Читать книгу 📗 "По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С."

— Правда? — в мужском голосе звучит жесткая нотка, от которой у по спине бегут мурашки. — Я могу быть хорошим.

Он проводит губами по моим губам, едва касаясь, и я понимаю, что, когда он произносит слово «хороший», его понимания слова сильно отличается от моего.

— Я могу быть очень хорошим.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

БРОНСОН

«Мне действительно нужен хороший парень».

Ни хрена он ей не нужен. Она хочет меня. Просто рыжая еще не осознает этого.

Я скольжу другой рукой по ее лицу.

— Мне кажется, ты боишься признать то, в чем действительно нуждаешься.

Эти зеленые глаза вспыхивают огнем негодования, что мне до одури нравится.

— Ты вдруг стал знатоком в моих хотелках?

— Неа. — В ее взгляде мелькает удивление. — Просто думаю, что ты еще не осознала, что то, что тебе нужно, расходится с тем, что, как ты думаешь, тебе нужно.

Женщина саркастично отвечает:

— Да ладно? И что же мне нужно?

Не задумываясь, усаживаю ее к себе на колени. Дрожь сотрясает все ее тело, и она слабо цепляется за мои плечи, чтобы устоять.

Джорджия не понимает, что я никогда не позволю ей упасть. Что-то в этой женщине пробуждает неистовое желание защищать. Крепко прижимаю ее к себе, ее ноги расставлены.

— У тебя какая-то привычка лапать меня, — с фырканьем жалуется она. Но я замечаю, что она не делает попыток вернуться на свой стул.

Хочется верить, что она остается на моих коленях, потому что хочет этого, ведь вряд ли кто-то сможет заставить эту женщину делать то, чего она не желает.

Играю с кончиком ее длинного хвостика, сползшего на плечо. Когда я провожу кончиком пальца по шелковистым прядям, задевая ткань ее рубашки, она вздрагивает.

— Ты единственная женщина из всех встречавшихся на моем пути, которая не ведет себя так, словно до усрачки боится меня.

«Ты единственная женщина, которая не относится ко мне так, словно я чудовище».

Все остальные относятся ко мне как к какому-то спасителю или божеству. Обычно это благоговение или почтение в сочетании с изрядным чувством страха. Ведь они знают на что я способен.

Есть и те, кто избегает смотреть на меня прямо… из страха запятнать свою душу или еще какой-нибудь ерунды.

Она сухо смеется.

— Я боюсь тебя. Ты абсолютно ужасающий мужчина.

Рыжая и отдаленно не звучит убедительно.

— И как я это упустил, — бесстрастно заявляю я. Опустив голову, прижимаюсь губами к ее губам. — Ты определенно не боялась меня в пятницу.

Дыхание женщины сбивается. В следующую секунду она откидывается назад с затравленным выражением на лице и изучает воротник моей рубашки, как будто потом будет проверять на прочность.

Ее голос мрачен, но боль, прозвучавшая в нем, действует как удар в живот, нанесенный тяжеловесом.

— Я уже говорила тебе. Когда человек однажды предстает перед смертью, боязнь теряет свою действенность. — Наступает короткая пауза, после которой она едва слышно шепчет: — Вот почему кажется, будто я тебя не боюсь.

Не могу вспомнить, когда в последний раз мне было так трудно сформулировать ответ. В конце концов, просто решаюсь ответить честно:

— Когда предстаешь перед смертью, очень многое становится ясным.

Я представал перед смертью бесчисленное количество раз, просто я слишком упрямый подонок, чтобы позволить ей нанести удар раньше меня.

— Ты мне нравишься, рыжая. — Низким голосом признаюсь, чувствуя себя долбанным подростком, говоря это дерьмо.

В зеленых глазах мелькает изумление.

— Серьезно?

— Серьезно. — Хмурюсь, потому что никогда еще не был так сильно заинтригован женщиной.

Она издает короткий смешок, сводя брови от замешательства.

— Ты явно не хочешь, чтобы я тебе нравилась. — Вздохнув, она успокаивающе похлопывает меня по плечу. Но по тому, как женская рука разглаживает невидимую складку на моей рубашке, могу сказать, что это все пустая болтовня. — Все в порядке, ведь я тоже не слишком уверена в своих чувствах к тебе.

