Читать книгу 📗 "Багрянец - Нэвилл Адам"
Меня тошнит. Я ухожу. Смываюсь. Уеду на время к брату в Сомерсет – поближе к сыну. Клянусь, если с ним или со мной что-то случится, ты знаешь, кто виноват.
Там, в Редстоуне, на ферме, – это они. Так и знай. Они снова забеспокоились – может, потому, что я говорил с тобой. Не знаю. Не знаю. Откуда им знать, кто ты? Разве что видели… как ты приходила. Но почему сейчас? Больше года – ничего, и тут снова – красные отпечатки на двери.
В полицию не ходи. Я звонил – на этот раз позвонил, – один коп пришел, увидел то же, что я тебе послал, и сказал, что разберется. Больше они со мной не связывались.
Он сказал, пока был у меня, что это шутка. Шутка? Что за шутка такая, я спросил? Когда, это, весь измазался красным и смотришь в чужое окно – это как называется? Это издевательство. Угрозы из-за того, что я знаю.
Он спросил: что-нибудь украли, нанесли ущерб вашей собственности? В смысле? При чем тут это? Дело не в этом. А на окне и двери отпечатки рук – я сказал ему, снимите отпечатки. Снимите. Но он не снял. С тех пор ко мне не ходили, и я ничего не слышал.
Прости, что беспокою тебя, – это мои проблемы, не твои. Из-за того, понимаешь, что я видел с неба. И что я делал для них. Они знают, что я знаю. И никогда не оставят меня в покое – никогда и не собирались. Я просто себя обманывал. Но у каждого есть предел, и это мой предел. Больше не могу. Я в полном…»
Сообщение достигло лимита по времени и закончилось.
Мэтт Халл позвонил в два часа утра; он едва дышал от волнения и испуга, но пытался замаскировать страх бравадой, как обычно бывает после ссоры или нападения.
Кэт порадовалась, что ее телефон тогда стоял на зарядке на кухне: она спала и была одна, и отвечать на такой звонок после полуночи ей совсем не хотелось бы.
Она позвонила Мэтту в десять утра, но он не взял трубку. Оставив короткое голосовое сообщение, Кэт перенесла приложенные фото на свой ноутбук и увеличила.
На первом фото оказалось небольшое окно, глубоко сидящее в белой стене над грязной кухонной раковиной. За стеклом виднелось размытое человеческое лицо – Кэт показалось, что женское.
Она ясно различала черты лица, покрытые красной краской, будто тональным кремом: из-за старой кожи в краске появились морщины. Жуткие белые глаза были широко распахнуты, к стеклу прижималась рука с тонкими пальцами: цвет ладони казался чуть светлее в сравнении с лицом, три пальца венчали устрашающе длинные ногти.
Второе фото оказалось размытым – незнакомка на нем отвернулась от окна, возможно увидев в кухне вспышку камеры Мэтта. Но тот бросился на улицу вслед за незваной гостьей, на ходу задевая экран рукой. Вместе с остальным Мэтт переслал размытое фото собственных тощих ног и отдельно – ступни на кухонном линолеуме с рисунком паркета. Но снаружи, на заднем дворе, окутанном ночной тьмой, где виднелись очертания ободранного сарая, три большие вазы в мощеном патио и веревка для белья, бежал человек.
На фото попала спина незнакомки: та бежала, позволяя разглядеть темное от краски тело. Очертания щиколоток, коленей, бедер и локтей были различимы, хотя и не очень отчетливы. Узкие руки и ноги гнулись в острых суставах, бедра венчали морщинистые ягодицы, под торчащими лопатками ясно виднелись ребра, руки женщина выставила вперед для равновесия.
Тело принадлежало либо глубокой старухе, либо кому-то не то с наркозависимостью, не то с анорексией; но жуткий вид измазанной кожи и истощенной фигуры не сочетался с изяществом, с каким она бежала через небольшой садик.
Больше всего Кэт напугали длинные напомаженные волосы, торчавшие в стороны то взъерошенными клочьями, то острыми прядями – из-за них голова выглядела неестественно огромной, особенно по сравнению с узкими плечами.
