Читать книгу 📗 "Четыре подвала (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович "Прокоп""

Пришлось остановиться. Рядом со мной была лавочка. Вокруг лавочки, на доступном взгляду расстоянии, никакого не было. Я сел, мне нужен был отдых. Неприязненно пришло в голову, что у меня совсем не осталось физических сил. Правда, данное напоминание продержалось недолго: мне уже не нужны физические силы.

Я спал и мне снился сон. Кажется, что так это было. Лидия Петровна зашла в подвал. Она позвала меня. Но ответа не было. Она осторожно спустилась по лестнице, ещё раз меня позвала. Но вместо меня появилась собака. Лидия Петровна увидела её на расстоянии значительном, почти на всю длину прохода в левую сторону. Лидия Петровна не могла понять, её собственные глаза её же обманывали. На неё неслась собака чудовищных размеров, с открытой пастью, черная, с красными глазами. Парой секунд вполовину сократилось расстояние. Лидия Петровна развернулась, сделала каких-то три шага в сторону выхода — этого было явно недостаточно, потому что, повернувшись боком, увидела собаку прямо перед собой. Лидия Петровна успела только дико закричать, как собака сбила её с ног, как огромные клыки, обдавая горячим нехорошим дыханием, ужасной болью впились в горло. Дальше Лидии Петровны уже не было, её сознание переместилось в другие миры. Зато было огромное количество крови, жуткое утробное рычание — собака Баскервилей отрывала куски горячего мяса.

Я не проснулся в тот момент. Я подбежал к этому месту. Собака на меня посмотрела с полным безразличием. Но и я ведь не испытывал никаких эмоций. Ровно до того момента, как появились эти двое. Следователь и старик, имени которого я не смог вспомнить сразу. Тогда я ушел. Мне нечего там больше было делать. Собака уже в какой раз всё сделала за меня. Я просто спал, она меня охраняла. Или я сам пришел туда, открыл дверь в подвал, не имеющую в этом времени замков, спустился вниз, вызвал своим появлением восемьдесят третий год, а дальше…

Я не знал, я не мог ответить и на этот вопрос. Но мне было отчётливо хорошо. Мне с каждым разом было лучше и лучше. Зеркало меня не обмануло. Оно всего навсего малость забежало вперёд. Эти люди, они мне не нужны. Я совсем не против того, чтобы собака всех их сожрала.

Ночь была высоко. Как это объяснить? Звёзды, они виделись в большом отдалении. Точно что ночные тучки способствовали этому. Помогала прохлада, тот самый ветерок. Та самая тишина. Упавшая к ногам, прямо передо мною темнота. Успокоением и отрешением от существующего мира. Но нужно было подняться. Что я и сделал.

Вернувшись домой, я какое-то время там же и отсутствовал. Потому что не о чем не думал. Я дремал. Я ещё не спал, ещё не успел переместиться прочь. От того очнулся, меня потянуло к старому комоду, который я не открывал тысячу образных лет, над которым и располагалось то самое зеркало. Пришлось встать на коленки, вытягивая на себя самый нижний ящик. Здесь у меня было что-то вроде архива. Множество старых фотографий, какие-то журналы и газеты, документы всех видов, больше имеющие отношения к моим родителям, чем ко мне. И ещё много всякого из прошлой, давно минувшей жизни.

Руки сами потянулись вытащить старую картонную папку, из-под самого низа, на которой было написано моей рукой: старая квартира. Я открыл эту папку, вместе с ней переместился на диван, разместился поближе к жёлтому настенному светильнику, и стал медленно и очень аккуратно смотреть содержимое папки. Там были мои рисунки, там были школьные тетради за пятый и шестой класс. По истории, по литературе, по географии. Там же нашли себе место все школьные групповые фотографии. Я с огромным интересом рассматривал всё это. Дошел до своих детских сочинений, и тут же подумал: как же всё это сохранилось, причем ведь здесь полный порядок. Мои сочинения представляли из себя необъяснимую абракадабру. Но сейчас это не вызывало никакого отторжения, напротив, от этого становилось хорошо и легко на душе. Вот мои альбомы, куда я наклеивал фотографии из газет и журналов, фотографии на тему футбола и хоккея. Под каждым фото подпись, каждое газетное фото стало жёлтым. Другое дело — это снимки из журнала Физкультура и спорт, они точно что не изменились. Волна воспоминаний окатила меня. Я принял внутрь две порции технического самопала, я жадно закурил. Я хотел все положить обратно. Ведь остался всего один листочек, бывший в клетку, бывший чистым. Но что-то меня остановило. Я докурил сигарету, я вытащил этот листочек, перевернул его — и увидел то, что заставило меня сжаться. Там моей рукой была нарисована та самая собака Баскервилей, там имелся крайне странный текст, от которого мне стало не по себе. Но лишь на какое-то время, дальше я пришел в себя. Я всё понял. Я всё вспомнил. Давно это было, тот черный щенок, который жалобно скулил. Он не хотел умирать. Я пытался его спасти. Я делал всё, что мог, как я это понимал. Бегом, с ним на руках, я бежал на улицу Фестивальную, где находилась ветеринарная клиника. Но меня не приняли, моего друга даже не захотели посмотреть, не то чтоб оказать помощь. Да и пострадал он от людей, кто-то, видимо, ногами искалечил добрую простую бездомную собачку.

