась.

– Ни капельки.

Ноне не нравилось иметь руки.

Но Камилла не спросила почему; она просто прищурилась, как будто пыталась придумать, что можно приготовить на ужин из ограниченного количества ингредиентов, и сказала:

– Да, конечно. Спасибо.

– Это была подсказка? Мы приблизились к цели? Ты уже знаешь, кто я?

– Нет.

– Это нормально. Я тебя люблю. Скажи Паламеду, что я тоже его люблю, не забудь.

Нона, очень довольная собой, пошла чистить зубы и завтракать без дальнейших указаний. Это была приятная и короткая сессия.

Она вышла так рано, что Пирра еще не успела приготовить завтрак, а может, Пирра и вовсе не собиралась готовить, потому что она не достала маленькую бутылку, чтобы заправить плитку. Вместо этого она вынула из холодильника большое закрытое блюдо.

Выбравшись из холодильника, Пирра сказала:

– Холодная каша, хорошо? Вечером я залила ее соком и положила изюма, так что начинай его искать.

– Лучше, чем яйца, – решила Нона. – Как работа?

– Отлично. Двое моих парней подрались, потому что кто-то сказал, что битва при Притиби была тяжелее боев в Антиохии. Пришлось их отдирать друг от друга. Кусались за уши. Не забудь воду, сегодня будет жарко.

Нона взяла воду из коричневой мозолистой руки Пирры и даже отпила глоток. Вода оказалась невероятно холодной.

– Глупая причина для ссоры.

– Очень, но теперь этого будет все больше и больше. Три месяца назад они бы просто накричали друг на друга. Теперь они с радостью поубивали бы друг друга из-за пролитого пива. Сейчас на улицах трупов больше, чем в казармах после первой резни. Они просто лежат на улице, их никто не трогает или… просто мертвые. Страшно. Как дела в школе?

– Мои друзья не хотят убивать друг друга, – сказала Нона и уточнила: – Ну они все время об этом говорят, но это правда. Малыши уже несколько недель не кусают друг друга, а когда они слишком орут, Табаско говорит им замолчать, и они замолкают.

– У этой Табаско есть будущее, если она поменяет имя.

– Чести говорит, что есть очень важная и интересная причина, почему ее так зовут, и что мне надо ее спросить. – Нона выбирала самую маленькую миску для каши. Самую маленькую – для нее, среднюю – для Пирры, самую большую – для Камиллы и Паламеда.

Потом она вспомнила прошлый вечер.

– Пирра, почему Ценой страданий ненавидит тебя?

– Потому что я напоминаю ей, что ее Бог был всего лишь человеком, который мог устать и облажаться, – тут же сказала Пирра. Была у Пирры такая прекрасная черта – она не тратила время на вопросы вроде «А почему ты об этом спрашиваешь?» или «А зачем тебе?». Она просто прямо отвечала. Правда, это была и плохая черта Пирры, потому что врала она примерно с той же скоростью, что и говорила правду.

– Мне нравится думать, что больше она не ненавидит меня. Теперь, когда она испытала на себе мои знаменитые чары. Теперь она, вероятно, говорит себе: «Ну конечно, как можно было устоять перед этим?» Потому что я очаровательна, Нона, понимаешь?

– Если ты такая неотразимая, – сказала Нона, – то почему ты одна?

Пирра приняла мелодраматическую позу, приложив ложку ко лбу. Ее худое волчье тело выглядело в такой позе нелепо.

– Мое сердце разбито, и я больше никогда не полюблю.