Читать книгу 📗 "Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция (СИ) - Стивенсон Нил Таун"
— У вас точно нет никаких соображений о том, каким будет следующий шаг Грайне? — спросила я, стискивая Тристану руку, чтобы молчал.
Эржебет презрительно пожала плечами.
— Неужели я стану марать свои мысли, пытаясь думать как Грайне?
— О! — примирительно вмешался Ода-сэнсэй. — Разумеется, так нам и надо поступить. Думать как Грайне. Отшелушивать листья истории, за которыми скрывается возникновение фотографии. С чего она началась?
— Камера обскура? — предположила я. — Леонардо да Винчи?
Фрэнк Ода мотнул головой.
— Она только перенаправляет свет, но не вызывает коллапса волновой функции, не запечатлевает конкретный момент времени.
— Дагеротипы, — с отвращением проговорила Эржебет. — Помню, как они мгновенно вошли в моду. Как социальные сети на рубеже тысячелетий или автомобили за сто лет до того.
— Но что привело к дагеротипии? — спросил Ода-сэнсэй. В своем всегдашнем духе он, несмотря на всю напряженность момента, наслаждался чисто научной стороной задачи.
— Светочувствительная бумага, — сказала я. — Это ведь нитрат серебра, да? Линзы. Возможно, зеркала.
Он кивнул:
— Это все она постарается уничтожить. Если убить Луи Дагера, произойдет диахронический срыв, но если затормозить технологию шлифовки линз и сделать это в достаточном числе Нитей, Луи Дагер направит свой изобретательский талант на что-нибудь другое. То же и со светочувствительными химикатами.
— Теперь, когда вы сказали, я и впрямь что-то такое припоминаю, — подтвердила Эржебет — бывшая правая рука Грайне.
— Однако технология шлифовки линз важна не только для развития фотографии, — заметил Тристан. — Развитие оптики повлияло на всю историю человечества. Благодаря ей у нас есть телескопы, микроскопы, очки…
— Что ж, если Грайне осуществит свой замысел, ничего этого не будет, — сказал Ода по-прежнему таким тоном, будто обсуждает преинтереснейшую теоретическую задачку. — Значит, если она преуспеет, человеческая история ретроактивно изменится.
— И нитрат серебра, — с некоторым беспокойством произнес Тристан. — Его открыл Альберт Великий в тринадцатом веке.
Ода кивнул:
— Убить его Грайне не может, но постарается помешать его открытиям. А он один из величайших мыслителей своей эпохи, и это изменит все, что мы считаем своей гордостью и наследием.
— Чтобы выкорчевать фотографию, надо, по сути, отменить все развитие науки, — сказала Эсме.
— Ну вот такого я не допущу, — произнес Мортимер. — Этак от моей институтской программы ничего не останется!
Никто не рассмеялся. Наступило молчание. Долгое молчание. Я слышала, как кто-то постучал в дверь соседнего дома.
— Если мы правда считаем, что она намерена это сделать, мы должны ее остановить, — сказала я.
— Конечно, она намерена это сделать, — ответила Эржебет. — Я бы на ее месте так и поступила.
— Неужели? — удивилась я. — Но это же очень дурно.
Эржебет стрельнула в меня своим фирменным уничижительным взглядом.
— Почему? История развивается в ту или другую сторону, она сама по себе не дурна, хоть в ней и есть дурные люди. Я знаю, что ты сейчас скажешь, — остановила она меня, заметив, что я протестующе вскинула руку. — Ты скажешь, ну вот, например, рабство, безусловно, дурно, а я отвечу, может, и так, но без рабства не было бы сегодняшнего мира.
— Это не делает его приемлемым, — возразила я.
— Если бы я могла переписать историю, чтобы в ней не было рабства, я бы это, безусловно, сделала, но мир бы полностью изменился, и вам бы он не понравился, поскольку все любят знакомое и привычное. Вы хотите остановить Грайне не потому, что она затеяла дурное, а потому что она хочет отменить все, с чем вы сжились. И это не соответствует вашим представлениям о правильной жизни с «Уолмартами», хлопковым бельем и тем, для чего вам нужны так называемые редкие земли. Вы хотите, чтобы это все у вас было всегда. Планы Грайне несовместимы с вашими привычками. Других весомых возражений у вас нет.
