Читать книгу 📗 "Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович"

11

– Прекрасный план! – объявил Мурашов с фальшивым воодушевлением. – А то обстоятельство, что нас всех снова убьют, очевидно, сообщает ему особенную пикантность. Не думал, что вы настолько мстительны, Консул.

– Еще час назад вы готовы были рискнуть, – напомнил Кратов.

– На адреналине я бываю готов и не на такие безумства, – возразил Мурашов. – Но теперь избыточная экзальтация рассеялась, я прекрасно себя чувствую, снова способен мыслить здраво, и мне нравится быть живым.

– Эх, – сказал Брандт, и все разом посмотрели на него. На лице навигатора снова установилось самое кислое выражение, какое только можно было себе представить. – Я согласен.

– На что вы согласны, коллега? – предупредительно осведомился Кратов.

– На то, чтобы меня снова убили, – пояснил Брандт унылым басом. – И потом, это мой «смауг». Так что стрелять тоже стану я. – Он говорил медленно, с ощутимым усилием, делая большие паузы между фразами. – А вы, если хотите, можете подыскать себе среди рухляди какой-нибудь «калессин». Тем более что толку от него будет немного.

– И нам понадобится «архелон», – напомнил Кратов.

– Да хоть два, – сказал Феликс Грин.

– Нет, именно один, – сказал Кратов. – Другой пусть остается где стоит. На тот случай, если ребята каким-то чудом окажутся на свободе и на том же месте, откуда их забрали.

– Промежуточный финиш, – сказал Мурашов, усмехаясь. – Пит-стоп… Вот что, Консул: я передумал. Какого черта?! Я пойду с вами и буду пулять во все стороны из этого, как его… «калессина», а вы станете наводить страх этим, как его… «смаугом». Конечно, из меня не такая удачная мишень, как из Брандта, но производить шум и сеять хаос я умею не хуже других.

– Храброе сердце злую судьбу ломает, а бодливой корове бог рог не дает, [13] – сказал Грин, ухмыляясь.

– Бог знает что вы несете, Феликс, – с осуждением откликнулся Мурашов.

– Это не я, – парировал тот. – Это классик.

– Все же согласитесь, что два навигатора на борту намного предпочтительнее одного медика, – упорствовал Мурашов, скорее по инерции, нежели из упрямства. – Тем более что моя должность даже не предусмотрена типовой судовой ролью.

– Моя тоже, – пробасил Брандт.

– Чтобы поднять корабль, – сказал Грин, – достаточно одного навигатора. Того же меня. Чтобы уронить корабль в штатный портал, ни одного не нужно. Особенно если принять во внимание, что ничего из перечисленного мы делать не собираемся.

– Пока весь экипаж не окажется на борту, – уточнил Кратов.

– Да, – сказал Грин. – И если учесть, что второго навигатора я всегда смогу вернуть в строй посредством лазарета. Lazare, иными словами, veni foras.

Брандт снова вздохнул. В последние часы он вздыхал особенно часто и горько, и совсем мало улыбался.

– Итак, я стреляю, – промолвил он. – Во всякую цель, которая не мы с вами, Консул. А вы во весь опор несетесь на восток…

– На условный восток, – сказал Кратов. – К металлосодержащим объектам. К базе Охотников.

– Непонятно зачем, – негромко вставил Феликс Грин.

– И если меня не убивают… – продолжил было Брандт.

– Не надейтесь, друг мой, – сказал Мурашов. – Эхе-хе… Пойду готовить ваш саркофаг к приему тела.

– Циник из меня в сравнении с некоторыми!.. – сказал Грин, ни к кому персонально не обращаясь. – Займусь-ка я лучше «архелонами». – Он поглядел на Кратова и упреждающе произнес: – Одним «архелоном».

Кратов молчал, стиснув зубы, медленно сжимая и разжимая кулаки. Затем промолвил, шаря взглядом по стенам и потолку:

– Парни, я знаю, что это паршивый план. Я знаю, что ни шиша у нас не получится. Из меня никудышный фрахтователь и паршивый стратег. Слишком мало информации, слишком много нервов.