Я отодвигаюсь от нее.

— В чем заключается твоя неуверенность?

Она откидывается назад, опираясь на стол. Даже то, что она оставила между нами небольшое пространство, досаждает. Мое тело интуитивно хочет, чтобы она находилась рядом, ближе.

Ее глаза отрываются от моих и вновь концентрируются на воротнике моей рубашки. Она играет с краем, ее голос едва слышен.

— Ты просто… не даешь мне покоя.

Грубый смех вырывается у меня из горла.

— Да ну. Присоединяйся к клубу.

Эти выразительные глаза устремляются в мои, в их глубине таится уязвимость.

— Из-за тебя я забываю, почему это неудачная идея.

Наматывая ее волосы на кулак, я притягиваю ее ближе и накрываю губами ее уста.

— Я чувствую ровно то же самое, рыжая. — Ее резкий вздох подстегивает, и я запечатлеваю поцелуй на уголке ее губ. — То же самое. — Целую другой уголок. — И прежде чем ты спросишь, нет, это не только из-за того, что случилось на твоей кухне.

Всплеск собственничества побуждает овладеть ее ртом, но крошечный голосок в глубине сознания говорит мне, что нужно быть нежным. Поэтому я покусываю ее губы и чувствую, как женщина расслабляется, прижимаясь ко мне. Она может упираться, но ее тело знает, чего хочет.

Меня.

Внезапно она напрягается и слегка отстраняется. Рыжая не смотрит мне в глаза, а пульс на ее шее бешено колотится.

— Я плохо знакома с тобой.

Я хмурюсь.

— Ты знаешь меня. Знаешь все важное. — Придерживая пальцами ее подбородок, я призываю ее встретиться со мной взглядом. В ее глазах плещется смятение, служащее предвестником того, что вырвется из ее уст дальше.

— Я даже не знаю, сколько тебе лет, дату твоего рождения или твой любимый цвет. — Поспешно выпаливает все слова женщина, словно пытается выдать все это на одном дыхании. — Без понятия, близок ли ты со своими родителями, есть ли у тебя братья или сестры, смотришь ли ты гольф по воскресеньям только потому, что фоновый шум помогает тебе уснуть…

Я поддаюсь порыву поцеловать ее — не только для того, чтобы остановить ее, но и потому, что вид ее красивого лица, искаженного беспокойством, мучает меня.

Она задыхается, когда я отрываю свои губы от ее губ, на лице появляется ошеломленное выражение. Тогда я быстро отвечаю, пока она все еще находится под воздействием поцелуя:

— Мне тридцать девять лет, а мое день рождение — одиннадцатого июня. Ранее моим любимым цветом был синий, но недавно я пришел к выводу, что охренеть как пристрастен к зеленому. Я близок с мамой и бабушкой, а мой дрянной папаша давно слинял. Я единственный ребенок, а гольф не смотрю, потому что, — я не могу подавить отвращение, — он до невозможности убогий.

Она издает звук, отчасти удивленный, отчасти насмешливый. Выглядя одновременно ошеломленной и неуверенной, она моргает рыжеватыми ресницами.

— Обалдеть. Ладно.

— И еще кое-что.

Настороженность окрашивает ее выражение лица.

— И что же?

Нахуй уязвимость. Просто признаюсь в этом.

— Я не могу выкинуть тебя из головы.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Пытаюсь осмыслить все, что он только что рассказал.

«Я не могу выкинуть тебя из головы».

От последнего признания желудок делает несколько кульбитов, и я пытаюсь сосредоточиться на предыдущих деталях, которые он раскрыл. Осознание того, что этот мужчина, этот преступник, не может перестать думать обо мне, вызывает во мне прилив радости и нервозности.

— Ты, эм, старше на десять лет, — выдаю я.

Он щурится и низко хмыкает.

— Мелочный мужчина был бы раздавлен этим, рыжая. — Он наклоняет голову ближе, глубоким и хриплым голосом произнеся: — Если беспокоишься о моей потенции, то хотелось бы напомнить тебе о пятничном вечере.

Потрясенный смех поднимается подступает к моему горло.