Читать книгу 📗 "Падение, или Додж в Аду. Книга первая - Стивенсон Нил Таун"

– Моя гипотеза…

– Из-за того, где ты была последние два дня, и людей, к которым выказывала интерес…

– Левитиане… может, даже некоторые Фортрасты… кто знает…

– …какой-то алгоритм составил о тебе ошибочное мнение.

– Легко забыть, что миллионы людей и правда не верят в существование Моава, – заметила София. – Но тут наклейки «Помни Моав» на каждом шагу.

– Это суперпривязчиво… и как-то пролезло в твою выдачу. С ума сойти! – Дженин говорила чуть рассеянно; поддерживая разговор, она одновременно плыла в облаке визуализированных данных.

– Мне просто показалось, что это ужасно смешно, – сказала София, – учитывая, что…

– Ты лично знакома с Корваллисом и Мэйв, они тебе практически родные!

– Вот именно.

– Что ж, это суперполезный фидбек! – сказала Дженин. – Спасибо, что не пожалела времени поставить меня в известность.

– Я знала, тебе понравится, – ответила София.

– Я проведу кое-какую диагностику и сообщу, если замечу, что к тебе пытаются пролезть другие подобные материалы.

– Отлично!

– И я взяла на себя смелость отключить режим семейной встречи.

– Ой, спасибо. Я совсем забыла.

– Я решила, что этим распинателям не нужно знать о тебе все.

– Абсолютно правильно. Еще раз спасибо.

– Удачной поездки в Моав! Впереди грозы – я извещу заранее.

– Спасибо!

– Пока!

– Пока.

– Что вы делали среди этих людей? – поинтересовался Фил, сочтя, что прошло достаточно времени и он может обращаться к Еноху в своей всегдашней грубовато-прямолинейной манере.

Енох сидел посередине заднего сиденья по той простой причине, что не мог открыть автомобильную дверцу и застегнуть ремень безопасности, то есть ему требовалась помощь с обеих сторон. Руки у него были обложены пакетиками со льдом, чтобы уменьшить отек.

– Вы миссионер? – продолжал Фил. Он сидел на водительском месте и, хотя не вел машину, чувствовал, что позиция дает ему определенную власть.

– О, я не думаю, что в случае этих людей деятельность миссионерского типа будет особо успешной, – ответил Енох.

Другим могло показаться, что он просто рассуждает, но София видела утром останки распятых миссионеров, и для нее это прозвучало завуалированным сарказмом. Она сидела слева от Еноха и сейчас внимательно глянула на него, пытаясь понять, издевается ли он над ними. Однако его взгляд оставался абсолютно непроницаемым. У него были рыжая борода, лицо человека, повидавшего жизнь, и зачесанные назад седые волосы.

– Если вы хотите, чтобы люди изменили образ мыслей, вы должны объяснить, чем приобретение им выгодно, а конкретно с теми людьми это непросто.

– Почему именно с ними?

– Ну, скажем, для примера, вы хотите продать монотеизм скотоводческому племени бронзового века… и начинаете так: «О’кей, ребята, богов много, но, если вы поставите на этого конкретного, у вас все будет зашибись: вы победите другие племена и захватите больше пастбищ». И это работает, поскольку у них упорядоченная овцеориентированная экономика, в которой есть понятные правила игры и все согласны с основными положениями вроде: «Если наш скот ест больше травы, то нам лучше живется». А те люди за рекой ни в чем по-настоящему не уверены. Продавать им какое-либо целостное мировоззрение – пустая трата времени.

Джулиан перевел:

– Скотоводы бронзового века, может, и не далеко ушли от троглодитов, но по крайней мере они смотрели в лицо реальности.

– Еще как, – согласился Енох, – и довольно долго это сохранялось. Да, театр, а за ним кино приводят нас в царство коллективных галлюцинаций. Однако они были ограничены в пространстве и времени, к тому же сопровождались определенным церемониалом. Вы покупаете билет, входите в театр, садитесь, свет гаснет, все в зале видят одну и ту же галлюцинацию, свет зажигается, спектакль окончен, вы идете к выходу. Даже прежнее телевидение было примерно такое же.

