Читать книгу 📗 "Багрянец - Нэвилл Адам"

Констебль говорила от лица обоих полицейских, подкрепляя слова движением рук, торопливо мелькавших, как две белые вспышки, в сером мире. Они расследовали убийство – или скоро будут расследовать.

Второй незнакомец, который молчал, смотрел в землю, сунув руки в карманы и плотно натянув капюшон на голову.

Хелен не сводила глаз с его овальной головы, обтянутой «гортексом». Лицо разглядеть она не могла, но ломаный, худой силуэт казался знакомым. «Та сволочь с лодки, что стояла у нее на плечах?» Надо, чтобы полицейские заставили его показать лицо.

Вернувшись в машину, офицер-мужчина успокаивающе улыбнулся со словами:

– Мы на верном пути, – и заговорил в рацию на плече. Воздух затрещал от помех и голоса. Хелен удивилась, как люди, говорящие по рации, хоть что-то понимают. Однако офицер вкратце доложил оператору об успехах и упомянул «препятствие расследованию».

– Немного на бровях, хотя и рановато, – заметил он, видимо надеясь, что Хелен и оператора позабавит ситуация и незнакомцы у ворот, – и алкоголем от них не пахнет. Впускать нас не собираются.

Задним умом Хелен догадалась – «наркотики»: вот что офицер имел в виду. Она немедленно подумала о Линкольне – его развитие в подростковом возрасте, да и потом, уже за двадцать, подкосили вещества. А там, где наркотики, всегда найдутся преступные склонности и преступный элемент.

– Мы осмотрим все внутри, – закончил офицер свой доклад и повернулся к Хелен под бессмысленный шум голоса оператора: – Нужно втолковать этим молодым людям, что мы расследуем нечто серьезное.

Уверенность молодого офицера ее тревожила.

– Мне это не нравится, – сказала Хелен. – Тот, худой… не знаю, но он кажется знакомым. Не вижу его лица – заставьте его показать лицо. Может, я тогда пойду, а вы вернетесь без меня? Мне очень неловко.

– Конечно, прямо сейчас. Но сначала нужно провести рекогносцировку и спросить владельца – старую рок-звезду, что у него есть на земле, где этот карьер, и видел ли он вашего брата. Ваше описание пары с собаками у нас есть, но вести машину дальше мы не сможем – они говорят, у них нет ключа к замку, – офицер закатил глаза. – Так что мы перескочим через ограду, найдем старика Тони Уиллоуза и карьер и быстро вернемся. Я за милю вижу, они что-то скрывают. Мы скоро будем. – Прежде чем Хелен могла снова возразить, офицер вылетел из машины с изяществом спортсмена.

Когда Хелен рисовала свой путь на планшете для офицеров, один из детективов без мундира сказал, что ферма на перекрестке принадлежит старому музыканту:

– Какому-то древнему хиппи, сумасшедшему, но безвредному.

Хелен и офицеры в мундире никогда о нем не слышали. Детектив, кажется, сказал, что его звали Тони Уиллоуз – именно так: фамилия как дерево [4].

Теперь они собирались оставить Хелен в машине и пойти на ферму. При этой мысли она почувствовала себя такой же беззащитной, как той ночью в воде.

Хелен дрожала в куртке, которую ей одолжили в больнице: морской холод не спешил покидать ее кости; и все же она опустила окно до конца, чтобы попробовать расслышать разговор.

Вдали затрещал мотоцикл, разнося эхо по долине; когда оно затихло, послышались несколько длинных нот, будто из свистка.

Нет, не свистка, а дудочки – да, Хелен слышала музыку, а вскоре к ней добавился нарастающий ропот голосов, будто разогревался хор или недовольно шумела небольшая толпа. Звуки немного напоминали о записях Линкольна.

Между головами офицеров Хелен удалось рассмотреть лица незнакомцев, когда они вздернули подбородки, услышав дудочки. У мужчины потолще было красное лицо алкоголика; его Хелен тоже уже видела, хотя не понимала пока, где.

– Ключа нет, вот и все, я уже сказал, – услышала она его слова. – А вы так и не объяснили, зачем вам заходить.

Констебль наклонилась к нему, понизив голос, так что Хелен не расслышала, но ее слова, очевидно, вызвали беспокойство у второго, тощего незнакомца в капюшоне, который повернулся к машине.