«Гостья» устрашала; без сомнения, полиция захочет расследовать настолько бесстыдное вторжение, предназначенное, исключительно чтобы напугать обитателя дома. Какая еще может быть причина у подобного поведения? Определенно, эта женщина – если это и правда женщина – психически больна.
Как минимум, Кэт должна позвонить Рику – своему контакту в полицейском отделе связей с общественностью; однако у нее никак не получалось себя заставить. Она так перенервничала, что ее затошнило. «Красные люди» оказались не выдумкой.
По крайней мере, Мэтт собирался как можно скорее уехать из Редхилла – в Сомерсете с братом он будет в меньшей опасности. Кэт отказывалась признать, что его сын-то все равно оставался в опасности в портовом городке, где жил с мамой. С другой стороны, может, Мэтт прав, и это не ее проблема.
Произошедшее действительно походило на шутку, хотя и очень плохую. Но Мэтт ведь – не уязвимая женщина, преследуемая сталкером в собственном доме: он – взрослый мужчина, которого пугает какой-то жуткий клоун в красной краске. Мэтт страдал от паранойи и страха – то и другое было заразно. «А кто в такой ситуации не страдал бы?»
Наконец Кэт расхотелось даже думать обо всем этом. В особенности о том, как Мэтт намекнул, что те же, кто прятался в его дворе и оставил на двери красные отпечатки рук, следили за визитом Кэт к нему домой.
Но к середине дня чувство вины за замалчивание страданий Мэтта мучало все сильнее и сильнее. Может, ей давно стоило сообщить полиции или Шейле о том, что он видел с воздуха? Те двое возле палатки, на которых напали, – это правда? Мэтт считал Кэт своей страховкой и сказал, чтобы обращалась в полицию, только если с ним что-то случится. Она не хотела быть страховкой; но почему Мэтт не отвечал на звонок? Выгорев, мучаясь от нытья под ложечкой, Кэт вскоре наполовину убедила себя, что теперь замешана в то же, что и Мэтт. Знать бы только что.
Кэт позвонила на домашний телефон Стива – нет ответа. Она позвонила на мобильный; он ответил не сразу, но перезвонил, как раз когда Кэт оставляла сообщение.
– Привет, детка, – зазвучал в трубке его запыхавшийся, восторженный голос. – Просто не спрашивай, где я, хорошо?
То, что Стив не в помещении, было и так очевидно: в микрофон телефона дул ветер – значит, на открытом воздухе. Рядом с микрофоном же шелестела ткань куртки.
– Ты не в доме, – только и сказала Кэт, но напряглась всем телом.
– Только что проходил мимо раскопок. Иду к Редстоун-Кросс.
– Нет.
– Что?
– Нет. Не хочу, чтобы ты… чтобы ты ходил туда.
– Да не волнуйся, все будет окей. Ничего не буду делать.
13
Когда Стив остановился, черные овцы, одна за другой, сделали то же самое и, расставив тонкие ножки под бесформенными телами в настороженной позе, стали пристально смотреть на него, будто ожидали чего-то. Стиву казалось, они ждут, когда он заговорит, будто неожиданно появившиеся странные терпеливые, настойчивые дети, инстинктивно следующие за взрослым. В их присутствии ему стало неуютно.
Спустя полтора часа блужданий, запыхавшись, он оказался перед непроходимыми зарослями кустарника и ежевичных лоз, запутавшихся в ветвях непривлекательного леса. До этих мест Стив шел по мягкому дну долины, болотистому у самого подножия склонов: слева от него, то и дело пропадая под землей, гипнотически журчал ручей.
Большинство животных были баранами – безразличными выражениями длинных морд, в чем-то благородных, они напоминали лица на финикийских барельефах, а крепкие серые рога завивались, как царские венцы.
Здесь Стив был чужаком, незваным гостем. За ним как будто следили и другие глаза – быть может, сама земля видела его. Подозрения было трудно подавить, и Стив только больше забеспокоился, а от падающей температуры и меркнущего света нежелание продолжать только росло.
Заходящее солнце поглотил провисающий потолок из темных облаков; земные тени под ним превращались в клочья мрака. Но там, где солнце еще оставалось видно, оно светило очень ярко – белым, туманным, чуть серистым сиянием, огнем, пылавшим вдоль линии горизонта, сколько хватало глаз, – будто ядерный взрыв.
