Читать книгу 📗 "Почти полночь (ЛП) - Андрижески Дж. С."

В Охраняемой Зоне Нью-Йорка азартные игры стали болезнью.

Люди становились зависимыми от всего этого и от ничтожного шанса, что они станут богатыми или знаменитыми, или от того и другого, даже когда ставки становились всё более и более садистскими.

Из-за крезза они с ещё большей вероятностью принимали эти ставки.

Теперь люди вдыхали сиреневый порошок перед тем, как делать ставки на игры, и, когда они проигрывали, крезз, по-видимому, делал наказание за проигрыш более терпимым, но также повышал вероятность того, что они серьёзно покалечат себя. То ли потому, что боль была не такой мучительной, то ли они не помнили, как ели собственное дерьмо, или мастурбировали перед несколькими миллионами зрителей, или отрезали себе ухо, или палец, или часть своего лица, или что бы там ни заставлял их делать ведущий игры, игроки с большей вероятностью соглашались зайти слишком далеко.

Что касается того, была ли эта женщина одной из них, Ник на самом деле не хотел знать.

Он, скорее всего, не смог бы ей помочь, даже если бы она была из числа таких.

Если честно, весь этот район был чертовски удручающим.

Но на самом деле, это имело смысл, учитывая местоположение, и несмотря на то, что они находились всего в пяти кварталах от самого дальнего края охраняемого периметра Реки Золота. Только очень бедные и отчаявшиеся люди могли выбрать жизнь в такой близости от вампирского гетто.

Женщина явно не видела Ника, потому что заметно подпрыгнула, когда Ник заговорил.

— На вашем месте я бы этого не делал, — прорычал он низким голосом.

Она замерла, захваченная внушением в его голосе, тембром, который притягивал её ближе к его вампирской крови. Она вцепилась в дверь так, что побелели костяшки пальцев, хотя она уже перестала закрывать её, и теперь металлическая панель обрамляла её лицо, прямо там, где её рот разевался как у рыбы.

Она не хватала ртом воздух, но её зрачки расширились ещё больше.

Её дыхание стало прерывистым.

К счастью для Ника, наркотики не нейтрализовывали порабощение, а усиливали его.

Внутри Ника потеплело от удовлетворения.

— Верно, — промурлыкал он, обращаясь к явно не принимавшей душ женщине с остекленевшими глазами. — Возможно, вы захотите сотрудничать с нами добровольно, мэм, или я просто почувствую необходимость…

Морли встал перед ним, между Ником и его заворожённой жертвой.

— Возьмите мою визитку, — хрипло сказал старик. Он двумя пальцами протянул один из металлических прямоугольных квадратиков. — Вы можете позвонить нам, если вспомните о чём-нибудь, чем хотели бы поделиться.

Женщина медленно моргнула, словно очнувшись от глубокого сна.

Чем дольше Морли стоял между ней и Ником, тем больше ожесточалось её лицо.

Она взглянула на Ника, затем снова на Морли, и её взгляд тоже постепенно становился жёстче, по мере того как её разум, по-видимому, приходил в норму. Наркотик до сих пор действовал. Ник мог видеть и чувствовать его запах на ней. Но, должно быть, самая сильная волна его воздействия прошла.

Её щёки вспыхнули, когда она, казалось, осознала, что собиралась открыть дверь для них двоих, возможно, даже пригласить их войти. Теперь она не сводила глаз с Морли, и в её глазах росло лёгкое замешательство, смешанное с гневом.

— Я ничего не помню, — выпалила она пожилому детективу, и её резкий нью-йоркский акцент напоминал удар кинжала в воздухе. — Я ни черта не видела. Я ничего не слышала.

Прежде чем Морли успел ответить, она захлопнула дверь прямо у него перед носом.

Морли казался невозмутимым.

Ник определённо был возмущён.

Он стиснул зубы, когда его друг обернулся, и вопросительно посмотрел на Ника, приподняв одну бровь. Увидев испытующий взгляд тёмных глаз, Ник поймал себя на том, что первым отводит взгляд.

— В одном из таких случаев нам придётся форсировать события, — пробормотал он.

— Чёрта с два, — предупредил Морли.

