Читать книгу 📗 "Призраки Гарварда - Серрителла Франческа"

В тишине слышалось только жужжание старой лампочки и шум вентилятора в увлажнителя воздуха. Кади подошла к одной полке, всматриваясь в странные рукописные названия, составленные из загадочных букв, чисел и – на самых потрепанных обложках – римских цифр.

– По-моему, архивные астрономические фотографии, слайды или что-то в этом духе. Джим, приятель, что оставил нам карточку, как-то рассказывал, но я слушал вполуха.

– Это фотопластины ночного неба.

Уит, подумала Кади, удивляясь, как застучало сердце.

– Судя по всему, в Гарварде их полмиллиона, – продолжал Никос, – еще с доцифровых времен.

– Коллекция восходит к тысяча восемьсот восьмидесятым годам, это единственная полная коллекция обоих полушарий.

– А теперь никто не знает, что с ними всеми делать. Джим работает с каким-то профессором истории науки, пытаются оцифровать каталог. Но каждую пластинку надо отдельно чистить и сканировать вручную, так что это очень медленный процесс. Так что на пятьсот тысяч уйдут годы или около того.

– Они записали полную карту ночного неба.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Кади сразу обоих.

– Джим очень любит болтать, и как только оседлает любимого конька, его не остановить.

– Я брал несколько уроков астрономии и работал с пластинками раньше. Летчик – всего лишь прославленный моряк, и посему я должен уметь читать по звездам.

– По мне, это сизифов труд, если такой вообще был. Со всеми телескопами и технологиями на сегодняшний день, я не знаю, зачем мы вообще их храним. Но мне не стоит удивляться.

– Можешь себе представить?

– Гарвард любит быть единственным владельцем всего тайного и устаревшего.

– Каждую звезду на небе.

– Каждую звезду на небе, – повторила Кади. – Невероятно.

Никос на нее оглянулся:

– Да, наверное.

Он взял один конверт с полки и принялся его открывать.

– Ты уверен, что их можно трогать?

– Разве ты не считаешь, что они в хороших руках? – Никос вытащил стеклянную пластинку из конверта.

Пластина была полупрозрачной и смутно серой в центре, как грязное оконное стекло. Когда Никос поднес ее к свету, Кади увидела, что она вся испещрена крохотными, не больше песчинки, точками.

– Знаешь, что самое интересное? – спросил Никос.

– Что?

– Нет никаких архивных копий. – Он чуть разжал пальцы, позволив пластине упасть на несколько дюймов, прежде чем снова подхватил.

– Господи, Никос!

Он хохотнул.

– Немедленно верни на место.

– О, мне нравится голос строгой мамочки. Бог знает, как их вообще читают.

– Это фотонегативы.

– Дай посмотрю, – заинтригованно попросила Кади.

– Я могу показать, как их читать. Видишь вон там машина? Это негатоскоп. Выключатель сбоку.

Кади следовала указаниям Уита, Никос наблюдал. Под руководством призрака она сняла тяжелый кожаный чехол с машины, освобождая наклонную поверхность негатоскопа. Закрепила пластинку в пазы, щелкнула выключателем. Вспыхнул прожектор, освещая миниатюрные созвездия и всевозможные нацарапанные заметки и цифры астрономов далекого прошлого. Кади провела пальцем по краю стекла. Вот вам вековая запись небес, наложенная поверх настоящего.

Никос склонился над ее плечом:

– Тут надпись.

– Аннотация – это моя любимая часть. Заметки, указывающие координаты расположения.

– Как они вообще смогли рассмотреть, что рассчитывать? – спросил Никос. – Они же почти микроскопические.

– Нужна увеличительная лупа. Профессор Джонсон обычно оставляет одну на нижней полке. Посмотри, она там?

– Вот, – произнесла Кади, отыскивая маленькое цилиндрическое увеличительное стеклышко. – Увеличительная лупа.

– Вы только на нее посмотрите! – с благоговением воскликнул Никос. – Лупа и все такое. Уже тут бывала? Откуда ты так много знаешь об астрономии?

– Космический лагерь, – солгала Кади.

– Врешь как дышишь, – ухмыльнулся Никос.

