Читать книгу 📗 "По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С."

Но это не просто поцелуй. Она предъявляет свои права. Помечает меня, как своего.

И я всецело согласен. Каждая частичка принадлежит ей.

Каждый шаг к ее спальне подобен миле, однако я проявляю осторожность, чтобы не задеть ее травмированное бедро и не причинить боль.

Опускаю Джорджию на ноги рядом с кроватью, не желая отдалять нас друг от друга, и умирая от желания просто глазеть на нее вот так. Свет от луны и уличного фонаря проникает сквозь полуоткрытые жалюзи. Часть ее волос ниспадает на одно плечико, а кончики прилегают на груди.

— Это та часть, о которой я предупреждала. — Она гладит руками мою рубашку, избегая моего взгляда. — Мне будет комфортнее с выключенным светом. — Грудь рыжей вздымается в медленном, глубоком вдохе, прежде чем встревоженные глаза поднимаются к моим.

Мое чертово сердце грозит выскочить прямиком из грудной клетки. Оно словно пытается мне что-то поведать: что эта женщина должна стать моей.

Переместив ладони к миловидному лицу, надеюсь, что истина в моих словах найдет отклик в ней.

— Хочу тебя всю, рыжая. Если для этого придется обойтись без долбанных светильников, то мне все равно. — Наблюдаю, как тревога покидает ее.

Понижаю голос; слова звучат хрипло от переисполняющих эмоций:

— Я просто хочу тебя.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Если бы мое сердце не колотилось безудержно из-за него, оно непременно сделало бы это сейчас. Бронсоновы слова подкрепляют смелость, потому я собираю ткань сарафана в кулак и поднимаю над головой. Отбрасываю его в сторону и встаю перед ним, оголив себя, оставив лишь трусики.

Пристальный взгляд окидывает каждый сантиметр моего лица, плечи и ниже. Замираю, когда глаза задерживаются на моей татуировке, раскинувшейся от грудины до внутренней стороны каждой груди. Мои глаза закрываются от беспокойства, и я практически чувствую, как его внимание прослеживает каждый цветной участок плоти, покрытый чернилами.

Не могу пошевелиться. Едва могу дышать, легкие горят. Затем доносится шорох, словно кто-то раздевается.

Медленно открываю глаза и вижу, как он стягивает с себя рубашку, обнажив верхнюю часть тела. Он быстро расстегивает кобуру и кладет ее на прикроватную тумбочку. Затем снимает брюки, оставаясь без одежды, кроме трусов-боксеров.

Это первый свободный обзор на его тело, который я получила. Оно просто бесподобно. Черные вихри прочерчивают смуглую кожу, отчего пальцы покалывает от желания протянуть руку и обвести многочисленные чернильные дорожки вдоль его туловища.

— Ну вот мы и сравнялись.

Его слова не сразу доходят до меня, пока я не отвожу взгляд от кожи, покрытой татуировками, и не замечаю, что он изучает меня.

Он делает это для меня, чтобы как-то успокоить меня. Подхожу ближе, пока мы не оказываемся лицом к лицу, и кладу ладонь на центр его груди. Глубоко вздохнув, чтобы обрести силу воли, беру одну из его рук и провожу ладонью по своей грудине. Даю ему почувствовать все то, что не видно под глубокими, яркими красками чернил.

Сердце ухает, однако удерживаю его взгляд, ожидая увидеть отвращение. Ужас. Отторжение.

Жду, что он отступит. Передумает. Уйдет.

Его брови яростно сходятся, в глазах мелькают вопросы, пальцы дергаются, вероятно, от желания исследовать шрамы, хотя он не двигается с места. Его губы приоткрываются, но мужчина молчит.

Ведь я взяла с него обещание не спрашивает. Мужчина, который, вероятно, выпытывает ответы у других с неимоверной жестокостью, сдерживается ради меня. Уважает мою просьбу.

Манящее губы на какое-то время поджимаются в жесткую, строгую линию. Затем ему наконец удается выдавить слова, от которых голова кругом идет:

— Ты сильнейшая воительница, рыжая.

Он скользит рукой по моему затылку и бережно притягивает ближе, наши руки по-прежнему лежат на груди друг друга.

