Читать книгу 📗 "Падение, или Додж в Аду. Книга первая - Стивенсон Нил Таун"
Все неимоверно сложные подпункты были подробнейше изучены и расписаны в энной степени помощниками Керра, которые к этому времени, надо думать, занимали несколько новых офисных небоскребов вдоль извилистой границы Зелрек-Аалберга. Его освободили от бремени частностей, чтобы он сосредоточился на том, чего не могли подчиненные: изложить историю занятно, связно и пугающе убедительно. Все понимали, что это генеральная репетиция будущих выступлений в суде. Элмо Шепард демонстрировал свое супероружие перед кучкой избранных врагов. Ультиматум был очевиден: сдайтесь сейчас или я вынужден буду обратить это оружие против вас. Вообразите, каково вам придется. Синджин привез с собой всего двух помощников, но дал понять, что они лишь первые в череде мирмидонян, которая протянулась бы за ним до горизонта, присутствуй они здесь физически. Они принесли документы в портфелях, оставив ему свободу быть просто Синджином. Он указывал на закорючки в графиках и говорил о них ровно столько, чтобы продемонстрировать доскональное знание мелочей, но, только-только начав углубляться в дебри, убирал обличающий перст, плавным движением руки отмахивался от мелочей, смотрел кому-нибудь в глаза и высказывал интересную мысль более общего характера – не в агрессивной манере, а скорее в духе: «Поскольку все мы здесь умные взрослые люди и поскольку у нас есть подчиненные, которые потом вникнут во все частности, мы вполне можем отвлечься на следующее убийственное замечание». И тогда он мог говорить философично, с юмором, мог вызвать у присутствующих смех – не натужно-вежливый, каким отвечают на дежурные шутки выступающего, а искренний, невольный, за которым приходило чувство: какой Синджин классный! Как приятно его слушать! И все это, разумеется, подразумевало: «Вообразите его перед коллегией присяжных».
Он говорил, что Элмо Шепард с самого начала был более чем равным партнером – задолго до того, как Ричард Фортраст, или Корваллис Кавасаки, или кто-нибудь еще из присутствующих услышал о крионике и Сингулярности. Мистер Шепард провел все необходимые предварительные исследования; он был соавтором инструкций, вошедших в подписанное Доджем распоряжение об останках. Он прибыл на место и лично встретился с Си-плюсом через несколько часов после трагического события. Грандиозное здание научных лабораторий, интеллектуальной собственности и человеческого капитала, выросшее вокруг этой индустрии в последующие десятилетия, не появилось бы без исключительной щедрости мистера Шепарда. Однако он был не просто денежным мешком; более чем кто бы то ни было, мистер Шепард с его колоссальным интеллектом собрал у себя в голове все, что известно о коннектоме, как его сканировать, хранить и моделировать на компьютере. Понимая, что современные вычислительные мощности не отвечают поставленной задаче, он практически в одиночку создал с нуля индустрию квантовых вычислений. Он мог бы еще больше на этом разбогатеть, но предпочел вкладывать деньги в дело своей жизни.
Мистер Шепард никак не мог предвидеть, что София запустит Процесс раньше времени, однако благородно принял результаты ее скороспелого решения и со всегдашней щедростью поддерживал их последующее развитие. И не в расчете на прибыль. Мистер Шепард поддерживает все, что служит благу науки. Он не ищет славы. Не ждет признания. Время все расставит по местам. Богатство дало ему доступную лишь немногим привилегию смотреть далеко в будущее. Мистер Шепард стремится к тому же, к чему стремились все мировые религии, но идет к этим целям иным путем, тайной тропой позади горы, которую христианство, ислам и другие штурмовали в лоб много тысячелетий. Тропа петляет через темные дебри и мало кому доступна, но она ведет на вершину. Когда-нибудь мир это увидит. До тех пор мистер Шепард готов нести груз непонимания.
