Читать книгу 📗 "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел"

Позади меня небо начинает светлеть — солнце уже на подходе, готово осудить нас на ещё один день. На тот самый день, которого я так долго ждала — со страхом и, да, с крупицей азарта.

И пока я провожу взглядом каждого на этом пляже, прихожу к важному выводу: в лабиринт я иду, чтобы помочь семье, отцу и Ньюту. Но выбираться хочу ещё и потому, что меня ждёт вторая семья — странная, конечно, но моя — здесь, снаружи.

— Ребята, вот и рассвет! — Лиам показывает в небо и обрывает песчаную дуэль Хайдеса с Аресом.

Нас накрывает тишина, нарушенная только звучным зевком Гермеса.

Солнце выглядывает из плоского, мирного водного края. Небо окрашивается в розовый и оранжевый, редкие облака складываются в затейливый узор цветов и форм. Отблески ложатся нам на лица, и я жмурюсь на секунду.

Потом перевожу взгляд на Хайдеса. И только теперь замечаю: он смотрит не на рождение нового дня. Ему плевать, как розовый и оранжевый переплетаются в облаках. Он смотрит только на меня. Не знаю, сколько так уже длится, но по его полному безразличию к небу понимаю — он, похоже, ни разу и не повернулся к морю.

Я улыбаюсь, стараясь запомнить на лице спокойствие — как фотографию. Потому что, пока остальные отвлечены и наслаждаются рассветом, я вижу: у Хайдеса блестят глаза.

Глава 55. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ИГРАТЬ В ЛАБИРИНТ, ЗАПОМНИ ТРИ ВЕЩИ

В Афинах периодически приносили в жертву семерых юношей и семерых девушек. Их отправляли в лабиринт — дань Минотавру.

К семи вечера мы все стоим у входа в лабиринт. Когда мы подошли, Кронос уже был здесь. Руки заложены за спину, лицо поднято к небу — ему будто нет дела до нашего появления.

Хайдес держит меня за руку; мы подходим ближе и останавливаемся в паре метров от его отца, утешая себя пустой надеждой, что тот не подслушает ни наши приветствия, ни шёпот.

Никто не произносит ни слова. До нас словно не доходило, что всё действительно случится, пока мы не столкнулись на лестнице виллы, что соединяет первый этаж со спальнями.

Зевс первым кивает мне. Лишь слегка склоняет голову, без лишнего пафоса.

— Удачи, Хейвен. Надеюсь, мои родители нашли способ тебе помочь.

Успокоила, спасибо.

Посейдон просто обнимает меня. Ничего не говорит — выражение на лице и так всё говорит. Гера делает то же, только её объятие мягче, утешающее. Она не держит меня так, как держат человека, которого провожают на смерть. И я за это благодарна.

Следом идёт Афина. Такая же колкая, как и всегда, — на миг я снова вижу ту девушку, которую возненавидела с первой встречи. Думаю, она тоже меня обнимет, но Афина лишь склоняется и целует меня в щёку. В нос бьёт её свежий запах — будто травы и пряности.

— Постарайся там не умереть, — одёргивает она. — А то я тебя зря ненавидела.

Закатываю глаза:

— Вообще-то ты почти сразу меня полюбила.

— Если тебе так легче спится — повторяй это дальше.

Мы улыбаемся одновременно.

Перед тем как она отходит, я перехватываю её за запястье:

— Подожди. Обещай одно.

Она настораживается, как будто я могу попросить чего-то безумного. Уже знает меня.

— Если Хайдес попробует полезть в лабиринт за мной — останови его. Прошу. Не дай ему снова через это пройти. Любой ценой.

Порыв ветра взъерошивает её тёмные волосы; прядь щёлкает по натянутому лицу.

— Он мне этого никогда не простит, Хейвен. — Она смотрит из-под лба на брата, вздыхает. — Если он сунется — я пойду за ним. Это единственное обещание, на которое я способна.

Я открываю рот, чтобы возразить, но Афина прижимает палец к моим губам. Я сдаюсь.

К ней подстраивается Лиам — мне даже слышится её тихий вздох-«ну вот».

— Ты справишься, Хейвен. Но я забираю назад то, что сказал на рассвете. В лабиринт за Минотавром я не пойду, прости.

Хихикаю и взъерошиваю его каштановые вихры:

— И так сойдёт, Лиам. Спасибо.

Афина зацепляет его под руку и уводит к остальным. И тут я замечаю того, кто подходит следующим — и у меня сжимается сердце.

