Читать книгу 📗 "Четыре подвала (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович "Прокоп""

Я малость успокоился. Я почувствовал, что сумел взять себя в руки. Сразу стало лучше, тут же глубже стало дыхание и значительно улучшилось моё психологическое состояние: что имеет место, то в любом случае уже имеет это место, так во всем и вся, нужен лишь настрой, нужен правильный подход, и, упаси боже, никакой паники, иначе придет конец, самый печальный из всех возможных исходов — нет в этом никакого сомнения.

На входе в свой бывший двор, я вновь остановился. Здесь было как-то необычно тихо. Здесь всё было совершенно чужим. Это буквально прострелило меня навылет — здесь сейчас меня нет, здесь нет ни одного из тех людей, с которыми довелось мне провести много дней, испытать массу общих эмоций и впечатлений. Их здесь нет. Но сам двор есть.

Подумав об этом я двинулся внутрь. Я ещё раз подумал о том, что слишком тихо, что вокруг практически никого нет. Разве так было в мою бытность — нет, конечно, нет, всё было в точности до наоборот. Я оказался прямо посередине, где когда-то находился самый высокий, центральный из деревянных теремов. Стоит ли говорить о том, что я уже в какой раз исполнил роль заевшей пластинки — это в плане моего отношения: а кто-нибудь вообще помнит о том, что на этом месте здесь было сорок лет назад. Но нет, сейчас парочка новых китайских авто возле подъезда, где жил мой друг Максим. Я подошёл ближе, но останавливаться не стал. Мне нужно было миновать расстояние в два подъезда, чтобы оказаться возле своего родного подъезда, возле крыльца и той самой двери, ведущий в подвал дома 38/3.

В окнах стало больше света. Люди всё же появлялись, только не задерживались в статичном положении, они спешили по своим неотложным, во многом никчёмным делам. Никто не обращал на меня никакого внимания. Я подошёл к своему подъезду. Нараспашку была дверь внутрь. Потянуло посмотреть, я ступил на нижнюю ступеньку крыльца, мне хотелось увидеть дверь в нашу квартиру. Я сделал это. Я убедился в том, в чем ошибиться не мог: дверь была иной. И вот только после этого я бросил взгляд влево, — и сердце застучало быстрее, пробрал озноб — дверь в подвал была приоткрыта, она легонько двигалась, повинуясь ветру, она скрипела, приглашая меня войти. Я стоял не двигаясь. Сейчас я испытывал самый настоящий первозданный ужас. Но при этом меня со страшной силой тянуло сделать то, чего я боялся больше всего на свете, а именно, войти внутрь, спуститься вниз, вернуться в самые недра страхов собственного детства.

Сколько я простоял в нерешительности? Я не помню, да и было ли важно это, точно, что нет. Куда важнее было то, что никакого рядом со мной так и не возникло. Куда важнее было то, что дверь продолжала скрипеть и двигаться, приглашая меня войти. Рука сама потянулась взяться за металлическую ручку. Ещё сильнее заскрипело дверь и сразу мне в нос ударил тот самый, давно забытый запах. Сколько же лет, сколько минуло лет. И было странно, ведь сейчас был точно не тот момент, когда нужно думать о чем-то подобном. Но возникло само собой, наложением на пришествие ненормальной реальности, которая уже чувствовалась. Провалиться сквозь землю, прямо в эту вот секунду исчезнуть в одном из подземных ходов — но это было так. Запах возвращал назад, он откручивать механизм, и я втягивался в этот процесс, медленно и осознанно спускаясь вниз по лестнице. Навстречу той самой тусклой доисторической лампочке.

Мышечная память, я не ошибся, я сделал два шага вправо и оказался возле нашей сарайки. Она не изменилась нисколько. Даже краска по дереву, пусть немного стёрлась и облупилась. Наверное, что много лет был другой навесной замок. Только на меня это не действовало, когда я прикоснулся к нему, когда машинально достал из кармана свои ключи. И не было со мной ничего такого до этого, я сунул первый же из ключей в скважину, ключ легко вошёл внутрь. И я уже знал, что будет дальше. Да, я повернул ключ, отскочила душка замка. Осталось потянуть дверь. Я сделал это, — и вот здесь начало происходить что-то совсем уж необъяснимое. Прямо перед собой я видел своего верного друга, свой зелёный велосипед Уралец. У меня приостановилось дыхание. У меня всё сжалось внутри. Нет же, этого не может быть! И вещи, и газета на земляном полу. На лбу появились холодные капли пота. Пришлось сделать осознанную паузу, затем встряхнуть голову. Только это ничего не дало, ничего ровным счётом не изменилось. Скорее что в эти мгновения, вряд ли что раньше, я понял в чем дело. Время, оно переключилось, оно сделало оборот. Так вот почему настолько тихо. Вот почему таким странным напряжением встретила меня страна моего детства.

