Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Афродита отворачивается от меня, вроде как изучая ярко-белую стену напротив. Потом она сама глубоко вздыхает, и эта мелочь подсказывает мне, насколько богиня потрясена.

– Если бы Джеки была ближе к победе, я бы предложила тебе спасти Буна.

Я слегка откидываюсь на спинку кресла. Мое предложение другим поборникам явно пошло из уст в уста.

– Но не Персефону. – Афродита снова смотрит мне в глаза. – Я не выдам Деметре эту тайну.

Меня прошибает шок, выпрямляя позвоночник и хмуро сводя брови в замешательстве.

– Что? Почему нет?

– Это может начать еще одну войну между нами, а после последней… – Ее глаза темнеют от боли. – Я не могу рисковать.

Войну?

На ее лицо прокрадывается грусть.

– Деметра чуть не сожгла Олимп в тот день, когда Аид сказал ей о смерти Персефоны. Эта ложь была умным ходом. И добрым. Если бы она знала, что ее дочь жива и где она… – Богиня пожимает плечами. Потом ее лицо медленно хмурится. – Видимо, Аид не хочет, чтобы знал кто-то еще?

Я ничего не говорю.

Афродита испускает тихий свист.

– Но все же ты доверяешь мне это? – Она смотрит на меня с непроницаемым лицом, а потом мягко говорит: – Я польщена. Правда.

Я криво улыбаюсь:

– Кажется, ты из хороших ребят.

Она только хмыкает:

– Мы все равно хороши… и плохи. Как и смертные.

– Некоторые хуже других, – мрачно бормочу я.

Афродита закатывает глаза.

– Афина… та, кто она есть. Зевс тоже. На самом деле все мы. Мы те, кем рождены быть. Лучше, чем жестокие титаны, но далеки от совершенства.

– Ну, в любом случае, когда это кончится, я буду молиться тебе чаще.

Улыбка Афродиты искренняя и на краткий миг показывает глубину ее сердца.

– Береги себя в последнем Подвиге, Лайра. Мне бы хотелось послушать эти молитвы. – Она отходит к двери и поднимает руку, чтобы постучать, только чтобы снова замереть и дьявольски усмехнуться мне через плечо: – Стони.

– А?

Она недвусмысленно смотрит на меня.

– Ментальный оргазм, дорогая. Мне нужно поддерживать репутацию.

О.

До меня доходит, чего она от меня хочет: устроить представление.

Потрясно.

Я стараюсь как могу: ложусь на кровать и сминаю простыни, чтобы выглядеть в должной степени растрепанной, хотя сейчас мне очень сложно проявить энтузиазм на эту тему. Потом я издаю плачущий стон, за которым следует громкое:

– О боже!

– Богиня, – шепчет Афродита. – Не забывай, кто я.

– О богиня! Какой мужчина! – кричу я громче. Потом еще, для ровного счета.

Закатив глаза, Афродита стучит, дверь открывается, и она выходит.

Оставляя меня одну с тысячей бьющихся за мой разум вопросов.

За то недолгое время, что я заперта здесь, я прокрутила в голове все свои моменты с Аидом. Все, что он говорил и делал. Почти все время головная боль убеждала меня в том, что то, каким он был со мной, – взгляды, касания, то, что он делился со мной чем-то своим, – было представлением, чтобы мной манипулировать. Он видел мою слабость к нему и использовал, чтобы удержать на своей стороне и заставить бороться за победу в Подвигах. Я даже на секунду убедила себя, что предложение помочь Буну было ложью.

Вот только он поклялся рекой Стикс. Это священная клятва богов.

Мне пришло в голову кое-что еще, что он сказал. «Когда-нибудь я расскажу тебе остальное, и, мне кажется, ты согласишься, что это достойная причина… Но не уверен, что она сгодится против того, что платить приходится тебе».

Что мне приходится платить.

В тот раз я думала, что Аид говорит только о Буне, смерти и страхе, что я пережила. Но что, если он говорил о большем? О нем.

Мои мысли выбирают новый маршрут. Прочь от меня. Прочь от боли собственных чувств, вместо этого сосредоточиваясь… на нем. На Аиде.

