Читать книгу 📗 "Княжна Разумовская. Спасти Императора (СИ) - Богачева Виктория"
Из-за таких, как он, и случаются потом революции. И уничтожаются великие империи. Потому что находились люди, считающие других людей существами не то что третьего — десятого сорта.
— Вы только представьте, на секундочку представьте, — старик продолжал возбужденно говорить. — Сперва они потребуют себе… забастовки! А дальше? Что будет дальше? Может, им еще и — Господи прости и сохрани — конституция потребуется?
Отвращение и гнев захлестнули меня с головой.
— Почему бы и нет? — сказал кто-то моим голосом, и лишь спустя секунду я осознала, что действительно влезла в этот спор. — Что плохого в конституции? У людей могут быть права.
Воцарившаяся тишина была хрустальной. Звонкой и звенящей одновременно.
К моему лицу были прикованы взгляды всех, каждого человека в комнате. Я почувствовала, что невольно краснею. Кира Кирилловна смотрела на меня с ужасом, старик, который разглагольствовал про права рабочих, — с презрительным интересом.
— Мммм… — старик, Петр Иванович, пожевал губы. — Не ожидал от вас подобного, Варвара Алексеевна. Все же батюшка ваш, как никак, Московский генерал-губернатор… Императорской милостью одарен всецело. А в вас слишком уж много вольнодумства. Нехорошо, нехорошо
Кира Кирилловна сделала страшное лицо, пытаясь заставить меня замолчать. Но покровительственный тон старика слишком сильно меня задел.
— В чем же мое вольнодумство? Франция уже пережила одну революцию, как раз потому, что нужды людей...
Мои дальнейшие слова потонули в возмущенном ропоте. Кажется, про Французскую революцию я упомянула напрасно. Старик Петр Иванович пылал праведным гневом, Кира Кирилловна также испепеляла меня взглядом.
Громкий ропот собравшихся разбился о глухие хлопки.
— Браво, — насмешливо сказал князь Хованский, глядя мне прямо в глаза. Именно он устроил эти издевательские аплодисменты. — Браво, княжна. Ваш пыл достоин похвалы. Верно говорят, что устами младенца глаголет истина.
Я моргнула, осознавая. Комната замерла в напряженном ожидании, а потом прозвучал смешок. Петр Иванович хмыкнул и улыбнулся. Он первый, затем второй, третий, четвертый… Волна издевательского веселья прокатилась по всем присутствующим.
Князь Хованский, мой жених, даже не улыбался.
Смотрел на меня, как на муху.
Я подхватилась с кресла и выскочила вон.
— О чем ты только думала?!
Я тоскливо поглядела в окно. Мы едва отъехали от особняка милашки Долли Тизенгаузен, как Кира Кирилловна решила, что наступило подходящее для нотаций время.
— А что если Петр Иванович доложит об услышанном наверх? Он заседает в Собрании, он на короткой ноге с Государем-Императором… Какие права, Варвара, какая еще Франция и революция? О боже мой! Где был твой разум, девочка?! Ты подумала про своего несчастного отца? Что он скажет, коли Император спросит, откуда в голове у княжны Разумовской появились подобные мысли? Не состоит ли она, к примеру, в нежелательных обществах?
От несправедливости мне хотелось кричать.
Это Серж, Серж в них состоял! Не я! Он участвовал в каком-то заговоре, он замышлял покушение! Прямо под носом отца и тетки. А Кира Кирилловна смотрела почему-то на меня, как на величайшую преступницу, хотя я не сказала и не сделала ровным счетом ничего дурного!
И, конечно же, без памяти прежней Варвары я понятия не имела, кто такой этот старик Петр Иванович и с кем он был дружен...
— Ты должна быть благодарна князю Хованскому за его умелую шутку. Нам всем дышать стало чуть полегче после смеха.
— Благодарна?! — процедила я сквозь зубы. — Он меня оскорбил! Причем несколько раз. А графиня Тизенгаузен и вовсе почти на колени ему уселась. Еще немного, и им понадобилась бы отдельная спальня…
— Он тебя спас, дура! — совсем по-бабьи воскликнула тетушка и всплеснула руками. — Еще немного, и ты бы нас всех под монастырь подвела своими речами!