– Не корите себя, Консул, – успокоительно сказал Феликс Грин. – Когда нет умных идей, сгодятся и дурацкие действия.

– Не сидеть же, в самом деле, сложа руки! – подхватил Мурашов.

В полном укоризны взоре Брандта ясно читалось: «Именно ты как раз и будешь сидеть сложа руки».

– А вот черт его знает! – вдруг произнес Кратов, свирепо морща лоб.

12

Сидя в кают-компании за изучением графий, сделанных зондами, Кратов слышал краем уха, как Мурашов добивается объяснений от навигаторов. «Зачем нужно было все усложнять, драматизировать? Эти марш-броски дурацкие… это ковбойство с фограторами… Разве нельзя просто поднять „Тавискарон“ и опустить рядом с логовом… э-э… м-м-м… оппонентов?» У него почему-то создалось ощущение, что дверь оставили приоткрытой намеренно. «Нельзя», – коротко ответил Брандт, но в подробности вдаваться не стал. «Но почему, почему?!» – упорствовал Мурашов экспрессивным шепотом. «Потому что так не делается, док, – жарко заговорил Феликс Грин. – Так не делается никогда! Корабль может совершать этакие маневры только с полным экипажем на борту. В том смысле, чтобы никаких отставших или пропавших без вести. По крайней мере, покуда их судьба не прояснится окончательно. А это именно наш случай. Люди должны знать, куда возвращаться. Люди должны быть уверены, что их ждут, что корабль именно там, где они его оставили, а не упрыгал в неизвестном направлении, как… как зеленая лягушка». – «Это что, какое-то уложение Корпуса Астронавтов?» – спросил Мурашов с тусклой иронией. «Это негласное правило, выработанное годами практики», – раздельно и несколько сердито произнес Брандт.

Кратов сразу же вспомнил, как двадцать с лишним лет назад тащился по чокнутой планете Уэркаф, которая потихоньку занималась пламенем чудовищного катаклизма, один, совсем один, так сложилось… он был едва живой от усталости, жажды и одиночества, в голове клубился горячечный бред, во все стороны пролегала раскаленная пустыня, по ней ползали твари с недобрыми намерениями, ни малейшего шанса на выживание для неподготовленного человека, но ни разу, ни единого разу в его перегретом мозгу не возникло сомнения в том, верно ли он поступает, держа свой обреченный путь в направлении корабля. Тогда он и понятия не имел о правиле, что упомянул Феликс Грин, его персональный опыт самостоятельной активной навигации был ничтожен и очень рано пресекся, но остатки здравого смысла и какие-то дикие инстинкты диктовали в те часы единственно верную траекторию спасения. На планете Церус I он тоже оказался в совершенном, как ему представлялось поначалу, одиночестве… но там вместо корабля был верный друг Чудо-Юдо-Рыба-Кит, тот ждал сколько мог, а потом нарушил все правила, о которых, впрочем, и не ведал, и одним прыжком сократил разделявшее их расстояние. И с тех пор ему, кажется, более ни разу не приходилось изображать из себя Робинзона, отставшего от корабля. Не считать же таковыми курсантских еще лет марш-бросок на выживание без воды и пищи через калифорнийскую Долину Смерти, двухдекадную с теми же задачами зимовку на заброшенной станции Эсперанса в Антарктиде, где компанию ему составляли пингвины да еще какая-то непонятная массивная тварь, приходившая самой темной ночью и сопевшая паровозным сапом под дверью (он склонялся к мысли, что имел место розыгрыш сокурсников, но правды так не добился, и решено было грешить на какого-нибудь блудного моржа или, там, на морского слона – не на восставшего же из реликтовых льдов криолофозавра, в самом деле, тем более что уж тот-то не стал бы церемониться с бронированной заслонкой и утлым замком)… Следовало признать, Кратов отнюдь не страдал по новым впечатлениям подобного свойства. И без того жизнь складывалась нескучно.