Когда он опускает голову, хриплый шепот ударяется обдает мои губы, а следующее, что он твердит, еще больше разрушают защитные слои.

— Не позволяй никогда никому говорить обратное.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

БРОНСОН

Я целую ее, как изголодавшийся мужчина, яростное собственническое чувство овладевает мной.

Наклоняю ее лицо, чтобы углубить поцелуй, и заявляю на нее права каждым движением языка. Эта женщина — чертова воительница. Мне до смерти хочется узнать, кто, черт возьми, искромсал ее безупречное тело, но я не могу спросить.

Даже слепому будет ясно, что ей не нравится говорить о случившимся. Об этом свидетельствует ее нежелание обнажать свою кожу передо мной.

Жесткие рубцы под ладонью заставляют меня жаждать обвести их: не из нездорового любопытства, а потому что они — часть ее, и я хочу, чтобы она знала, что ничто не может умалить ее красоту и удивительность.

Требуется вселенская сдержанность, чтобы прервать поцелуй. Наши руки опускаются по бокам, и я стягиваю трусы-боксеры, прежде чем забраться на кровать. Опираясь на подушки, молча протягиваю ей ладонь.

Она стягивает трусики, и даже в тусклом свете, проникающем в комнату, синяк на бедре сверкает, словно чертов маяк. Когда она сжимает мою руку, предлагаю ей оседлать меня, и в ту минуту, когда она опускает свою киску на меня, мы оба резко вдыхаем. Боже, она уже обжигающе горячая и мокрая.

Когда я покачиваю бедрами, и основание члена потирается о ее скользкую киску, у рыжей перехватывает дыхание. Ее ладони ложатся на мои грудные мышцы, и эти великолепные груди дразнят меня. Розовые соски такие твердые, так и просятся в рот.

— Позволишь пососать соски? — опускаю подбородок, указывая на них.

— А тебе… хочется? — ее голос звучит с придыханием, с заминкой, когда я вновь покачиваю бедрами.

Когда она покрывает мой ствол влагой, стискиваю зубы, пытаясь взять себя в руки.

— Блядь, естественно.

Джорджия прижимается ко мне, и я отчетливо чувствую, как она потирает клитор. От этого действа ее дыхание становится прерывистым, а соски напрягаются еще сильнее.

— Хочу провести языком по каждому дюйму твоего тела, рыжая.

Тяжело дыша, она опирается рукой о кровать рядом с моей головой. Подавшись вперед, она преподносит мне идеальную грудь, и я тут же захватываю ее сосок губами.

Она выгибается навстречу моим прикосновениям, тогда как я втягиваю розовый бутон в рот, смачивая языком, а затем щелкая по нему. Она покачивает бедрами, покрывая мой член сладостной влагой, и из ее рта вырываются слабые хныканья.

Как только я вдоволь насыщаюсь лаской соска, опускаю его и выгибаю бровь.

— Я хорошо справился для того, чтобы пососать другой?

За дымкой страсти в зеленых глазах вспыхивает нахальство, которое полюбилось мне.

— Не уверена. — Она выпрямляется и отстраняется от меня. Я едва не взвываю, недоумевая, какого черта она творит. Пока женщина не берет мой член в крепкий захват, чтобы провести кончиком по своим половым губкам.

Мышцы пресса напрягаются, а пальцы сжимаются в кулаки. Блядство, блядство, блядство.

Когда она едва вводит кончик в себя, все мое тело напрягается от сдержанности. Борясь с желанием вогнать его как можно глубже, чувствую, как на лбу выступает пот. Я хочу ее так чертовски сильно, как никогда и никого до этого.

— Не думаю, что ты нормально справился. Но, может, попробуешь так? — рыжая потешается — эта чертовка дразнит меня, — опускаясь на мой член, дюйм за дюймом. Ее киска практически обжигает меня своим жаром.

Не могу отвести взгляда от того места, где мы соединились, где я глубоко погрузился в нее.

— Проклятье. — При звуке моего гортанного бормотания рыжая смеется, а ее внутренние мышцы сжимаются, отчего стону.

— Ты в норме?

— Нет. — Выпаливаю слово, а когда ее внутренние мышцы вновь сжимают член, тяжело вздыхаю.

— А что поможет исправить это? — в нежном голосе проскальзывает веселье.