За свою бескорыстную щедрость мистер Шепард много не просит, но он не дурачок, не рассеянный филантроп, подписывающий чеки ради налогового вычета или именной доски на фасаде здания. Он неукоснительно щепетилен в делах. Долг красен платежом. Два крупнейших учреждения, с которыми он объединил свои усилия – фонды Уотерхауза и Фортраста, – могут ждать от мистера Шепарда абсолютной честности и открытости. Взамен он ждет – нет, требует – симметричного отношения. Кто скажет, что это несправедливо?
В принципе все просто и ясно. Детали, разумеется, чрезвычайно сложны. Ничьей вины тут нет; так бывает, когда энергичные талантливые люди идут на прорыв. Эти светлые головы ничего не добьются, если будут на каждом шагу проверять все юридические тонкости и досконально просчитывать любые потенциальные осложнения и конфликты. Надо позволить им работать без помех. Простые смертные вроде Синджина подчистят юридические концы.
Сейчас как раз пришло время подчистить юридические концы. На самом деле ничего особенно не требуется. Что-то непропорционально разрослось, вышло из-под контроля, нынешнее состояние дел не вполне соответствует контрактам, заключенным годы назад. Непредвиденные последствия требуют определенного перенаправления финансовых потоков, исправления недочетов, уточнения прежде подписанных соглашений. Совершенно незачем передавать это неповоротливой судебной машине.
Никому такого не хочется.
Ждод видел, что Башня – мерзость, и не только из-за своей высоты и близости ко Дворцу, но и потому, что души в ней соединили ауры.
Он призвал из Твердыни Делатора и велел тому выковать молнию больше и мощнее всех прежних. Когда она была готова, Ждод пролетал над Дворцом, сжимая ее в правой руке. Жар молнии опалял его, сияние слепило. Он метнул ее в Башню, в самую середину, и Башня рухнула; верхняя часть упала на нижнюю, и та рассыпалась в прах до самого каменного основания, похоронив его под кучей глиняной пыли.
Ждод пролетел над Сквером. Внизу копошились, выбираясь из пыли, души. Они сильно уменьшились с уничтожением Башни, в которую вплели значительную часть себя. Однако они были живы, и когда подавали голос, то не гудели по-пчелиному, а говорили и кричали на прежних своих наречиях.
– Не стройте больше Башен, – повелел им Ждод, – и живите не в ульях, а в домах, как раньше. Вам придется строить их самим, раз вы по недоумию разрушили те, что дал вам я. И не объединяйте ауры, когда хотите что-нибудь друг другу сказать, а превращайте мысли в слова, как пристало душам.
– Они говорят на разных языках, – заметил позже Всеговор, – и объединятся по наречию; их новые дома могут оказаться по всей Земле, а не в Городе, где ты их видишь и можешь поразить своим ужасным оружием.
– Будь что будет, – сказал Ждод.
Всеговор не ошибся. Души уже начали объединяться по наречию и уходить из Города в разные стороны. Каждая группа хотела построить город подальше от иноязычных душ и от Ждода. Ждод не стал им препятствовать.
Когда город опустел и там не осталось душ, и некому стало смотреть, как он работает, Ждод продолжил поднимать холм, пока сам Дворец не стал высочайшей башней в заоблачном столпе. Слуху Ждода больше не докучало гудение Улья; он трудился под сладостные звуки, которые производила недавно явившаяся душа. Долговзора нашла ее на развалинах внизу, где душа эта извлекала мелодии, дуя в полую кость. Ее (или его, потому что новая душа не могла определиться со своим полом) взяли во Дворец; здесь Искусница и Делатор помогли ей или ему создать множество новых инструментов для извлечения разного рода звуков. Ждод нарек эту душу Панэуфониумом и разрешил ей жить, где пожелает. Наградой ему стала именно та музыка, какую он желал слушать, когда занимается строительством или улучшает те части Земли, что еще требуют улучшения.
Так высока была башня Ждода, что из своих уединенных покоев он в ясную погоду мог обозреть всю Землю. А поднимая взгляд, он видел звезды. И если вглядывался пристальнее, то различал за покровом ночи безграничное море хаоса. Однако хаос наверху не смущал его, как не смущал хаос в бездне под Твердыней. Ибо Ждод покорил хаос и поставил себе на службу.
