Читать книгу 📗 "Ларь (СИ) - Билик Дмитрий Александрович"

— Нежить-нечисть⁈

Меня, сказать по-правде, это невероятно удивило. Мне казалось, что личом мог стать только рубежник. Ну а кто же еще? Ведь требовалось изначально быть обладателем очень сильного хиста. Ладно, об этом я подумаю завтра. Надо брать разговор в свои руки и выводить в конструктивное русло.

— Я хочу помочь вам избавиться от этой нежити.

— Мне? Помочь⁈

На этот раз словно рассмеялась сама земля. По крайней мере, мне показалось, что под ногами и руками все заколыхалось.

— Ну вы ведь Живень, — пытался я рассуждать логически, все еще находясь в скорченном состоянии. Вроде поднял голову, а толку-то? — А там нежить. Мертвая.

— Все-то вы, человеки, думаете, что знаете за других. И все-то вы бежите, торопитесь, суетитесь, вместо того, чтобы сесть и крепко подумать. Что есть жизнь?

Я тяжело вздохнул. Он бы еще спросил, что такое любовь и в чем смысл существования. Просто на метафизические вопросы я обычно по вторникам отвечаю, с пяти до семи. Ладно, прибегнем к старому трюку, который всегда прокатывал на сдаче экзаменов — будем отвечать общими словами.

— Великое таинство? — осторожно пробормотал я.

Легкий ветерок вздохом пробежал по моему лицу.

— Жизнь — это начало. Нечто, из чего все начинается, развивается. А что такое смерть?

Давно я не выступал в качестве студента, которого вытягивают на троечку. Но я сходу вжился в роль. Все-таки откровенно тупым меня назвать было нельзя.

— Конец? — ответил я.

— Правильно. Смерть — это конец. Но и жизнь, и смерть лежат на одной ладони существования. Как нечисть — дети жизни, так и нежить — дети смерти.

Вот к этому меня никто не готовил. Точнее, я не рассматривал эти две разные ветки развития хиста как нечто единое. Ведь неслучайно нечисть шарахается от нежити, а нежить… не знаю, что она вообще думает и чувствует. Я особых исследований на эту тему не читал, а те поднявшиеся мертвые, с которыми довелось общаться, не производили впечатления утонченных и думающих существ.

Я судорожно соображал, пытаясь найти действенные аргументы. Пришел поговорить на шару с великим старым богом, блин. Нет, все-таки в построении своих планов я слишком сильно надеюсь на импровизацию и возможный грядущий апокалипсис. И частенько, когда с небес не обрушивается сера, подобное может выйти боком.

— Нежизнь! — выпалил я, чувствуя, что Живень теряет ко мне интерес.

Судя по плотнее сомкнувшимся ветвям, я попал точно в цель. Замолчала вся роща — замерла листва, прибилась к самой земле трава, угас звон цветов-колокольчиков, будто бы даже ручей вдалеке перестал бежать. Живень впервые за сегодняшнюю встречу слушал меня внимательно.

— Нежить охраняет артефакт, который очень нужен последователям Нежизни. И они настроены весьма серьезно. И в ближайшую слепую луну все случится.

— Думай, вспоминай, — прогремел голос, словно с неба. Таким тоном не просят, требуют.

Вообще, конечно, забавно вспоминать, как бы весело ни звучала эта тавтология, воспоминания, подсмотренные у Трепова. Однако сейчас у меня не было другого варианта. Конечности уже посинели от крепких объятий Живня. Поэтому я напрягся. Вспомнил про путь Тугарина, его плохой хист, старение и приход к Нежизни. Заодно зацепил краем свое путешествие в Правь, «рассказал» про чуров, нынешнее титульное и немного замершее население мира, Кусю, которой отводилась вполне ощутимая роль. Короче, думал и пыжился так, как только мог.

Нет, правильно утверждают, если начать говорить с человеком, то на душе становится легче. Да, Живень был вообще не человек, но легче действительно стало. И не только на душе. Постепенно путы, которые удерживали меня, опали на землю, трава из крепких веревок превратилась в сочный зеленый ковер. И я наконец-то смог разогнуться и подняться на ноги.

Кровь сворачивалась на глазах, раны затягивались. Ну, собственно, не так уж и сильно-то Живень меня потрепал. Да и с хистом я управляться умею. Хотя, справедливости ради, пара мелких шрамиков от особо крепких объятий осталась. Видимо, чтобы я помнил встречу со старым богом.