— Если она собирается уничтожить науку, то у нас есть очень весомое возражение, — сказал Тристан.
— Нет, — стояла на своем Эржебет. — Человечество очень долго жило без всякой науки. И это верно вне зависимости от того, что могла или не могла сделать магия. Наука принесла хорошее и дурное в равной мере. Я видела, как это происходило. Мир без научного развития не стал бы лучше или хуже — просто он был бы не таким, каким мы его знаем.
— Чушь, — отрезал Тристан. — Бросьте, Эржебет, вы… резонерствуете. Очевидно, наука и технология улучшили человеческую жизнь.
— Расскажите это жителям Хиросимы и Нагасаки. Расскажите это атмосфере, которая задыхается от выбросов углекислого газа.
— Я расскажу это сотням миллионов людей, которые умерли бы без современных антибиотиков, — нетерпеливо заявил Тристан. — Какой-то идиотский спор.
Он встал и заходил в треугольном пространстве между столом, камином и кухонной дверью.
И тут позвонили в парадную дверь. Все удивились, кроме Тристана, который жестом велел нам оставаться на местах, а сам пошел открывать. Через окно мы видели стоящий на улице «федэксовский» грузовичок. Несколько неожиданно в праздничный день, но наши срочные заказы, связанные с ОДЕКом, доставляли в самые неурочные часы, и все решили, что это очередная поставка экзотических сверхпроводников.
— Эржебет, — подала голос молчавшая до сих пор Ребекка, — так вы против борьбы с Грайне?
Тон вопроса был самый нейтральный, без всякой моральной оценки, просьба уточнить информацию и ничего больше.
— Нет, — ответила Эржебет. — Я хочу и буду бороться с Грайне. Она чересчур могущественна. Грайне пленила всех ведьм, кроме вас и Джулии, а вы обе еще только учитесь колдовать. Я сама пленилась Грайне и чуть не сделала, что она просила, хоть и понимала, как это дурно. Ваше счастье, что моя исключительная доброта и верность коллегам не позволили мне убить вас всех.
Вернулся Тристан с «федэксовской» коробкой, прошел в кухню, поставил ее на стол и начал аккуратно вскрывать карманным ножом.
— Дайте мне ОДЕК, — продолжала Эржебет, — и я помогу сохранить привычный вам мир, который сами вы считаете лучшим из миров.
— Даже если не согласны с этим, — сказала я.
— Я не думаю, что какой-то мир «лучше». Я ничего не оцениваю. — Однако в уголках губ пряталась улыбка, как будто Эржебет просто нравится вредничать.
— При всем уважении, — вмешался Мортимер, — если я правильно понимаю, оперативный итог таков: дайте Эржебет, Джулии и Ребекке ОДЕК, и они помогут нам остановить Грайне. У нас есть ОДЕК. У нас есть три вещие сестрички. Извините, если кого обидел.
— Никого не обидел, — улыбнулась Джулия.
— Я прав? Тогда, если вам охота перетереть за философию, этим можно заняться в кофе-брейк или типа того.
Эржебет внезапно помрачнела.
— Только у нас нет хронотрона, — упавшим голосом проговорила она.
Фрэнк кивнул:
— Я могу воспроизвести некоторые его функции на базе своей прежней программы — айпадовского приложения, которое написал для вас несколько лет назад. Но вы правы. Это не замена хронотрону.
— И, опережая вопросы, — вмешался Мортимер, — его ничем не заменишь. Одно дело на коленке собрать в подвале ОДЕК. Но хронотрон — проект на мультимиллиарды долларов.
— Ничего страшного, — подал голос Тристан (он по-прежнему возился на кухне с посылкой). — Мы не запускаем новую кампанию. Мы только откатываем назад то, что делает Грайне. Дождемся, когда она сделает первый шаг, отрядит дейцев в хорошо известные нам ВиМНы. Затем отправимся в эти ВиМНы и остановим их.
— Йес! — воскликнул Мортимер.
Тристан вернулся из кухни, держа белый пакет, который вынул из коробки.
— Мы начнем с того, что отправимся в прошлое и поговорим с нашими ИГСОВами, объясним, что и как. Думаю, многие согласятся перейти на нашу сторону. Мы создадим собственную ведьминскую сеть, систему явочных квартир. А в современности у нас по-прежнему есть друзья в ДОДО.