Читать книгу 📗 "Сильверсмит (ЛП) - Кларен Л. Дж."

Эль Джей Кларен

Сильверсмит

Всем, кто когда-то считал, что его недостаточно.

Тебя достаточно.

Двигайся дальше.

В этом романе присутствует ненормативная лексика и откровенные сцены сексуального характера, а также подробные описания насилия, жестокости, утраты, горя, пыток, смерти (включая смерть ребенка), нехватки пищи, нарушений пищевого поведения, сильных кровотечений, панических атак, галлюцинаций, смерти животных, попытки изнасилования и сексуального насилия.

Глава 1

Ариэлла

Два шага. Всего два человека впереди, и тогда настанет моя очередь торговаться, учитывая то, что у меня было, а было у меня немного. Ну… или это, или сдохнуть с голоду.

Я сосредоточилась на дыхании, хотя мучительный голод застилал зрение туманом боли. Каждый выдох был облачком пара, дрожавшим вместе со мной. Сквозь туман я различала людей, спешащих по гравийной дороге под тяжелым серым небом, а снегопад с каждым мгновением становился до ужаса сильнее.

Даже в шерстяных перчатках кончики пальцев замерзали, теряя чувствительность. Я сглотнула. Уже был ранний полдень, и теплее не станет.

Зима в Уорриче была столь жестокой, что малейшая неосторожность могла стоить жизни. Самый северный край Нириды, он встречал только самых смелых путников, готовых бросить вызов ледяному дикому краю, и, получив шанс, не щадил никого. Все же, как мне и говорили, мало кто заходил так далеко. Города здесь встречались редко и были крошечными, путь к этому занял четыре часа. И людей здесь, судя по всему, было не больше пары сотен, сжавшихся вместе в попытке согреться среди холодной пустоты.

— Следующий!

Человек позади толкнул меня вперед. Я вскрикнула и едва удержалась на ногах. Чудо, учитывая, как ломило колени от усталости, а ведь мне еще идти обратно…

Я вытащила онемевшие пальцы из карманов и протянула хозяину лавки две маленькие золотые монеты. Прочистила горло и выдавила из себя:

— Хлеба, пожалуйста. Какого угодно.

Мужчина средних лет с кривым носом и каштановыми волосами, уже тронутыми сединой, взглянул на мою плату и фыркнул.

— Хлеб стоит три монеты.

Внутри меня похолодело, словно что-то угасло.

— Пожалуйста… — сердце заколотилось от паники, бросаясь в пляс быстрее, чем мог выдержать изнеможенный организм. — Это все, что у меня есть. Должно же быть хоть что-то… Я… я вернусь. Отработаю.

Хозяин лавки поднял на меня глаза и хищно прищурился. Похотливый взгляд скользнул по лицу, губам, по кусочку открытой кожи на шее. Уголки губ расползлись в кривую ухмылку.

— Хотя… я могу рассмотреть и другие формы оплаты.

— Какие… другие формы? — в горле пересохло, в груди все застыло от страха, но живот в ответ завыл голодом, и я осталась стоять. Раз это так просто предлагается посреди деревенского рынка, значит, не может быть чем-то уж слишком страшным.

Он ухмыльнулся шире и окинул меня взглядом с головы до ног. На мне не было ничего примечательного: серая льняная рубаха, самые теплые вещи и штаны, поверх — все, что смогла на себя натянуть. Старые сапоги были затянуты как можно туже, зеленая шаль толстая, но вся в затяжках.

В животе неприятно скрутило, когда он наклонился ближе, чтобы никто не услышал, и прошептал:

— Придется расплатиться этими милыми розовыми губками.

Я отшатнулась и сильнее запахнула шаль на дрожащем теле. Мама не многим делилась со мной, но она говорила, что мужчины умеют использовать женские тела для удовольствия не только «естественным» способом.

— Н-нет… — выдохнула, сжавшись от ужаса.

Боги, я настолько отчаялась, что даже позволила себе колебаться, но еды почти не осталось. Хватит на неделю, может меньше. Придется пустить под нож последних двух куриц — Дейзи и Пенни, а я никогда… не убивала. За последние недели они стали плохо нестись, и я жила на бульоне из овощей, что мы запасли еще прошлым летом, а когда и их не станет…

Я сглотнула и оглядела маленький рынок в поисках другой лавки, где можно было бы найти хоть что-то по моим средствам.

