Читать книгу 📗 "Улей 2: Нерест (ЛП) - Каррэн Тим"
На мантии существа открылся один огромный сочно-желтый глаз и уставился на него щелевидным зрачком. Прозрачная капля жидкости скатилась с него, как слеза.
"Оно знает меня, каким-то образом оно знает меня", - Койл поймал себя на мысли, когда ревущая песнь - в равной степени злобная и уничтожающая - эхом отдалась в его разуме на маслянисто-глянцевых крыльях ворона. "Оно знает, кто я и откуда я пришел. Оно знает, что оно прародитель, божественное море жизни, хранитель двойной спирали".
Тысячи разрозненных образов пронеслись в его голове, и на такой скорости он не мог уловить ни одного из них или надеяться сформировать цепочку логики из впечатлений, которые давал ему Шоггот. Его мозг был падением черного пепла и устаревшей пыли, призраки эпох заполняли его череп...
Шоггот.
То, из чего была создана вся земная жизнь и жизнь миллиона других миров. Но было ли это мудро? Он чувствовал там разум, холодный и далекий, но все же разум, выродившийся под холодным дождем миллионов и миллионов лет. И с ним... что-то еще. Раскаяние. Отвращение к себе. Страшная ненависть к тому, чем он был и кем его сделали его хозяева, Старцы, и абсолютное дикое отвращение ко всей жизни, которая возникла из его биогенетических чресел.
Поднявшись из теплых мертвых морей докембрия, он пережил ахейское и протерозойское время, наблюдал, как палеозой стал мезозоем и, наконец, кайнозоем, став свидетелем вымираний и комет, ледниковых периодов и смещения полюсов, подъема гор и превращения морей в пустыни. Его вид пережидал все это, отсыпаясь здесь, в своих замерзших могилах в черных подвалах мертвых городов, пока люди вырастали из обезьяноподобных предков и носились по склонам холмов, как белые муравьи, самодовольные, переполненные тщеславием из-за своего господства над природой и своего растущего рудиментарного интеллекта, никогда не зная, никогда не догадываясь в своем высшем высокомерии, что они были спроектированы, созданы для выполнения цели, и эта цель заключалась в том, чтобы их сжали, пшеницу в косу, как Старцы спроектировали, изменили и собрали бессчисленное количество форм жизни. Это было частью цикла, и люди были не более важны, чем скот или микробы на слайде.
Органическая технология.
Ничего больше. Человеческое общество, культура, религия - все это было синтетическим, пластиковым, созданным из изначальных архетипов, выведенных в вид, чтобы иметь тот самый эффект, который они действительно имели. Интеллект был развит, генетика модифицирована, мозги сконструированы.
Теперь пришло время жатвы.
И Шоггот знал это, зная, что он переживет этот маленький контролируемый эксперимент на Земле, как и на тысяче миров. Это была спираль, и она была вечной, а люди были всего лишь пылью, которую развеет ветер, просто еще одной страницей в его книге дней.
Но несмотря на все это, когда он смотрел на Койла с едва мерцающим сознанием, он чувствовал печаль.
Койл очнулся, зная, что он был в какой-то странной психической связи с существом, и что это продолжалось бы и дольше, потому что у Шоггота было время. Час, день, месяц или год или десять из них были для него все равно.
Но связь нарушил зов его хозяев.
Пронзительный и резкий, похожий на крик насекомого, это был звук рога охотника, отогнавшего гончих: зверь отреагировал. Он закрыл глаз и отключил Койла от себя.
Он сразу же заметил кое-что еще: что разрастание этих опухолевидных пузырей или мясистых узлов синхронизировало свое расширение с доминирующим причитанием этих пронзительных голосов. И, да, Боже мой, на их вершинах были крошечные овальные отверстия, похожие на... рты. Каждый раз, когда он слышал эти пронзительные крики, пузыри расширялись, и эти отверстия широко сморщивались.
Шоггот издавал булькающий звук, похожий на урчащий живот, волны вялого движения катились по нему. Поднялось еще больше щупалец, кроваво-красных и скользких от слизи, сморщенных ртов там, где должны были быть их присоски.
Каждый рот издавал низкий, слизистый мяукающий звук, который сильно походил на визг младенцев.