От гнева и несправедливости я задрожала! Они клокотали в горле и рвались наружу, грозясь перерасти в злые, обидные слова.
Кира Кирилловна сделала глубокий вдох и сказала уже своим обычным голосом. Спокойно и рассудительно.
— И вообще. Чего ты хотела, милочка? Надо было думать прежде, чем говорить.
— Мои слова не имели никакого отношения к поведению князя Хованского. Они словно не в салоне с Долли сидели, а в доходном доме, в борделе!
— Варвара!!! — негодуя, перебила меня тетушка. — Что ты такое говоришь?! Где ты набралась подобного? От Сержа? И его несносных дружков? Это же немыслимо, какие мысли у тебя в голове! Ох, напрасно, напрасно мой брат тебе во всем потакал! Тебя следовало выдать замуж еще несколько лет назад!
Кира Кирилловна бушевала, а я прикусила язык.
— А что до князя Хованского… — она чуть успокоилась и пожала плечами. — Ничего, милая, потерпишь. А что ты, право слово, хотела? Он видный мужчина. Вокруг таких всегда будут другие женщины. У него есть потребности.
Но я не хочу терпеть.
— А тебе нужно быть умнее, — тетушка приняла мое усталое молчание за слабость и потому усилила натиск. Ее голос журчал и лился мне в уши сладким елеем. — Где-то смолчать, где-то схитрить. И, Бога ради, не перечь своему супругу! Князь не из тех, кто такое спустит. Шутка ли... Георгий третьей степени, апостол Первозванный… В неполные тридцать!
У меня зубы сами собой скрипели при одной лишь мысли о князе Хованском. Но загадочные последние слова тетушки невольно меня заинтересовали.
— И придержи впредь язык, мужчины не любят слишком умных и болтливых женщин. И больше никаких политических манифестаций, ясно тебе? — звенящим голосом договорила она.
— Вы считаете, он поступил правильно? — я обожгла ее взглядом, и Кира Кирилловна поджала губы.
— А что ты хотела? — повторила она фразу, уже набившую мне оскомину. — Ты сама его спровоцировала. Теперь, милая моя, терпи.
Фыркнув, я вновь отвернулась к окну. Желание говорить, которого и так у меня было немного, исчезло вовсе. Кира Кирилловна была на стороне всех мужчин в том проклятом салоне: и Петра Ивановича, и князя Хованского.
На стороне всех мужчин, но не на стороне собственной племянницы.
В молчании мы доехали до особняка Разумовских, и я поднялась наверх в правое крыло на втором этаже, где располагались мои покои. Пока Соня помогала мне снять многочисленные слои одежды, успела доверительно шепнуть, что Сергей Алексеевич вернулся домой где-то с час назад, вдрызг пьяный и очень, очень злой.
— Мне нужно в то место, в котором он был, — пробормотала я себе под нос, вспомнив про «англицкий» ресторан.
Соня, взбивавшая на постели подушки, резко выпрямилась и прижала к груди грелку в защитном жесте.
— Барышня, миленькая, помилуйте, — взмолилась она со слезами в голосе. — Меня ваш батюшка убьет, коли еще разочек…
— Он не узнает, — отмахнулась я, возвращаясь в постель.
— Так как же не узнает? — Соня захлопала глазами и подтолкнула мое одеяло со всех сторон. — Их Светлость возвращаются же на днях… к именинам графини Пален как раз.
— Да? — я нарочито зевнула. — Запамятовала совсем. А что именины, тетушка будет собирать гостей?
— Бал будет, — настороженно отозвалась Соня.
Кажется, еще немного и она поверит, что в ее хозяйку вселился какой-нибудь демон. Иначе почему смотрела на меня с таким подозрением?..
— Большой, — добавила она неуверенно. — И гостей будет множество…
— И мой жених? — непроизвольно вырвалось у меня.
— И ваш жених, — подтвердила Соня и закрыла за собой дверь.
Я осталась в спальне в одиночестве. На прикроватном столике в длинном, изящной подсвечнике горела единственная свеча. Я смотрела на длинные тени на стенах и на потолке, и все внутри сжималось от воспоминаний и ощущений прежней Варвары. Ведь темнота и тени были едва ли не последним, что бедная девочка видела перед смертью.
Мой жених.
Губы сами собой сжались в тонкую полоску.