Читать книгу 📗 "Аспирант. Москва. 90-е (СИ) - Советский Всеволод"
— М-м… — из тактических соображений я изобразил, что напрягаю память. — Это вроде бы такой спирто-лекарственный магнат?
— Совершенно верно. Нувориш из нынешних. Сейчас он в политику рвется изо всех сил. Как-то пролез в ближний круг к Рыбкину, председателю Госдумы. Ну как пролез? Понятно, как…
— Занес бабло, — усмехнулся я, — если воспользоваться терминологией нашей бизнес-элиты…
Усмехнулась и она:
— Что совершенно недоказуемо, но более, чем вероятно. Теперь на декабрьские выборы идет в списке «Блока Ивана Рыбкина». Так вот: он в том числе рвется и на телевидение. К нам, и на НТВ, к Малашенко… Пообщалась я с ним. Впечатление ураганное. Вот вы так верно сказали про «Сияние» Кинга! У этого Брынцалова сияние просто бешеное. То есть заряд каких-то сил, энергий, неизвестных современной науке…
— И не признаваемых этой наукой…
— Именно. А они есть, энергии! Мне трех минут общения с ним хватило, чтобы это ощутить. И еще одно понять: он совершенно не догадывается, не соображает, на какой золотой жиле сидит. Абсолютно! Все это у него стихия, шторм, сумбур. Не контролируется. Знаете, Юра, я вот так смотрю на него и думаю: а что с ним будет?.. Мне кажется, он еще взлетит во власть. А потом плохо кончит. Но разве же об этом кому скажешь!..
— Вот! — с жаром вскричал я. — Вот и я молчу! Не поймут ведь!..
Я сделал вид, что разволновался, при этом прикидывая, что из меня, пожалуй, мог бы выйти актер. Лилия Кирилловна искренне уверяла, что поймет, и не верить ей не было никакого резона. По сути, дело было сделано.
И вот я как бы решился:
— Словом, у меня бывают такие озарения, что ли… Я предвижу будущие события. Такая баба Ванга, извините за сравнение.
Хозяйка замахала руками, чтобы я не извинялся.
— А в чем это выражается?.. — жадно спросила она.
— Хм… — я нахмурился. — Да иной раз и говорить не хочется.
Этим я, конечно, разжег любопытство редакторши до последней крайности. И продолжая хмуриться, поведал, что вот, например, было мне видение — завтра должно случиться нечто на Красной площади. Что-то очень нехорошее. Теракт-не теракт… Возможно, попытка захватить заложников. А может, попытка протестного самоубийства… Да, точно сказать не могу. На это мое ясновидение не тянет. Не хватает мощности. Но что какая-то гадость будет — даже не сомневаюсь.
Лилия Кирилловна смотрела расширенными глазами. Точно, близорукость у нее есть.
— Юра… Но ведь это же ужасно!.. Как бы предупредить⁈
— Как? — горько усмехнулся я. — Да никак! Вы представляете это себе? Я звоню в ФСБ или прихожу на Лубянку с такой замечательной информацией. И меня либо в камеру, либо в Кащенко. Альтернатива, как выражался Михаил Сергеевич!
Насупясь, она помолчала. Признала:
— Пожалуй… Но что же делать?
— Да ничего. То есть ждать. Я ведь и ошибиться могу. Кто знает… Поживем-увидим, что завтра будет.
Лилия Кирилловна задумчиво покачала головой:
— Как это ужасно… Знать и ничем не помочь!
Тут она и вовсе умолкла, впав в какие-то тягостные размышления. Я деликатно напомнил:
— Вы извините, но мне пора. Машину надо на базу загонять, да и накладные передать… Кстати, подпишите, пожалуйста.
— Да-да, — встрепенулась она. — Юра! Как вам позвонить?
Пришлось объяснить, что и тут никак — живу в общаге. Но редакторшу было уже не унять:
— Ладно, тогда вы мне позвоните. В «Останкино». Вот номер… сейчас запишу. Если на месте не окажусь, перезвоните через полчаса-час, когда-нибудь да поймаете. В понедельник и звоните! Как раз мы будем передачу готовить… Ах, Юра, знаете, я очень рада, что судьба вот так нас познакомила! Я в вас перспективу вижу. Вы ведь не Брынцалов, который стихийно одаренный, но безголовый, уж простите. Знаете, я все же хочу пробить программу о людях с необычными способностями… Впрочем, не буду забегать вперед!
И она слегка виновато улыбнулась.
