Читать книгу 📗 "По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С."

В голосе звенит лед, пока я вспоминаю юную, невинную девушку, которой я была, но у которой насильно вырвали последнюю частичку невинности.

— Я чертовски уверена, что не отдавала ее добровольно.

Сильные пальцы замирают, прекращая ласковые касания вдоль спины. В хриплом тоне проглядывается томление, когда он мягко попросту произносит:

— Рыжая.

— Он подсыпал что-то в пиво, которое принес. Никогда не переносила пиво, так как в детстве мама приводила в дом слишком много выпивох, а это пойло любилось ими. Но я уступила, потому что это был он. Я очнулась на каком-то деревянном помосте в лесу. — Монотонным, ровным голосом рассказываю я, поскольку пытаюсь утаить боль от того случая. — Он изнасиловал меня, пока его мать скандировала об очищении от демона внутри меня. А я ничего не могла с этим поделать. Я была связана, и после того как он…

Рука Бронсона крепче обхватывает меня, и я прочищаю горло, чтобы продолжить:

— После этого она взяла нож и принялась кромсать мою грудь, продолжая свои песнопения.

Не замечаю, как мое дыханье стало неровным, пока вокруг нас не воцаряется тишина, и это все, что я слышу.

— Я была уверена, что умру, когда они бросили меня там. Я… практически смирилась с этим. Но дождь стал накрапывать и… — испускаю вздох. — Я наконец-то сбежала.

Он прижимается губами к моим волосам и тихо проговаривает:

— Чертовски рад, что сбежала, ведь иначе сейчас ты не была бы здесь со мной.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

БРОНСОН

Господи. Обычно я не лезу за словом в карман, но после рассказанного ею… не знаю, что и сказать.

Что я действительно знаю, так это, как отвлечь ее от прошлого, — проявить к ней такое же уважение и доверие, поделившись некоторыми фрагментами своей жизни.

— Ты наверняка заметила имя, вытатуированное на предплечье. Инес. — Уголки моих губ ползут вверх. — Имя моей Abuela. Моей бабушки. Они с мамой приехали сюда с Кубы вместе после того, как донор спермы сбежал, не желая быть отцом. Abuela была в бешенстве от того, что ее сын бросил жену и нерожденного ребенка. Не имело значение, что мама не ее плоть и кровь. — Опускаю глаза туда, где шелковистые рыжие волосы волной рассыпаются на моей груди. — Бабушка всегда была особенной женщиной. Одиночка во плоти, но с золотым сердцем. Прямо как мама. Когда я начал брать инициативу в свои руки, понимал, что кому-то это не придется по вкусу — черт, даже более, чем не придется, — поэтому я настоял на том, чтобы мама взяла обратно девичью фамилию. Я же остался Кортесом, но не для того, чтобы сохранить верность никчемному отцу, а в знак уважения к Abuela. Я уже тогда понимал, что хочу защитить маму от любой возможной трудности. Люди могут быть мелочными, как черти, и нападать на близких в отместку. Хотелось уберечь маму от этого. Забавно, но не так уж много людей знают, что она на самом деле моя мама. Это помогает не светить маминым именем перед рожами врагов. Так она в большей безопасности.

Рука Джорджия, которую она перекинула через меня, обнимает крепче, потому кончиками пальцев скольжу по ней.

— И не то чтобы я не желал защитить Abuela, но она настаивала на том, что справится сама. — Губы подрагивают при воспоминании, прежде чем поджаться. — Она вечно была хитра и сообразительна. Иногда она улавливает неприятность раньше других.

Глубоко вдыхаю, тело напрягается, когда я вспоминаю момент из прошлого, о котором не думал уже много лет. Словно почувствовав мое настроение, Джорджия слегка отодвигается и прижимается поцелуем к моей обнаженной груди.

— До того как я официально основал Скорпионов, я работал, не покладая рук, чтобы помочь нашим людям — нашей общине. И там была девчонка, с которой я рос, однако мы особо-то близки и не были. Затем она начала слоняться кругом, общаться со мной. Она была миловидной, чертовски умной, да и я никогда прежде не удостаивался подобного внимания. Времени на это никогда не было. Я всегда был так занят школой и работой, чтобы помочь маме и Abuela, был хозяином дома, и ни за какие коврижки не позволил бы двум женщинам вкалывать как проклятые, потому что мне было лень.

