Читать книгу 📗 "По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С."

Слова Бронсона крутятся в голове, пока я перевариваю все произнесенное им.

«Рыцарь в сияющих доспехах абсолютно никому не всрался».

«…они никогда не знавали, что такое война».

«Они не знают, каково это — оказаться в самой геенне войны. Пожертвовать собою. Подвергнуть риску все».

Бронсон не в курсе, что я уже испытывала на своей шкуре ад.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Напряжение между нами натянуто подобно резинке на грани разрыва. Он выпрямляется, и я все еще не знаю, что делать с растерянностью, которая обрушивается на меня, когда он отходит.

Его взгляд останавливается на розах, и черты лица омрачаются. Почти жаль букет, когда он бросает на цветы убийственный взгляд и бормочет: «Ублюдские розы». Складывается впечатление, что сам факт того, что другой мужчина подарил мне цветы, разъедает его внутренности.

Бронсон переводит взгляд на меня, и медлит, словно тщательно подбирает слова.

— Слушай… — Он проводит рукой по волосам, взъерошивая их еще больше, чем обычно. — Я не завожу отношений. Да, я трахал женщин, и на этом все. — Он сжимает губы в тонкую линию, глаза всматриваются в мои, словно он хочет, чтобы я поняла его. — Но в жизни я не был настолько поглощен женщиной, чтобы позабыть о защите.

Слова повисают между нами. Он высказался, но я пока не готова принять сказанное. Не готова признать, что то, что произошло между нами, было чем-то большим. Это слишком пугает.

— Я не доверяю людям. А те, кому я доверяю, уже доказали свою преданность. — Он невозмутимо выдерживает мой взгляд. — Не буду приукрашивать — я нехороший человек, рыжая. Но я делаю хорошие вещи. Я защищаю своих людей и ставлю на кон свою жизнь ради них. А в ответ, они мне преданы.

Вспоминаю людей на рынке и то, как они к нему относились. Вспоминаю местность, через которую проезжала, и то, как все выглядело ухожено — дороги без выбоин, и ухоженные газоны, и опрятные витрины магазинов, и фермерский рынок на набережной.

Это противоречит всем моим стереотипам о бандах и местностям, принадлежащим им.

— Я никогда не встречал женщину, которая, как мне казалось, могла бы понять, почему я делаю все это. — Бронсон поджимает губы. — Которая могла бы понять, почему мне пришлось стать чудовищем.

Бронсон замолкает, как бы давая мне время переварить рассказанное. Скрытый подтекст.

Проходит некоторое время, прежде чем я озвучиваю свое собственное признание, и мои слова звучат тихим шепотом.

— Не уверена, что я та женщина, которая тебе нужна.

На самом деле имея в виду: «Узнав мою тайну, ты не захочешь иметь со мной ничего общего, ведь я чудовище похуже, чем ты когда-либо сможешь стать».

— Может, ты и не уверена. — В его глазах мелькает тепло, отбрасывая часть угрюмости. У меня перехватывает дыхание от уверенности в его словах. — Но, рыжая? Ты должна знать, что, когда я делаю какую-то безумную хреновину, за этим всегда стоит цель.

Наступает короткая пауза.

— Так почему бы тебе не пообедать? — Он проводит ладонью по своей темной бороде движением, которое выглядит почти нервным. — Попробуй, вдруг не вкусно.

Из моих уст вырывается удивленный смех.

— И что ты сделаешь в этом случае? Попросишь доставить другую еду?

— Если понадобится.

Мой рот захлопывается. Потрясение проходит сквозь меня, а из легких выбивается весь кислород. Боже, как же давно у меня не было человека, который хотел бы заботиться обо мне. После Роя никому не было до меня дела.

И теперь этот человек — этот сложный мужчина, стоящий передо мной, — пытается сделать это… по-своему.

Хотя он хочет сделать это ради Джорджии, которую, как ему кажется, он знает. Женщины, которая работает в морге и не боится потягаться, когда его высокомерие нужно усмирить.

Не ради той женщины, с которой разговаривают мертвецы. Не ради чудилы, которая обладает способностью оживлять мертвецов.