Я еще раз напомнил про накладные — Лилия Кирилловна подмахнула их, не глядя. Вторые экземпляры я оставил себе, первые я оставил ей. Вышли на крыльцо.
Обстановка немного изменилась. С соседнего участка доносились нетрезвые голоса, явно женский смех — а потом грянула музыка. Популярнейший исполнитель Кай Метов тошнотным голосом загундосил свой главный хит: песню «Position № 2».
Лилия Кирилловна поморщилась:
— Современное актуальное искусство, так сказать…
«Газель» была уже разгружена, так что мне осталось лишь попрощаться, сесть за руль и двинуться под аккомпанемент:
Я не могу, не могу продолжать этот путь,
Я так устал, так устал, я хочу отдохнуть…
— Глубокий философский смысл… заключен в этих дивных строках… — процедил я сквозь зубы, осторожно управляясь с грузовиком на ухабах.
Обратный путь мне пришлось проделать уже в условиях часа пик, по забитому МКАДу. Впрочем, меня это не напрягало, я медленно двигался в пробках и думал. Как будут развиваться события? Что мне скажет завтра Гринев?.. Конечно, здесь и думать-то было особо нечего, вернее, гадать. Но само предчувствие того, что вот-вот ход событий тревожно ускорится, сильно напрягало мозги. Можно сказать, что и азарта нагоняло.
Так я и доехал, машину загнал на базу, подмел кузов от неизбежного мусора. Чистота! Не придраться. Сдал накладные и ключи Петровичу, своим ходом добрался до общаги.
Честно сказать, с некоторым мысленным скрипом думал о том, что вот, а ну как нагрянет Ирина со своим душевным лабиринтом, в котором блуждать мне сейчас категорически неохота… Или Катя с распахнутыми объятиями: я твоя на всю ночь!.. А если обе сразу?.. Я тупо устал, просто бы отдохнуть!
Так и сделал. Даже за диссер не взялся. Петьке сказал, что завалюсь вздремнуть, не беспокоить. И точно, вырубился.
Проснулся посреди ночи. Сознавая, что снилось что-то, чего не успел поймать. Сны тоже умеют ускользать от нас. Ведь что-то было, зараза!.. Но не плохое. Было бы худое — проснулся бы с отвратительно-гнетущим чувством. А так ничего, только сожаление, что упустил нечто, что пригодилось бы.
Ну да ладно! Обо всем жалеть — никаких жалелок не хватит.
И я вновь уснул.
Глава 19
Первое, что я услышал, даже еще не увидев, проснувшись — тихий шелест и шуршание. И понял, что идет дождь
И верно. Над столицей занялся кислый сырой рассвет, дополненный мелкой моросью. Она и шелестела по стеклу. В комнате ощущалась прохлада. На отоплении Лужков и команда экономили старательно.
Я пригрелся под покрывалом, вставать не хотелось. Тем не менее, надо. События бегут, торопят, тревожат, да и диссертацию мою за меня никто не напишет. Поэтому, полежав еще с минуту, мысленно расставаясь с сонным ночным уютом, я решительно вскочил.
Утренний туалет, завтрак. Бумаги на стол. Вторая глава, черт ее дери, надо с ней заканчивать. Шеф все равно накидает куче поправок, дополнений, надо будет переделывать. Не потому, что он такой плохой: это нормально. Естественный процесс созидания.
И я взялся за работу. Сквозь хлипкую дверь слышно было, как проснулся и возится с плиткой Петя. Крикнул мне доброго утра, я ответил… Что-то у него подгорело, потянуло паленым… Невнятно чертыхаясь, Петя долго шкрябал по сковородке не то ложкой, не то ножом.
Все это, конечно, шло вторым планом, а первым я писал, перечеркивал, делал вставки, перечеркивал и вставки. Вскакивал, бросался к книгам на полках, листал, находил, не находил… Хорошая творческая работа, зажегся азартом, дело спорилось. И от моего душевного жара как будто и дождик заткнулся, и даже облачность как будто начала развеиваться. Немного, но все же посветлело в небесах.
— Ай да Зимин, ай да сукин сын… — пробормотал я, глянув в исчирканное прозрачными струйками окно.
И включил «Шилялис».
Он у меня всегда был настроен на московское вещание. Все, что было на федеральных каналах, было и здесь, а местные новости знать надо. Шла утренняя информационная программа, ведущие — молодые шатен и блондинка — принужденно улыбаясь, поздравили москвичей с выходными, дежурно пожелали набора мелких житейских благ, после чего с праздником Покрова Богородицы, живописали его происхождение, упорно произнося слово «омофор».
