Читать книгу 📗 "Багрянец - Нэвилл Адам"
В самом начале, если кто-то из этих двоих покидал свой пост у спальни Кэт, чтобы сходить в туалет или покурить на кухне (еще одна черная метка), второй занимал его место и смотрел за Кэт из дверного проема; но к четвертому дню это прекратилось. Борода с Платком по-прежнему не оставляли Кэт в одиночестве надолго, но их бдительность упала.
Окна оставались закрыты, а дверь кухни находилась недалеко от входной двери, и тюремщики были уверены, что через них Кэт не выберется; а также, что они смогли настолько ее разбить и подавить (а сделать то и другое им в той или иной степени действительно удалось), что сопротивляться их режиму она не станет.
Но часы тикали.
Кэт перекатилась на край матраса.
Кровать заскрипела – прямо под спальней располагалась гостиная, и каждое движение, даже медленное, отдавалось туда.
Замерев, Кэт перевела дыхание.
На кухне очень вовремя закипал чайник.
Свесив голову над краем постели, она заглянула под нее и увидела дюжину пар обуви: они выстроились, как фаланга воинов в кожаных доспехах с пряжками, ремешками и каблуками. За ними стояли три матовых пластиковых контейнера: в одном лежали банковские счета и финансовая отчетность, в другом – снаряжение и одежда, купленные для единственного раза, когда они со Стивом поехали на природу в палатке; в третьем – записные книжки, дневники и книжки по самосовершенствованию. Рядом с контейнерами лежали одеяло, спальный мешок и три плюшевые зверушки, которых Кэт подарил бывший. Она прятала их от Стива, не в силах решить, оставить игрушки или отдать на благотворительность. «Наверно, ты держишься за свою боль».
А из угла у подножия кровати из-под запасного одеяла выглядывал деревянный ящик. Место не идеальное – эта часть кровати ближе всего находилась к двери, где тюремщики поставили табуретку, но, по крайней мере, ящик стоял близко к краю, и Кэт не нужно будет передвигать все вокруг него, отчего возник бы шум.
Шаги на лестнице.
Кэт вернулась в кровать и перекатилась обратно.
Едва коснувшись головой подушки, она отвернулась и медленно выдохнула.
Платок сидела на табуретке, хлебая кофе из кружки Кэт с логотипом «Elle» – сувенира на память. Кэт, закрыв глаза, думала о другом сувенире, из Гамбурга.
27
Огромный черный полог ночи пугал Хелен не меньше водных просторов, по которым она плыла, будто щепка. Звезды в бескрайнем небе застыли на немыслимой глубине. Хелен представилось, каким крошечным будет казаться ее тело с большой высоты, и ей стало только хуже.
«Не смотри вверх, не смотри вниз, не думай ни вверх, ни вниз. Думай о том, что впереди».
Хелен вынырнула как минимум минуту назад, и ее дыхание с сердцебиением теперь замедлились.
– Расслабься. Расслабься. Расслабься… – говорила она себе сквозь стук зубов. Расстегнув насквозь промокшие джинсы, Хелен стянула их – вместе с трусами. «Ну и насрать».
Она ныряла два раза, чтобы из последних сил отцепить вывернувшиеся наизнанку концы штанин от ступней. Находясь под водой, Хелен не могла разглядеть ничего ни в каком направлении – повсюду черно как смола. Продержаться под водой дольше нескольких секунд она не могла – от холода хотелось как можно скорее сделать вдох снова. Наконец джинсы поплыли рядом, как ручной зверек с длинными ушами, не желавший оставаться один.
Без штанов Хелен почувствовала себя еще более мизерной, зато теперь ноги двигались более гибко и свободно, но и сильнее ощущали холод. Может быть, лучше было остаться в джинсах: в них она чувствовала себя хоть немного теплей. Хелен оставила худи, чтобы увеличить шансы на выживание, и изо всех сил работала ногами, чтобы не утонуть.
«По крайней мере, вода спокойная.
Течения? Ничего не знаю. Не думать о течениях, и так полно всего.
Надо двигаться, или начну буксовать. Если медленно двигать руками и ногами в холодной воде… нет, нет, нет. Нельзя».