— Тогда мы ни черта не узнаем, — парировал Ник. — Зачем было брать меня с собой, если ты не собираешься меня использовать? Разве ты не хочешь найти этих придурков?

Морли продолжал спокойно смотреть на него, и в его глазах жила та же невозмутимая, явно полицейская оценка. Он смотрел на Ника так, как копы смотрят на других копов, когда не уверены, что им можно доверять, когда думают, что они, возможно, упустили из виду суть. Морли смотрел на Ника так, как Ник смотрел на других копов, пытаясь решить, не нужно ли временно посадить их на бумажную работу.

Морли, должно быть, заметил, что Ник заметил его взгляд.

Если так, то его это тоже не смутило.

Он продолжал разглядывать Ника, плотно поджав губы.

— Ты в порядке, Миднайт? — его губы слегка скривились, руки сжались в кулаки в карманах пальто. — Ты не выглядишь… в порядке.

Ник почувствовал, как его собственные руки сжались в кулаки.

Он был всего в нескольких шагах, в нескольких пальцах от возвращения домой — в свой настоящий дом — мир, который действительно мог бы позволить ему жить без чипа в руке, без постоянного наблюдения, без принуждения к неравноправным контрактам и неравноправным взаимодействиям с каждым человеком, которого он встречал. Он думал, что вернётся в тот несовершенный, но гораздо лучший мир со всеми людьми, о которых он больше всего заботился, включая Уинтер, включая Тай и Малека, включая Джордана и Кит, включая, возможно, Зои, и, возможно, даже Форреста Киану Уокера и его девушку-вампиршу.

Он думал, что будет там с самим Морли.

Но эту мечту у него отняли.

Он потерял её ещё до того, как она стала реальностью.

Он потерял её ещё до того, как успел хотя бы порадоваться этому.

С тех пор он наблюдал, как у него на глазах обезглавили двух вампирш — вампирш, которые, насколько Ник мог судить, не сделали ни единой грёбаной ошибки, и которые на самом деле помогли спасти жизнь Уинтер, и жизнь Ника, и жизни их всех.

Он был свидетелем того, как расовые власти утащили мужчину, который ему нравился и которым он восхищался, за его политические убеждения. Это было после того, как Ник обратился за помощью к тому же мужчине, который оказался бывшим мужем Уинтер, и тот без колебаний пришёл.

Уокер, бл*дь, не колебался ни секунды.

Он примчался сюда как настоящий герой, что должно было заставить Ника возненавидеть его ещё больше, но он был слишком благодарен, чтобы испытывать что-то ещё.

Теперь Форрест Уокер, скорее всего, находился где-нибудь в тайном лагере, где никто не мог до него добраться. Скорее всего, он был где-то на острове, где его допрашивали придурки, которые с равной вероятностью могли и убить его во внесудебном порядке, и вернуть в Великобританию, откуда он был родом.

И да, Ник чувствовал себя полным дерьмом из-за этого.

Словосочетание «чувство вины» вообще не описывало то, что он испытывал.

И на этом ночь Ника ещё не закончилась.

Ник оказался в собственной камере для допросов, голый, избитый агентами Поводка, и всё, что он говорил или делал, подробно записывалось человеческими расовыми властями. Остаток той ночи и большую часть следующего дня он провёл, подвергаясь допросам, угрозам и ударам током, когда его расспрашивали об Уокере и Уинтер, об его связях с Бриком и Белой Смертью. Его спросили, почему он обратился за помощью к Уокеру, когда полиция и М.Р.Д. были уже в пути. Его спросили, где Брик и где находятся укрытия Белой Смерти.

Ник ни черта им не сказал.

С другой стороны, он знал не так уж много.

Он вообще ничего не знал о политической деятельности Уокера, в частности, об его связях с «радикальными» организациями, выступающими за расовое равенство в Европе и Северной Америке.

Он не знал, где находится Брик.

Он не знал текущего местоположения логова Белой Смерти; Брик, как правило, менял его каждые несколько месяцев, если не чаще.

В конце концов, Лара, должно быть, вмешалась. Либо это, либо они решили, что Ник действительно ничего не знает, и что было бы слишком хлопотно держать его у себя.