Я чувствую, как рыжая улыбается мне в грудь.

— Видишь? — мягко шепчет она. — Ты хороший человек.

— Да, ну может быть тогда был хорошим. — Издаю невеселый смешок. — Но уж точно не после того, что выкинула эта девчонка.

Джорджия поднимает голову и смотрит на меня, насупив брови. Смущение в сочетании с защитной непокорностью делают рыжую еще более очаровательной. Она крепко обнимает меня, и, черт подери, это успокаивает рану от предательства, которое все еще не изжито.

— Она заявила, что беременна… что было ложью. — Джорджия резко вздыхает. — Она знала, что последнее, что я сделаю, — это поступлю как мой отец: брошу мать своего ребенка. Она знала, что я буду поддерживать ее.

Замолкаю, чтобы сконцентрироваться на дыхании и справиться с гневом, который, как мне кажется, никогда не утихнет.

— Но Abuela все прознала. — Твердо утверждает рыжая.

— Да. Точнее и не сказать. — Мои губы растягиваются в невеселой усмешке. — Бабушка раскусила ее и заставила признаться. Родители собирались отречься от нее, а она решила, что я не только выставлю ее в выгодном свете, во время изменения ситуации в общине, но и ей не придется работать.

— Вот же стерва.

Злоба в прозвучавших словах вызывает у меня удивленный смех. Улыбаюсь ей в макушку и касаюсь губами ее шелковистые волосы.

— У моей женщины имеются повадки головорезки, да?

— Возможно. — Улыбка окрашивает ее тон.

Ласково бормочу:

— Мне это нравится. — Прочистив горло, продолжаю: — Я предупредил ее, что больше не хочу ее видеть. Она… по крайней мере, послушалась.

При одной только мысли о ней меня охватывает возмущение. Самовлюбленная психопатка. Она чертовски смышлена, но никогда не использует это во благо. Только и делает, что пытается властвовать над людьми, чтобы те выполняли отданные ею приказы.

— Иногда она все равно пытается подмаслить Abuela, чтобы подступиться ко мне. Наверняка думает, что прощу ее. — Стискиваю зубы. — Но этого не произойдет. Я не прощаю такого рода хрень. У меня нет времени на лжецов.

Она напрягается в моих объятиях, отчего я смотрю на нее сверху вниз.

— Ты в порядке?

Рыжая кивает, прежде чем поднимает голову, чтобы взглянуть на меня. Ее волосы растрепались после того, как мы трахались два раза, но теперь я замечаю, что кожа вокруг ее губ розовая. Твою мать. Из-за моей бороды.

Хмурюсь и провожу большим пальцем по раздраженной коже.

— Почему не сказала мне, что я сделал тебе больно?

Она морщится, насупив брови.

— В смысле?

— Твое лицо. Из-за меня у тебя раздражение.

Зеленые глаза задумчиво глядят на меня.

— Мне все равно.

Я хмурюсь.

— А мне нет. Не хочу, чтобы тебе было больно.

Она приподнимается, опираясь рукой на кровать, и наклоняется вперед. Рыжие волосы ниспадают на ее личико, и я откидываю их назад. Не думаю, что когда-нибудь устану от прикосновений к этой женщине.

Она опускает свои губы к моим, осыпая невесомыми поцелуями каждый уголок моего рта. Шепотом она повторяет:

— Мне все равно. Знаешь почему?

— Почему?

Она захватывает мою нижнюю губу между зубами и слегка оттягивает. Мой член дергается, уже отвердевая.

— Потому что это значит, что ты пометил меня как свою.

Черт. Больше не нужно бороться со стояком: теперь мой член готов.

Когда она скользит вниз по моему телу, ее пальцы обхватывают мой ствол, она бормочет с шаловливым блеском в глазах:

— А это я помечаю тебя как своего.

Пристально глядя на меня, она берет меня глубоко в рот, и, блядь, мне нравится быть помеченным ею.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

БРОНСОН

Телефон вибрирует от очередного звонка Дэниела. Джорджия отнеслась к первому звонку спокойно, казалось, не возражая против прерывания, что наводит на мысль: отношения могут сработать.