Когда паника покинула мысли Хелен, туда неизбежно вернулась ее дочь, словно Вальда просто зашла на кухню в поисках мамы или требовательно притопала в ее спальню, чтобы посмотреть, что мама делает. Перед внутренним взором встало улыбающееся личико дочки, словно готовившейся начать игру, потребовать угощение из шкафа над микроволновкой или объятие.
Хелен заплакала и сказала:
– Детка… – а потом, разозлившись, крикнула в небо: – Ублюдки! – и почувствовала себя лучше. Кричать было куда лучше, чем думать, что теперь у Вальды больше не будет мамы.
«Она будет жить с разваливающейся бабушкой, пока не окажется кое-где еще…»
– Нет. Нет. Детка… Она мое дитя.
«Дети все время лишаются родителей».
– Но не моя. Нет, нет. Только не моя. – Хелен выплюнула морскую воду. Она чуть погрузилась под воду, подставив лицо под осторожные удары волн.
Поглядев в сторону земли, Хелен разглядела вдали, там, куда уплыла лодка (уменьшившаяся до трех белых искр в темноте), неаккуратный полумесяц белого света – возможно, Брикберскую бухту. Но плыть до источника этого света было слишком далеко.
К югу от бухты лишь несколько огоньков пронзали тьму среди холмов над невидимым черным побережьем – может быть, той самой полоской земли, по которой шла Хелен. На тех холмах стояло несколько ферм. «Как далеко туда плыть?» Три–пять километров или больше.
Но плыть по морю – не то же самое, что по хлорированной воде: море гораздо плотнее и подвижнее из-за волн и течений. Двигаться в море труднее, оно вытягивает больше энергии, не говоря уже о холоде. Даже в жаркое и позднее лето температура воды в Британии редко достигала и двадцати градусов, а сейчас на дворе стоял май. Хелен казалось, что вода вокруг ее колен была не теплее одного-двух градусов. Если она замерзнет, кровь отхлынет от рук и ног, те перестанут работать и онемеют, и Хелен утонет. Она уже чувствовала, будто на ней маска и шапочка для душа изо льда.
Но если принять горизонтальное положение, Хелен окажется в чуть более теплой воде у поверхности – может быть, на несколько градусов теплее. Во всяком случае, не такой адски холодной, как вода вокруг ее колен и ступней сейчас, когда Хелен барахталась вертикально. Несколько градусов может сыграть большую роль.
«Плыви осторожно. Не слишком быстро.
Пошла».
Чтобы тело привыкло к холодной воде и кровь снова забегала по мускулам, Хелен поплыла брассом; она пока не готова была нырнуть лицом и ушами в ледяную черноту, чтобы плыть кролем. Хелен любила плавать на спине, но в таком положении трудно держаться прямой траектории, а сбиваться с курса она не могла ни в коем случае.
Как ни плыви, Хелен знала: если попадется сильное течение, это конец. Если поднимется ветер и пойдут волны, она не сможет проплыть и километра, тем более если замерзнет. Ступни, руки и соски́ уже болели; если заноют еще и ноги – всё.
«Нет!
Вальда и огни. Вальда и огни. Вальда и огни».
Повторяя это в уме как заклинание, чтобы подавить остальные мысли, холодные, как эта ночь, Хелен вытянула свое длинное тело и поплыла кролем передним ходом к земле.
28
Кэт продолжала притворяться спящей. Неужели Платку не скучно? Она сидела на табуретке напротив двери и глядела в темную спальню, где лежала Кэт (но не конкретно на нее), уже два часа. Это казалось Кэт примечательным для эпохи, когда люди постоянно скользят пальцами по экранам и тыкают в них. Внизу бормотал телевизор – и как можно смотреть столько плохих передач?
Этим двоим поручили важное задание, избрали их. Может быть, из людей, лишенных фантазии, получаются лучшие убийцы, которые остаются такими всегда, сидят ли за рабочим столом или держат в красных лапах камень.
Только в полночь Платок наконец-то встала с табуретки, издавшей слабый скрип, и пошла в туалет, едва прикрыв за собой дверь. «Да, эта сука неплоха».