— Давно я не слышал это слово, — зашумела листва на деревьях. — Что есть самое страшное в мире, человек?

— Холодные бургеры и жареный лук, — брякнул я очередную глупость. Ну вот, полезло наружу мое нутро.

— Равнодушие. Когда ты не боишься, не злишься, не любишь, не жаждешь. Такова есть нежизнь. Когда ты ни живой, ни мертвый. Ты прав, это самый страшный враг.

— И вы мне поможете?

— Нет, — казалось, деревья закачались из стороны в сторону. — Я давно не вмешиваюсь в дела смертных. Раньше моих братьев и сестер было много. Нас уважали, чтили, боялись. Однако со временем рубежники набрали силу, о старых богах стали забывать. А некоторых убили. Много силы ушло в землю, да там и осталось. Я укрылся так далеко от людей, как только смог.

На меня вдруг накатила обида. Как глупо все вышло: я тащился непонятно куда, рисковал жизнью, разделся, обмазался грязью, проливал кровь. Ради чего? Чтобы выслушать оправдания старого бога, который оказался простым трусом.

— Вы и есть нежизнь. Вы давно утратили всякое любопытство и желание жить. Если вы укрылись от людей — это не значит, что вы живете. Вы прозябаете. Устроили здесь себе курорт для бедных, подглядывая за тем, что творится в лесах!

Я развернулся и зашагал обратно к ежовику. Как обычно, в моей жизни все произошло невероятно глупо и буднично. Интересно, если бы я выпил эссенцию удачи, сработало бы это? Или Живень бы, как тот Андрей, самоубился?

— Человек!

Даже непонятно, что там произошло позади. Походило на звук, когда дерево разламывается на части. Но я не обернулся. В крутых боевиках главные герои всегда уходили именно так. Хорошо бы, чтобы там роща еще взорвалась, но это я многого хочу.

— Человек!!

На этот раз Живень не просто окликнул меня. Он протянул свои руки-травы, чтобы опутать ноги. Но и я не сплоховал. Ловко вытащил со Слова почти живой меч и махнул, разворачиваясь на месте. Клинку, видимо, было все равно, что пить — кровь или сок однолетних растений. Потому что тот сразу же завибрировал в руках.

Зашумела листа, закачались, словно от сильного ветра деревья, даже в небе будто бы загрохотало. Ой, я как-то не знал, что Живень еще и погодой умеет управлять.

Трава отпрянула, но вместе с тем стала невероятно быстро расти, трансформируясь в образ зеленого человека. До боли знакомого. Рост чуть выше среднего, сухое поджарое тело с мышцами-жгутами, уши. Вот по ушам-то я его и узнал. Передо мной стоял… я. Только в эко-варианте.

— Я стар, чтобы выступать в этой войне на твоей стороне. К тому же, у тебя нет верных союзников, человек.

— Чуры…

— Ты так и не понял главного, человек. Сильные не заключают союзы со слабыми. Или заключают, пока им это выгодно. Когда ты перестанешь быть нужен чурам, они не ударят веткой о ветку, чтобы помочь тебе. Помни это и держи в голове.

— Спасибо за нотации, это именно то, что мне и нужно.

— Ты хочешь завладеть артефактом, так?

Я хотел ответить что-нибудь хлесткое. Настроение совсем улетело в минус. Однако сейчас миру предстало невероятное действо, на которое, по-хорошему, требовалось продавать билеты — Матвей сдержался. Иными словами заткнулся и просто кивнул. Правда, Живень не торопился говорить. Он колыхался передо мной в образе человека, а мой нос щекотали вкусные запахи свежесрезанной травы.

— Мне эта реликвия сто лет не нужна, но очень уж напрягает ажиотаж вокруг нее, — решил я подать голос. — Даже воевода, который вроде бы должен быть за меня, навострил лыжи. Поэтому и пришло в голову, что лучше всего хранить артефакт будет у того, кому он не нужен.

— Что ты знаешь о реликвии, человек?

— Да не особо много, что она дает великую силу и все такое.

— Нет, — закачался зеленый. — Она дает не силу, а невероятные возможности. Все зависит от того, кто будет ею обладать. И как использовать.

— Уважаемый Живень, если честно, я ужасно задолбался. Я шел сюда хрен знает сколько, в кроссовках, каждая из которых весила пару килограмм. Погодка, к тому же, ни фига не майская. Больше того, я сейчас стою голый, грязный и уставший. И слушаю какие-то мутные речи.