Койл укусил кулак в перчатке от ужаса, отвращения и... и жалости.
Старцы терзали его.
Он не мог отказаться.
Он издал трубный и грубый выкрик, нечто среднее между карканьем и визгом, который был пронзительным и резким. И никто из них не сомневался, что это был крик мучения.
Шоггот двинулся.
Он превратился в извивающуюся башню плоти, ужасный эмбриональный плод с зачаточными конечностями и облизывающими сегментированными языками, хлещущими хоботообразными щупальцами, усеянными шипами, и извивающимися кишечными веревками, как закручивающаяся личинка. Он не просто полз вверх по склону, он скользил. Он приближался с сотней гнойных глаз, слезящихся от желчи, и выступающими вопящими ртами, похожими на присоски с розовыми кольцами, которые задирались назад, чтобы обнажить узкие зубы, похожие на рыбьи кости и хирургические иглы.
Лонг не стал ждать, он поджег его.
Он поднялся, щупальца хлестали, а плоть вздувалась и пульсировала. Его крик ярости превратился в низкий, клокочущий крик боли. Он прорвался сквозь завесу пламени ужасным вращающимся движением, наполненным неземной яростью, и Лонг снова полил его, когда все больше щупалец вырывалось наружу, словно черви из падали.
И к тому времени все уже стреляли.
Это была часть гнева, часть отвращения, часть истерики. Пальцы нащупали спусковые крючки и продолжали дергать, имея потребность победить эту тварь, имея потребность устранить что-то столь возмутительно оскорбительное для человеческого разума.
Пули и картечь врезались в эту визжащую массу пламени, проделывая в ней дыры, разбрызгивая ткани и жидкости во всех направлениях. От нее шел пар и дым. Лужи шипящего ихора пролились на лед. И Лонг добавил еще огня, залив ее всю.
И тварь закричала. С силой.
Но не умерла.
Она рванулась вперед, отбрасывая в сторону горящие пласты ткани, и поднялась на холм прежде, чем кто-либо успел пошевелиться или подумать об этом.
Схватила Лонга.
Она схватила его за голову одним из тех сморщенных, зубастых ртов, которые рвались вперед на дряблой шее. Этот рот напрягся, и жирные губы поглотили его до самых плеч. Затем раздался булькающий звук, и серая зловонная слизь брызнула по всему его телу сопливой, молочной паутиной. Он забился, когда Шоггот раздавил его голову в кашу с тошнотворным хлопающим звуком, слизывая черепное мясо, как соус... затем раздался жидкий, водянистый всасывающий звук, и тело Лонга застыло, а его ECW рухнуло, когда его буквально высосали досуха.
Зверь выплюнул его, только кости в парке и полярном костюме, залитые сверкающим кровавым вином, которое дымилось на холоде.
Они бежали.
Кошмарное отступление через эту стигийсккю преисподнюю, катание и скольжение по озеру льда, пока зверь преследовал их, визжа и скуля, его масса содрогалась в агонизирующих судорогах, которые, несомненно, были как-то связаны с постоянными, направленными хриплыми звуками Старцев.
Но он был ранен.
Реджа повернулся, чтобы сражаться. Дейтон закричал ему, чтобы он отступил, выполнял приказы, но Реджа только что наблюдал, как умирает его друг, и теперь он перестал быть частью команды. "ИДИТЕ В ТУННЕЛЬ!" - закричал он. "Я СОЖГУ ЭТОГО УЕБКА!"
Раненый или нет, Шоггот прыгнул на него, и Реджа выпустил в него пар огня, который покрыл его пламенем. Затем он поднялся и схватил его, живая пылающая шкура, утопив в слизи и волнистых внутренностях и зубах, похожих на ножи. Зверь поглотил его, сделав частью своего огромного обхвата... но в конце концов рухнул на лед, вращаясь в болезненном, замедляющемся круге, пылая и шипя под поднимающимся пламенем, щелкая и хлопая и выпуская клубы маслянистого черного дыма, который вонял, как кремированные шкуры.
Но прежде чем умереть, он издал последний хриплый крик, песню смерти, высокую и резкую. И самое ужасное, что из далекого города на этот крик ответили.