– Телевизор был большой тумбой в гостиной, – сообразила Анна-Соленн. – В восемь часов вечера люди садились смотреть «Я люблю Люси» [22] или что еще.

– Да. Все изменилось, когда скорость беспроводного интернета позволила передавать картинки на мобильные устройства, – сказал Енох. – Каждый получил возможность круглосуточно жить в своем персонализированном потоке галлюцинаций. Если человека привязывает к реальности семья или какое-то упорядочивающее влияние в повседневной жизни, например работа, он может уцелеть. А они… – жестикулировать в рукавицах со льдом было неудобно, и он указал на окно подбородком. – Религия как таковая – в том виде, в каком она существовала и процветала тысячи лет, – не имеет ни малейшего шанса.

– Почему она не имеет шанса? – спросила София. – Не могли бы вы объяснить? Не забывайте, мои друзья не видели… того, что видела я.

– Ну почти все религии наносят слой сверхъестественного, фантастического и поэтического на физическую реальность, которую видят все. Каждый видит молнии; религии добавляют Зевса, мечущего их с горы. И для пастуха бронзового века, не слишком умного и с небогатым поэтическим воображением, это откровение. Харизматичный жрец, который умеет красиво такое изложить, далеко пойдет. Примерно то же, с необходимыми изменениями, относится к другим религиям. У них была монополия на фантастическое. Научная фантастика и фэнтези плюс модель извлечения прибыли.

– Модель извлечения прибыли? – переспросил Джулиан.

– Жертвы, десятины, НКО.

– Ясно.

– Но там… – Енох вновь указал подбородком, – каждый получает свой поток алгоритмически сгенерированной альтернативной реальности, который формируется обратной связью – исходя из их пульса, частоты морганий и прочего. Ты ничего не добьешься, пытаясь оторвать его внимание от этого потока ради истории, как кто-то две тысячи лет назад накормил большое количество людей несколькими хлебами и рыбами.

– Но они распинают людей! – возмутился Фил.

– Мне можете не напоминать, – весело ответил Енох.

– Это из Библии.

– Этим занимаются самые-самые, – сказал Енох. – Один процент. Джозеф и его тщательно отобранная элита. Люди, с которыми можно разговаривать. Остальные девяносто девять процентов ничего не знают про Книгу Левит; им глубоко безразлично богословие – отрицание Нового Завета и Тактический Иисус. Они просто знают, что лучше слушаться Джозефа, а не то будет худо. А Джозеф на голубом глазу говорит всем, что его подход к закону и порядку продиктован свыше.

– Так какова ваша роль? Почему Джейк платит вам, чтобы вы рисковали жизнью? – спросила Анна-Соленн.

– Я не помню, вы называли свою фамилию? – добавил Джулиан.

– О, не трудитесь гуглить. Роот моя фамилия. Но имя в семье спокон веков, так что Гугл выдаст вам тонны старья.

– Граф Зелрек-Аалбергский, – пробормотал Джулиан, оставив без внимания совет не гуглить.

– Да, это старая семейная связь.

– Один из ваших предков…

– Был математиком. Да. – Еноха определенно раздражало, что Джулиан продолжает перебирать упоминания покойных Енохов Роотов.

– Джулиан! – рявкнула София и посмотрела на Анну-Соленн.

– Да, Джулиан! Прекрати. Это скучно и невежливо.

– Ладно, ладно…

– У меня были в прошлом дела с Уотерхаузами и Шафто, а в последнее время с Элмо Шепардом, – объяснил Енох. – Через Элмо я познакомился с Джейком Фортрастом, который счел, что я могу быть полезен в его духовных исканиях. Так что я консультант в НЭО и трактую свои обязанности широко, некоторые даже сказали бы – творчески.

– Некоторые сказали бы, рискованно! – вставила София.

Енох задумался, как будто эта мысль показалась ему новой и неожиданной, потом чуть заметно пожал плечами.

– О, круто! Фракталы, – пробормотал Джулиан.

– Математический факультет? – спросил Енох.

– Компьютерных наук и математики, – ответил Джулиан.

– Сдаюсь. При чем тут фракталы? – сказала София.

– Один из предков Еноха был типа прапрадедушкой фрактальной геометрии, – сообщил Джулиан. – В тысяча семьсот девяносто первом…