«База, – думал он. – База. Не просто база, а База с большой буквы. Не успело шаровое скопление утвердиться в этом октанте пространства и основательно прописаться в лоциях, как некто несказанно прыткий и рачительный втихаря устроил себе внутри него лежбище. И не просто устроил, а окружил защитными периметрами и выпустил гулять в окрестностях охранные команды, равно безжалостные и бессмысленные. Кому мог понадобиться этот пустой холодный мирок? Брандт подозревает тахамауков. А я не могу придумать ни единой причины, зачем этим некогда блистательным имперцам и галактическим конкистадорам вдруг приспичило вновь заняться экспансией. Насколько мне известно, свободного места в тех мирах, что удалось не растерять в процессе этнической диссипации, у них и без того навалом, и я знаю по меньшей мере три вполне благоустроенные планеты голубого ряда, бесспорно принадлежащие тахамаукам и притом совершенно необитаемые. Верно, тахамауки не умирают. Точнее, умирают чрезвычайно редко. Но рождают потомков и того реже. На кой черт им морока с экспансией?! Она уже и нам-то не кажется необходимой, а если мы и шарашимся еще по Галактике, то по большей части из любопытства. Тахамауки не любознательны. Все образчики этой древней расы, каких я встречал в жизни, вели себя так и при любом удобном случае недвусмысленно подчеркивали, что нет ничего в мире, чего бы они не знали. – Он задумчиво перетасовал графии на экране перед собой. – Хорошо, если бы это оказались тахамауки. С ними можно вести переговоры. При известном упорстве и психологической устойчивости с ними можно договориться. А самое главное – их можно обмануть. Не солгать и выдать черное за белое, а объегорить за переговорным столом. На чистой логике, на крючкотворстве и знании законов. Мне такое удалось однажды… старик Энграф троекратно проверил протоколы, сардонически ухмыляясь и повторяя: „Ну-ну… ну-ну…“, затем неохотно признал факт ксенологической панамы к несомненной выгоде Федерации, а ночью не сдержался и перепроверил еще раз… следовательно, закон парных случаев на моей стороне. Но ведь могут оказаться не тахамауки. И, с исчезающе малой вероятностью, все же аутсайдеры. Тогда мой, и без того кретинический, план летит в топку, все жертвы оказываются напрасны, я лишаюсь свободы, и хорошо еще, если не жизни, а Татор с инженерами – последней надежды на избавление. – Кратов усмехнулся. – Как удачно, что Брандт и Мурашов оказались големами! А ведь наш добрый доктор прав: „Подвиги самоотвержения становятся анахронизмом…“ Нужно было мне с самого начала додуматься до такого простого и не лишенного элегантности хода: самому явиться в Корпус Астронавтов с предложением собрать экипаж из одних только големов. Татор, конечно же, не согласился бы, и мне пришлось бы искать другой корабль. И я, конечно же, нашел бы. Тоже мне, задачка!.. Сложилась бы довольно скучная миссия, окажись все навигаторы копиями Брандта… Зато сейчас никто не ломал бы голову, как разыскать пропавших товарищей и вытащить из узилища, к которому и подходы толком не видны. А уж сама операция по извлечению рациогена из грузового отсека „гиппогрифа“ обрела бы отчетливые признаки гамбита. И выйди ситуация из-под контроля… она уже вышла из-под контроля, но не обрела еще признаков безнадеги… то всегда можно было бы бросить тела в снегу и унести ноги. Наверняка у наших славных големов в темных пражских подвалах припасены запасные оболочки. Что по этому поводу говаривал мой старинный друг-недруг Сидящий Бык из племени людей-2: „Моя личность бессмертна. Если мозг и тело выйдут из строя, их можно будет заменить“. Да, времена трагедий уходят… Не хочу больше никаких трагедий. Вот вытащу ребят, заберу рациоген… его нужно забрать во что бы то ни стало, чтобы все злоключения и передряги оказались не напрасны… и никогда, никогда больше не сунусь в опасную миссию с человеческим экипажем. Големы и только големы. Разумеется, они тоже полагают себя людьми, и у них на то есть все основания. Но вдобавок и преимущества в виде „лазаретов“, регистраторов в глазницах и запасных тел…»