– Отойдите от ворот. Повторять не буду, – констебль снова заговорила громче.

Краснолицый толстяк только ухмыльнулся ее словам, а Хелен вспомнила, где его видела: это он ревел в микрофон на празднике в деревне Редхилл.

Лицо второго она тоже смогла разглядеть: он пытался заглянуть в полицейскую машину – «хочет увидеть, кто внутри». Ввалившиеся, будто втянутые, щеки, сломанный нос, шрамы от прыщей – «Ричи». Крыса с лодки. Один его вид, пусть и не очень отчетливый, пробудил призрачное ощущение костлявых рук вокруг лодыжки, когда Ричи поднял ногу Хелен, чтобы сбросить ее в море. На нем должна быть ее метка – Хелен его оцарапала.

Ветер вокруг машины будто замер, Хелен выпрямилась и прочистила горло, чтобы крикнуть полицейским. И тут напряжение прервал женский крик – далекий, но тревожный.

Полицейские посмотрели на деревья вдали.

– Так-так! – крикнула констебль и опустила голову к рации на плече.

Издалека – должно быть, рядом с источником крика – залаял шумный собачий хор. Хелен захотелось снова оказаться на больничной койке.

Двое у ворот неуклюже бросились бежать по частной дороге, громко хлопая резиновыми сапогами. Ричи далеко обгонял своего толстого и нетрезвого товарища.

Хелен попыталась ухватиться за дверь машины, но ее мышцы и руки работали медленно, еще не оттаяв.

Констебль-мужчина полез через ворота первым; металлический барьер протестующе затрясся, но, оказавшись на другой стороне, он крепко придержал прутья, помогая своей сослуживице. «Они собирались туда».

Сердцебиение Хелен отдавалось в горле и ушах. Высунувшись из машины, она крикнула:

– Это он! Он был в лодке! Тощий ублюдок в капюшоне!

Констебль оглянулась на нее, кивнула и крикнула в ответ:

– Оставайтесь в машине! – и снова опустила рот к рации. Ее коллега уже догонял безмозглого толстяка.

43

Трещал костер – размером он был лишь в половину того, что разожгли для Стива, но Кэт знала: она умрет здесь, точно так же, как ее любовник, – в вонючем, разваливающемся сарае, привязанная к решетке, на которой запеклась ее собственная кровь; на жалком клочке земли, окутанном вонью скотины.

Прошли часы с момента, когда Кэт отказалась от наркотика Уиллоуза. Все это время она дрожала на грязном цементном полу и слушала, как в сарае готовятся к событию. Около полудня за ней наконец пришли.

Все утро по дороге за ее камерой бегали псы, а мимо пролетали мотоциклы, ревя и рыча, как возбужденные животные, выпущенные на свободу. Ферму Редстоун охватило волнение.

Кэт чувствовала, что они что-то очень торопливо собирают и увозят: слышался гидравлический хрип, будто по крысиной дорожке протискивался грузовой транспорт; раздавался звон металла и скрип подъемных дверей; по асфальту несколько раз проскакал фургон, мотаясь туда-сюда.

Когда Уиллоуз принес чашу из черепа и анестезию для Кэт, он туманно говорил что-то об «изгнании» и о том, что ее смерть станет последней «трапезой» для красной земли, во всяком случае на время. Видимо, гибель Кэт должна послужить лебединой песней, после которой красные крысы покинут свой бункер.

Должно быть, красный народец тактически отступал: возможно, об Уиллоузе и его банде красных убийц узнали. Они определенно зарвались, и ссора с Льюисом, которую Кэт подслушала, это подтверждала. Наверно, красные убили столько, что уже не могли прятать свои алые следы среди холмов и в домах соседей. Легкомысленное обращение с кровью незнакомцев привело детектива в ярость, а Кэт по себе хорошо знала, что такое тревога. И, когда Тони с дочерью произнесли перед ней свою мистическую, апокалиптическую речь, она совершенно точно ощутила их тревогу.

В сарае ухали и кричали люди-обезьяны. Дряхлый ансамбль из двух музыкантов – костлявый мужчина и женщина под восемьдесят – выдувал ноты из древних костей в воздух, слишком светлый и просторный для того, что готовилось. И музыка, и крики звучали тише, чем для Стива.