Мама знала бы, что делать.

Три месяца минуло с того момента, как она оставила меня одну в северном Уорриче, толком не объяснившись. Три долгих месяца, и только сегодня я набралась сил, чтобы дойти до ближайшего города, не меньше чем в четырех часах пути. Я думала о ней с куда меньшей теплотой, чем должна была. Мысль о том, что она могла замерзнуть насмерть в глуши, не рвала мне душу. Сердцем я не тянулась к ней. Нет. Голод был сильнее. И виной сжимало живот — сейчас я жаждала лишь той еды и питья, которые она могла бы достать.

И все же клочья надежды, что мать вернется, хоть и изодранные временем и пустотой, тянули меня изо дня в день. Пусть лишь как подспорье выжить. Ее возвращение казалось маловероятным, она сама выбрала уйти, но я все равно надеялась, что она вернется в дом, что был ей так долго дорог. Даже если забота о дочери казалась недостаточной причиной.

Алое полотно хлопнуло на ветру у прилавка в нескольких шагах по каменистой дороге. Я застыла. Холодный пот выступил на затылке. Со сбитым дыханием я уперлась ногами в гравий, стараясь не пошатнуться. Опустила взгляд, ожидая увидеть себя сидящей в постели, неподвижной, словно скульптура.

Именно там я чаще всего видела красное.

Я слишком хорошо знала шок пробуждения в холодном поту, и всегда от одного и того же, кровавого, неизбежного кошмара. Но теперь я не спала. Я была жестоко бодрствующей и до костей промерзшей. Значит, даже наяву я не избавилась от кошмаров. Я моргнула раз, другой, проглотила крик, рвавшийся наружу — так же, как тогда. Но удержалась. Заставила слезы смыть пелену с глаз и размыть воспоминание. Так много красного…

Но как выкинуть из себя всеобъемлющие воспоминания, если заполнить пустоту больше нечем?

Полтора года назад я очнулась без памяти о первых семнадцати с половиной годах своей жизни. Я упала в подвале и ударилась головой, с тех пор чувствуя себя чистым листом пергамента, ожидающим чужой истории. К несчастью для меня, кровь была самым ярким пятном на этом листе. Тот повторяющийся кошмар был не просто сном, а одним из немногих воспоминаний, которые я носила против воли. Ужасом, который никогда не забуду, как бы ни старалась.

Каждый раз, когда он возвращался, я вновь ощущала тот саднящий горло вопль, который вырвался из меня, когда я обнаружила тела моего отца и пятилетнего брата — Филиппа и Оливера Голд².

Я видела лишь последствия. Девять месяцев спустя после пробуждения без памяти я нашла их в родительской постели: глаза закрыты, словно спят, без единого намека на страх. Ни складки тревоги на лицах. Ни синяка на телах. Ни признака борьбы. Либо все произошло слишком быстро, и они умерли, так и не осознав, что случилось, либо кто-то нарочно положил их так, чтобы я нашла.

Порезы на их шеях были глубокие, ровные. Оставленные мне — жутко спокойные. Милосердная казнь.

А на их торсах сквозь рубахи проступила кровь от вырезанных крестов. Знаки? Или мишени? Что это — я не знала.

— Двигайся!

Чье-то тело, куда больше моего, ударилось в спину и вытолкнуло меня из воспоминаний в настоящее. Острые камни прорезали ткань штанов и кожу ладоней, когда я упала на четвереньки. Я слишком увязла в собственных мыслях, чтобы заметить напавшего, да и это не имело значения, его уже и след простыл, а у меня не было ни сил, ни умения защититься.

Я поднялась — не без еще пары грубых толчков и злых взглядов со стороны прохожих. Окинув взглядом рынок, я смирилась с решением возвращаться домой. Цены на табличках говорили сами за себя: не меньше трех-четырех монет. Ни один хозяин лавки не выглядел добрее того, что предлагал мне… иную оплату.