Ведь тогда, ведь после этого, я в отчаянии нарисовал картинку, в которой увидел мертвую собачонку совсем другой. Тогда мне в голову, и как бы со стороны продиктованный, пришел этот текст, который даже тогда показался мне странным. Поэтому я спрятал эту страничку, поэтому я не хотел её видеть. И ещё я очень хотел забыть, всё то, что случилось. Очень хотел забыть. Но и очень долго не мог этого сделать. Лишь в последствии, когда минули годы, когда жизнь предъявила мне такое количество дерьма, что определенного обстоятельствами, что и подаренного людьми. Тогда я забыл, забыл прочно. Выходило, что навсегда. Но нет не навсегда. Настало время и всё вернулось. В другой форме, в той, о которой я мечтал, чтобы отомстить им всем, и тем, кто виноват, и всем остальным, кто не имел к этому отношения. Но им тоже, поэтому для меня отношение они имели, ещё как имели.

По телу прошёл жар. Стало страшно и радостно одновременно. Собака вернулась, чтобы помогать мне, чтобы добром заплатить за добро. Пусть я понимаю, что это добро — это добро только в моем понимании, для них зло. Для них оплата симметрична, за зло злом. Ровно так, как я хотел, о чем я мечтал в ту ночь, когда долго не мог заснуть, когда страшно гремела чудовищной силы гроза, когда принесла она потоки холодной воды с неба, и когда за гаражами лежал мертвый маленький черный щенок, которого я утром собирался там же похоронить. Возле зелёного забора складов госрезерва, в том месте, где никто его никогда не потревожит.

Я поднялся с дивана. Я сложил назад всё то, что было в папке. Я сделал единственное изменение, положив листочек с собакой на самый вверх. Выкурив очередную сигарету, я убрал старую картонную папку обратно в комод.

Прошло несколько минут. Всё связанное с собакой не выходило у меня из головы. Как я мог забыть обо всем этом. Память — это моя большая проблема. Я очень мало чего помню, и сколько же раз этот факт становился для меня непониманием и раздражением. Сколько же всего осталось скрытого в этой бездне. Мне хотелось воспроизвести в своем сознании буквально каждый день, но вместо этого я помнил лишь короткие отрывки, больше похожие на фотографические снимки. А это была моя жизнь! Это была лучшая часть моей жизни! В которой не было столько много зла и дерьма. Только почему-то все лучшее стёрлось, оставило меня, от меня же отказавшись. И вот только тогда, когда странным образом открывались давно утраченные файлы, только тогда я мог ощутить ту атмосферу. Понять не мог, мог лишь почувствовать.

Почему собака убила девочку Надю? Это не имело объяснения, это не вписывалось в канву моих размышлений. Ведь Надя, как и я, очень любила собак. У Нади на руках был щенок. У Нади не было никаких дурных мыслей и прочего. Почему собака убила Надю? Потому что собака была голодной?

Нет же, в этом есть что-то ещё, и это что-то — это я сам, это та моя жизнь, которая случилась позднее, гораздо позднее.

Наконец-то я ощутил, что данное мне время прошло. Что ещё немного и я исчезну из этого пространства. Я засну, и ничто не сможет потревожить меня в стране моих сумасшедших кошмаров. Ничто, но разве, что этот следователь, который сумел проникнуть туда, куда дорога ему должна быть заказана. Ладно, пусть, он умрет. Все такие как он должны умереть. Все они и есть то самое вселенское зло, тот обман, та тошнотворная система. Всё зло, творимое людьми. Пусть он умрет. Пусть собака ему разорвет глотку. Он ведь очень сильно этого хочет. Если ему захотелось посетить мою страну нигде никогда.