Но Кади чувствовала, ему непривычно то, что она ведет. Пока Кади осматривала комнату, о существовании которой она и подумать не могла, ею владело необъяснимое ощущение чего-то знакомого. Она чувствовала, что Уит здесь все знает.

– Да брось, кому нужно смотреть на старые каракули и точки, когда у нас есть возможность увидеть оригинал! – Никос взмахом руки сбросил со счетов целое столетие научных исследований. – Пойдем в главную обсерваторию. Хочу показать тебе телескоп.

Никос повел Кади по коридору к главному зданию и лифтовой шахте. Звук подъезжающей лифтовой кабины громко отдавался от стен пустого помещения, заставляя Кади нервничать, что их застукают. Никос, казалось, ничуть не смутился и отступил, пропуская ее в лифт. Войдя внутрь, он нажал последнюю кнопку.

– Это тринадцатый этаж, – сказала Кади.

– Да, последний этаж, разумеется.

– Нет, я к тому, что разве в зданиях обычно не пропускают тринадцатые этажи? Из-за суеверия.

Никос улыбнулся, глядя на меняющиеся цифры на табло.

– Мы находимся в научном здании Гарвардского университета. Здесь все суеверия перестают существовать.

Двери открылись, и они оказались в окружении стандартных классных комнат и кабинетов.

Никос повернулся и протянул Кади ее пальто:

– Миледи.

– Нужно надеть?

– На крыше будет холодно.

Кади так глубоко ушла в мысли, что даже не задумалась, где должна быть расположена обсерватория – буквально вне здания, на крыше. Она пошла вслед за Никосом по последнему лестничному пролету, освещенному только цепочкой красных огней вдоль пола. Никос объяснил, что красный цвет – единственный, который не мешает ночному видению. Внутрь ворвался холодный воздух, стоило Никосу толкнуть дверь на крышу. На такой высоте гулял очень сильный ветер, но открывался прекрасный вид. Стоял ясный вечер, Кади видела общежития соседнего Ярда, как шахматную доску светящихся желтых окон, а за ними мерцали огни Гарвард-сквер. Они с Никосом спустились по узкому металлическому трапу в обсерваторию, чей серебристый куполообразный корпус сидел на бетонной крыше, как инопланетный космический корабль.

Потребовалось еще раз приложить карточку Джима. Никос ввел пароль, записанный на клочке бумажки, и они наконец оказались внутри. Обсерватория представляла собой огромный купол с кобальтово-голубыми стенами, оклеенными астрономическими изображениями, и белой крышей, испещренной линиями широты и долготы. Огромный телескоп, спускающийся из самого центра крыши, господствовал над всем пространством. Его огромный диаметр на самом верху так резко сужался к нижнему окуляру, что вся машина производила впечатление бурового сверла, направленного скорее вниз, чем вверх. Кади не хотелось под ним находиться.

Вернув себе командирский настрой после архивов, Никос бодро шагнул к телескопу, уселся в кресло, которое двигалось по круговому рельсу.

– Великий рефрактор, – вернулся голос Уита. Кади порадовалась, что они не оставили его в пристройке. – Пятнадцатидюймовый объектив – это самый мощный телескоп в Соединенных Штатах, его единственный близнец находится в Пулковской обсерватории в России. Двадцать футов резного красного дерева. Можешь ли себе представить себе более славную судьбу для дерева?

Но телескоп, на который Кади смотрела, не соответствовал описанию Уита. Машина перед ней была сделана из сверкающего белого металла, современного и холодного.

– Когда поставили этот телескоп?

– Кажется, в конце восемьсот сороковых. Настоящий шедевр.

– Я не уверен. Вряд ли он старый. Здесь все по последнему слову техники, – ответил Никос.

Кади и Уит были в одном и том же месте, но видели разные предметы, словно время свернулось кольцами. Она предполагала, что Уит не видел ни Никоса, ни что-то еще в комнате, только ее. Он был эхом, проецируемым в ее мир, а она – в его.

– Я однажды пользовался им на семинаре для первокурсников. Посмотрим, что помню. – Никос осмотрел выключатели на панели управления телескопом.