Герми. Из всех он хуже всего умеет прятать эмоции. Уже ревёт как ребёнок, шмыгает носом, трёт щёки ладонями. Я протягиваю руку, приглашая подойти.

Гермес игнорирует ладонь и буквально врезается в меня, сминая в объятии. Он сгибается надо мной — я заметно ниже — и прижимается всем телом. Это ему нужно утешение. Я веду пальцами по его широкой спине и пытаюсь передать прикосновениями то, что не решаюсь сказать вслух.

— Скоро увидимся, — шепчу ободряюще.

Гермес плачет тихо, но плечи выдают его дрожью. Меня выворачивает. Я не выношу видеть его таким.

— Прости, — шепчет он. — Я слишком тебя люблю.

— А я тебя, Герми. Ты мой лучший друг.

Он отпускает, хватает мою руку и подносит к губам. Целует тыльную сторону и выпускает.

— Я уже потерял… слишком много. — Он не произносит имён Афродиты и Аполлона. — Не хочу потерять и тебя.

— Всё будет хорошо. — Да, я мастер «успокоить», ага.

Он всё-таки улыбается — и мне становится чуть легче.

— До скорого, «Маленький рай».

Мы расстаёмся на считаные секунды, а чувство пустоты уже ужасное.

Арес держится чуть в стороне. На нём серая толстовка с капюшоном, руки — в карманах. Он грызёт нижнюю губу; лицо до странного серьёзное — для него редкость.

— Сейчас ляпнешь что-нибудь не к месту? — пытаюсь пошутить.

Он не подыгрывает. Делает шаг, второй, третий — и встаёт прямо передо мной. Яблоко Адама срывается вниз. Словно сил говорить нет.

— Нет. Я просто попрошу тебя не умирать там. Не хочу потерять единственную подругу, Коэн.

Его слова — как нож. Лезвие в сердце, которое даже не вынимают: оно там, в мясе, и каждый вдох напоминает — его уже не достать.

Может, он и сам замечает, что позволяет себе «слишком человеческое», потому что криво ухмыляется и щёлкает меня по щеке:

— Из-за тебя и твоей «давайте встретим рассвет» я сегодня никакой. Минимум, что ты можешь сделать, — не сдохнуть, Коэнсоседка.

Я бросаюсь ему на шею ещё до того, как осознаю, как сильно в этом нуждаюсь. Обнимаю за шею, утыкаюсь лицом в плечо. Он секунду мешкает — и отвечает, перехватывая меня за талию так, словно не хочет отпускать. Мы стоим неподвижно, и кажется — вечность.

Когда я пробую отстраниться, Арес только крепче сжимает:

— Ещё немного, — шепчет.

Проходит не «немного», но он всё так же не торопится отпускать. Я срываюсь на тихий грустный смешок:

— Мне пора, Арес. Обещаю — вернусь.

Неохотно он ослабляет хватку, и я тут же делаю шаг назад. Он одумывается и тянется снова — я останавливаю взглядом и виноватой улыбкой.

— Берегись, Хейвен. — Услышать, как он произносит моё имя, — последний удар. Лезвие в груди уходит глубже — и перехватывает дыхание.

Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел, как с меня всё-таки срывается тонкая слеза. Резко стираю её — бесит моя слабость — и разворачиваюсь к последнему, кто должен меня проводить.

К самому больному прощанию.

Хайдес.

Он стоит прямо и собранно, руки скрещены, челюсть сведена. Его взгляд не теряет ни одного моего движения.

Он не ждёт, пока я подойду: сам пересекает расстояние и в одно движение берёт моё лицо в горячие ладони. Пальцы правой руки цепляют мою шею и притягивают — наши рты сталкиваются. Я тону в его поцелуе, в том, как отчаянно двигаются его губы, как его язык проникает в мой рот. Он никуда не спешит — смакует каждую секунду, заставляя желать, чтобы всё вокруг исчезло и остались только мы двое, единственные люди на свете.

Он отстраняется на миллиметр и дышит мне в губы, шепча:

— «Se agapó apó to fengári sto fengári píso».

— Звучит знакомо.

— «Я люблю тебя от Луны и обратно», — напоминает разговор до рассвета, на пляже.

— И я тебя — от Луны и обратно, но два раза.

Мне удаётся выжать из него улыбку, пусть и с горькой нотой. Он опускает голову, вглядывается в меня — взгляд становится твёрдым: