Читать книгу 📗 "Блудные братья - Филенко Евгений Иванович"
За спиной у него уже минуты две переминался с ноги на ногу, старательно шмыгал носом, вздыхал и вообще разнообразно страдал на публику добрый молодец лет десяти с небольшим.
– Хорошо, господин губернатор, – сказал Кратов. – Теперь быстренько скажите, что мне можно, а что нет, и я не стану вас более обременять своим присутствием.
– Странный вопрос, – хмыкнул Грегор. – Вы же взрослый, значит – делайте, что хотите. Ну, я не знаю… Купайтесь, загорайте. Только постарайтесь не покидать территорию Фермы.
– Это почему?
– А потому, что вся остальная территория как была, так и осталась дикими джунглями Индокитая. И здесь даже водятся ядовитые змеи. Вы умеете обращаться с ядовитыми змеями?
– И с неядовитыми тоже… не умею.
– Ну вот, видите! Так что если вас укусит какой-нибудь «элафе мандарина»… – Грегор замолчал и выжидательно посмотрел на Кратова.
– …я сей же секунд обращусь к вам, док, – закончил тот.
– Мимо, – равнодушно сказал Грегор. – Дайте ему по башке и протрите место укуса своим любимым одеколоном. С остальным защитные силы вашего организма управятся сами. Это мандариновый полоз, очень красивый, но совершенно безвредный. И с какой стати ему вас кусать? Разве вы крыса?
– Полагаю, нет, – сказал Кратов с облегчением.
Кем-то забытый гравискейт был небрежно прислонен к высокой жердяной ограде. Индикатор готовности на загнутом кверху носке (что делало его похожим на лыжу для могула или скорее на позабытую джинном персидскую туфлю семидесятого размера) едва заметно тлел.
– Можно я возьму это? – спросил Кратов в пространство. Не дождавшись ответа, он подхватил скейт подмышку и бодро зашагал вдоль ограды. Оттуда доносились невнятные басовитые звуки темного происхождения. Жесткая, не то подстриженная, не то объеденная трава хрустела под ногами. Какое-то время над головой кругами летала фантастических размеров красная с черным бабочка – Кратов даже попытался с нею заигрывать, – но вскорости отвлеклась на прилепившиеся к стволу дерева нежно-розовые цветы (каждый величиной с суповую тарелку и соответственно пахнущий, кстати, чем-то вроде перестоявших щей). А на место бабочки заступили мелкие, но чрезвычайно шумные, наглые и тоже ярко размалеванные мухи.
Для своих упражнений Кратов выбрал лужайку поровнее. Стыдливо озираясь, установил одну ногу на скейт, а другой легонько оттолкнулся. Снаряд дрогнул, ощутимо напрягся и приподнялся над примятой травой сантиметров на десять. На устойчивое парение это никак не походило. Да и равновесием здесь не пахло… Кратов спрыгнул и суетливо замахал руками, ловя с готовностью прянувший кверху скейт. Ему удалось это в самый последний момент.
Словно бы указывая на его место в иерархии интеллектуальных ценностей, из близлежащего леса донесся глумливый ослиный рев.
Все дело заключалось в настройке. Конечно, скейт был приготовлен для перемещения по воздуху подростков, чей вес не превышал тридцати пяти-сорока килограммов. То есть примерно втрое легче Кратова. Но как его переналадить, где вскрыть и на какие сенсоры после давить, было тайной за семью печатями.
Чувствуя себя полным болваном, Кратов вертел оказавшийся бесполезным снаряд в руках. Его потуги обрести свободу передвижения в масштабах крохотного клочка тропической территории на глазах обращались в прах. Как бы это ни выглядело постыдным, но человек, с легкостью управлявшийся с ЭМ-кораблями, взнуздавший транспортного биотехна, практически полностью восстановивший навыки лихаческого вождения гравитров, был абсолютно бессилен сладить с паршивой летательной доской, доступной и понятной любому ребенку. «Балда ты, братец», – подумал он, в сердцах сплюнул и наладился было брести назад, на Ферму.
Но судьба, вдоволь насладившись зрелищем его мук, внезапно сжалилась и послала избавление.