Я заставляю себя дышать. На долю секунды мне хочется все рассказать, чтобы между нами не было тайн. Но я не могу.

Говорят, что история повторится, если не извлечь уроков из прошлого. Если я чему-то и научилась из своего прошлого, так это тому, что никто из тех, кто когда-либо знал обо мне правду, не смог принять меня. Полюбить. Воспринять меня как нормальную.

В ответ на мое безмолвие, он подцепляет ногой ножку другого стула и отодвигает его, прежде чем сесть. Он обхватывает рукой мое запястье, большим пальцем проводя по пульсу.

Моя грудь вздымается и опускается от затрудненного дыхания, и я не могу заставить себя посмотреть на него. Его большой палец движется по тыльной стороне запястья методичными, несколько небрежными движениями, которые, как ни странно, успокаивают.

— Взгляни на меня. — Хриплый приказ, возможно, и обладает привычной суровой ноткой, но в него вплетена едва уловимая нежность, словно он каким-то образом осведомлен о моих муках.

Поднимаю глаза и встречаю его золотисто-карий взгляд. Губы кривятся, когда он бросает еще один взгляд на вазу на столе, а затем возвращает свое внимание ко мне.

— Этот коп тебе нравится?

Выдыхаю и вскидываю бровь на его нежелание называть имя Уэйда.

— Почему у меня возникает ощущение, что ты прекрасно знаешь его имя?

Мышца на его щеке подергивается.

— Ты не ответила на вопрос.

Стопудово, мой честный ответ выведет его из себя, но я отказываюсь лгать ему в лицо.

— Да. Да, он мне нравится. Уэйд — милый парень.

Бронсон издает презрительный звук. Сержусь от его взгляда, потому что создается впечатление, будто думает, что знает меня лучше, чем я сама.

— А я так не думаю, рыжая. Видишь ли, тебе не нужен милый парень. — Ухмылка мужчины практически самодовольная, с оттенком вызова. — Мы оба знаем, что ты даже не сможешь такого долго выносить.

Вызывающе вздергиваю подбородок.

— С чего это ты взял?

— Потому что я знаю, что «милые парни» — эти соевые сопляки, которые хлебают кофе с долбанными посыпками и взбитыми сливками, и те, кто писает сидя, — не знали бы, что с тобой делать.

Оценивающий взгляд окидывает меня с едва сдерживаемым жаром.

— Ты обладаешь сильной волью, разумом и телом. Ты в одиночку справляешься с бедламом. — Он не разрывает зрительного контакта, в его тон сквозит нечто похожее на гордость. — Он бы обделался в штаны, если бы узнал, что ты пришла искать меня.

Вдруг до меня доходит, что Бронсон не использует двусмысленные намеки, а ссылается конкретно к Уэйду. Я не могу отрицать, что он, вероятно, прав в своем предположении, но я не собираюсь признаваться ему в этом. Это только подогреет его надменность. Однако его рассуждение проигрывается в мыслях.

«Ты обладаешь сильной волью, разумом и телом. Ты в одиночку справляешься с бедламом».

Комплименты Бронсона сбивают с колеи, поэтому я пытаюсь перевести разговор на более безопасную тему.

— Это вряд ли указывает на то, что милый парень…

— Я не закончил говорить. — Может, его голос и спокоен, однако суровые нотки создают впечатление, что ему есть что доказывать. — Милый парень не будет знать, когда позволять тебе брать инициативу в свои руки, а когда взять контроль. Он не поймет, как показать тебе твою невероятность.

Его глаза вспыхивают.

— Не поймет, что касаться тебя губами и быть глубоко погруженным в твою киску — это, блядь, дар.

Притянув меня к себе, он скользит другой рукой по моему затылку, приближая наши лица, нос к носу. Мятное дыхание обдает мою кожу. Я вздрагиваю, и в его глазах загорается довольство.

— Если бы я сейчас скользнул в тебя пальцами, ты бы их смочила. Вот откуда мне известно, что тебе не нужен хороший парень, — бормочет он.

— Ошибаешься. — Не могу удержаться от того, чтобы не съязвить, что-то во мне хочет уколоть его. Сбить его с высокомерного, «я лучше тебя знаю» трона. — Мне действительно нужен хороший парень.