Я коснулся руля велосипеда. Я проверил хорошо ли накачаны шины. Я звякнул звонком, и длинное эхо прокатилось в тишине подвала.

Через минуту я закрыл дверь. Мне нужно было бы как можно скорее назад. И одна часть меня самого настойчиво требовала этого. Но я справился. Я уже не мог просто сбежать. Груз размером с долгие годы, что-то ему дополнением не давали мне этого сделать. А значит, значит мне следует двинуться дальше. И я исполнил, я подчинился подсознательному наказу. Ещё несколько метров вперёд, далее, я свернул влево. Передо мною была дальняя галерея, отсек, раздел, можно назвать как угодно, до конца влево там наша вторая сарайка.

Медленно двигался я. Ни разу не обернулся назад. Вновь на связке ключей нашелся нужный ключ. Вновь присутствие прошлого владело происходящим. Ящик с ёлочными игрушками, которые все до одной стеклянные, меж которых серебряные нити дождя, снежинки, разноцветное конфетти. Жёлтая газета, накрывающая новогодний праздник сверху, а на ней дата 10 января 1977 года. Всё так и было. Несколько старых чемоданов на деревянных полках. Два ряда пыльных трехлитровых и двухлитровых банок. Лыжи и лыжные палки, рядом с ними какие-то бруски, какие-то детали старой мебели. Несколько мешков, в которых тряпки, старые вещи. Этот мир существует, он никуда не делся. Он по-прежнему здесь. Почему я об этом узнал только сейчас. Но мне здесь быть нельзя. Потому что я здесь уже есть. Мне необходимо назад, не теряя ни одной лишней секунды назад.

И всё же запоздало случилось осознание. А может дыхание со стороны. Может то, что привело меня сюда. Но как бы там ни было я резко развернулся. Я быстро закрыл дверь, замок. Я двинулся в обратном направлении. Всего каких-то двадцать метров, никак не больше до подвального перекрестка, там вправо и вверх, там дверь. Но я знал, что я увижу его обязательно. Пришлось напрячься, сконцентрироваться, отсчитывая шаги.

В необходимый момент я повернул голову. Он был там, он повернулся свою голову в мою сторону. С его клыков стекала темная кровь. У него были собачьи глаза, собачьи уши. Он был той собакой, которых не бывает. Он был той собакой, которую ненавидят все остальные собаки, ненавидят и боятся.

Но откуда я знал о том, что он меня сейчас не тронет. Объяснения не было, но я знал. Боялся ли? Да, определено я ощущал присутствие страха. Но страха не за себя как такового, а за себя из этого подвального времени. Сложно выходило наружу осознание, от того, что понимать было гораздо труднее, чем ощущать.

Есть я там, есть я здесь, и есть он — который тот же я, но здесь и там в едином лице.

Он глухо зарычал. Он бросился в мою сторону. Я остановился, я не побежал. Он приблизился ко мне. Мы смотрели друг на друга. Холодной испариной покрылось всё моё тело. И если бы не было того, что контролировало меня извне, то я бы точно не выдержал.

— Как только он покинет тебя, так сразу я его убью — произнес он булькающим отвратительным голосом.

— Почему он должен покинуть меня? — спросил я.

— Почему? Потому что ты этого хочешь, потому что ты явился сюда. Оказался там, куда тебе дорога заказана.

— Ты же не можешь убить меня? Тогда тебе не будет пристанища. Тогда ты будешь ограничен четырьмя подвалами и одной дорогой — сказал я, сам не понимая того, что слетает с моего языка, ведь мысли явно отставали от слов — Если ты убьешь его, то убьешь и меня. Если ты убьешь меня, то будет то, о чем я сказал — ты навсегда останешься здесь — продолжил я.