Избавление имело облик младой девы, что неспешной поступью возникла из-за угла изгороди. Единственным облачением девы был мокрый черный купальник, который, впрочем, к моменту встречи был снят, тщательно выжат и небрежно переброшен через плечо. А единственным украшением – ожерелье, состоявшее из грубовато обработанных раковин, подвешенных к простенькой платиновой цепочке. Самая большая раковина – аккуратно расправленные, нежнейшие, почти прозрачные «крылья ангела» – ниспадала между тем, что каких-нибудь года два спустя можно будет назвать «роскошными грудями». Кожа девушки, словно драгоценным лаком, покрыта была ровным шоколадным загаром и усеяна блестками водяных капель. Длинные, русые, сильно выгоревшие волосы небрежно убраны назад. Блаженно прикрыв глаза и задрав к небу носик, избавление мурлыкало какую-то мелодию, одной рукой придерживая купальник, а другой намахивая в такт.
Первым побуждением Кратова было захлопнуть пасть, зажмурить гляделки, ни секунды не медля рухнуть на землю ничком, затаиться в траве и переждать, пока юная нимфа пройдет мимо и сгинет по своим нимфьим делам. Вторым побуждением – то же самое. Третьим…
Однако его уже заметили.
Нимфа остановилась, обратив на него взгляд, полный выжидательной укоризны. Нельзя было сказать, что она сильно испугалась… Затем рука ее плавно поднялась и как бы невзначай перекинула тугой жгут волос со спины вперед, слегка прикрыв одну маленькую, с молодое яблоко (на вид такую же твердую) грудь, но оставив без попечения другую. Слабая видимость стыда была соблюдена.
– Я уже не смотрю, – торопливо сказал Кратов.
«И это чистая правда! – горестно подумал он. – Хотя ничего мне так не хотелось бы… Надеюсь, моя спина внушает доверие».
Позади него после паузы, которая длилась почти вечность, раздался звук глубокого выдоха. Потом что-то влажно зашуршало.
– Не нужно в панике врываться в поселок и вопить, что в окрестностях завелись… э-э… инспекторы, – продолжал Кратов убедительным, спокойным тоном (хотя, кажется, никто вопить и не собирался). – Нужно безмятежно заниматься своими делами. Если кто-то хотел купаться и гулять в одиночестве – пускай продолжает в том же духе. Но вообще-то мне нужна помощь.
– Можно смотреть, – тихим голосом сказала дева.
– Меня зовут Константин Кратов, – назвался тот, оборачиваясь. – Я – неучтенный взрослый. Иными словами, гость Фермы и ее администрации. Мне разрешено делать, что захочу. Купаться и загорать у меня большого желания нет. Я решил поучиться летать на этой фиговине. И… вот я здесь.
– Рисса, – глядя исподлобья, отозвалась дева. Сырой купальник был надет и старательно разглажен, чтобы не скрыть, упаси бог, а выгодно подчеркнуть все достоинства фигуры.
– Ага, – не удержался Кратов, стараясь сообщить своему голосу игриво-покровительственный тон, каким взрослые разговаривают с детьми, когда хотят и доверительной беседы, и соблюсти дистанцию. – Рисса – повелительница единорогов!
«Мог бы и промолчать», – подумал он в следующий миг.
– Вообще-то меня зовут Кларисса, – спокойно сказала она. – Но все куда-то торопятся и все упрощают… А Майрону я еще припомню, чтобы не болтал языком! – прибавила Рисса без особенного ожесточения.
«Еще бы! Лет через несколько…»
– Спасибо, что не заверещала, – сказал Кратов. – Все бы решили, что я подглядывал. – Рисса нахохлилась. – А я ничего и не видел, – солгал он. Девица сделалась еще пасмурнее: что-что, а ощущать взгляды кожей она уже научилась. Кратов поспешно добавил: – Кроме «крыльев ангела». Очень красиво.
– Когда мы хотим, чтобы нас никто не видел, – промолвила Рисса благосклонно, – я имею в виду: девочки… то ходим купаться туда. – Она показала за угол, откуда явилась. – Все это знают.
– И что? – пожал плечами Кратов.
– И все равно подглядывают, – сказала Рисса. Она забрала у Кратова гравискейт. Присев на корточки, перевернула его, одним движением вскрыла невидимую крышку – оттуда на пружинке выскочила панелька с разноцветными сенсорами.
– Вы сколько весите?
– Полагаю, сто тридцать.
– Bay! – слегка удивилась Рисса и окинула Кратова оценивающим взглядом. – Тогда летайте невысоко. Поначалу будете много падать. – Упихав панельку на место и закрыв, она протянула скейт. – Или мне показать вам, как нужно летать?