Я обученная лгунья.

В числе прочего нас учили использовать как можно больше правды, чтобы ложь казалась более настоящей. Не все из того, что он мне показывал, кем он со мной был, было ложью. Не могло быть.

Аид так сильно сдерживался на горе Геры.

Но в то же время не играл со мной в умные игры. Чтобы получить желаемое, ему надо было надавить на мою симпатию, использовать целеустремленность, которую я выказывала, чтобы помочь другим поборникам выжить. И почему бы, переспав со мной, не продолжить использовать мои чувства к нему против меня? Вот только, кажется, он пытался заставить меня его ненавидеть.

Он что, нарочно был жестоким и мерзким? Почему?

Я могу придумать только одну причину.

Без запачканного фильтра горечи, боли и яростных попыток не смотреть через розовые очки то, каким он был со мной, когда мы занимались любовью, нелогично по сравнению с тем, как он вел себя со мной на следующий день. В ту ночь ему было не обязательно говорить мне все эти слова. Он уже овладел мной.

Неужели Афродита права и у Аида всегда есть план? И Харон прав? Аид начал пытаться меня обманывать, но запутался в собственной паутине, и вместо этого его ко мне потянуло? А без проклятья его брата, возможно, он смог бы почувствовать еще больше?

Щелкает ручка, распахивается дверь, и заходит Нике.

– Пора, – говорит она.

Мне пора принять участие в последнем Подвиге. Или хотя бы не умереть, а что потом? Я собиралась сбежать, но теперь…

– Ты хоть можешь сказать куда? – спрашиваю я Нике, когда та открывает дверь моей камеры.

Даймон только головой качает.

– Это ничего, – утешаю я ее, хотя она и не выглядит обеспокоенной. – Я поняла.

– Следуй за мной, – говорит она.

И я иду из моего тюремного блока в длинный прямой коридор, который ведет в шикарный вариант дежурной части полиции, а потом на улицу – прямо в ночь.

– Мы не можем телепортироваться в этом здании, – объясняет она. – Стражи.

Я ожидаю, что она либо понесет меня, либо телепортирует, но вместо этого она расправляет крылья и взлетает без меня.

– Эй! – кричу я ей вслед. – А куда мне…

Аид появляется в одно мгновение в нескольких метрах от меня. Как будто он не смог перенестись прямо ко мне. Его глаза в вечернем свете посверкивают серебром, когда он осматривает меня одним долгим взглядом.

– С тобой хорошо обращались?

И всё? Все, что он может сказать? Леди ведь не должна бить по морде бога, которого любит, да?

– Да.

Я смотрю на него. Не могу удержаться. Я впитываю его после всех дней его отсутствия, но еще ищу хоть вспышку, хоть намек на то, что он ненавидит все это так же, как и я. Что он сожалеет. Что отталкивает меня в некой необдуманной попытке меня защитить. Что у него есть план и он пытается спасти Персефону, и Буна… и меня.

Это слишком сложно вынести.

Прежде я бы сказала, что это похоже на него. Переносить все молча и в одиночку.

Теперь я не знаю, во что мне верить.

– Как от твоего бога от меня требуется отнести тебя на последний Подвиг.

Требуется? То есть иначе его бы здесь не было. Так же, как он не смотрел испытание Афины? Я скрещиваю руки на груди.

– Удивлена, что тебя ко мне подпустили.

– Они боялись, что любой другой бог не сможет удержать Афину, если она решит напасть на тебя по дороге.

– О. – Я об этом не подумала.

Аид подходит ко мне своей медленной, крадущейся походкой – близко, но не вплотную. Потом протягивает руку.

– Идем.

Я подхожу ближе, но он все еще сплошная стена. Ни единой клятой эмоции.

– Я пыталась сказать Деметре. Ну, про Персефону…

Он медленно опускает руку.

– Ты – что?

Я вздрагиваю, потому что это настоящий гнев. Но я не отступаю, поднимая подбородок.

– Если Диего победит, она станет царицей. И сможет сама помочь своей дочери. Она имеет право знать.

Аид резко проводит ладонью по волосам, отступая на шаг.

– Ей не позволят. Она все разрушит, начнет войну…