Читать книгу 📗 "По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С."
В ту минуту, когда я озвучиваю свой вопрос, мне хочется протянуть руку, схватить эти слова и загнать их обратно, потому что выражение его лица мрачнеет, эти прекрасные глаза устремлены на меня, словно готовясь оценить реакцию на последующий ответ.
— Они были собраны не на дворовой распродаже, рыжая, если ты об этом спрашиваешь. — В его голосе звучат суровые нотки, не сочетающиеся с мягким тембром голосом. — Я не в таком мире живу.
Молчу. Я просто откладываю вилку, забываю о пирожном и выжидаю.
— Тогда мне было всего девятнадцать, но я знал, что нужно делать. Гипермаркеты пытались захватить все кругом, а мои люди страдали. — Его ноздри раздуваются, словно он испытывает тот же гнев, что и тогда. — Я поступил так, как должен был, чтобы все исправить.
Темные не отрываются от моих, держа в плену.
— Иногда приходится делать страшное, марать руки и пробивать себе путь к вершине. Не все способны на такое.
Хриплый голос понижается.
— Но я — да. Я творил и продолжаю творить страшное, но это потому, что в итоге я достигаю результатов, которыми горжусь. — Непреклонная гордость сквозит в его тоне, служа еще одним доказательством того, что этот мужчина — редкий представитель воина. — Я могу посмотреть на своих людей и увидеть, как они процветают.
Он пристально глядит на меня, его челюсть напряжена, словно он ждет осуждения.
Я верю ему на слово, надеясь, что он из тех воинов, которые смогут понять мои сражения. Прежде чем я успеваю усомниться в своих силах, резко поднимаюсь со стула, отчего шатается на ножках. Когда я приближаюсь к нему, он смотрит на меня со смесью настороженности и любопытства.
Положив ладони ему на плечи, устраиваюсь у него на коленях, расставив ноги. Его взгляд становится страстным, а руки ложатся на мою талию, будто бы это естественно.
Едва заметный намек на веселье мерцает в его глазах.
— Разговоры о надирании задниц тебя заводят, рыжая? — хрипловатый голос почти добивает меня, окутывая своей нежностью.
Провожу пальцами по его шелковистым черным волосам, а затем крепко сжимаю пряди. Когда я наклоняюсь к нему, наши носы почти соприкасаются, а в его глазах сверкает вожделение.
С нотками озорства произношу:
— Что, если заводят, бандюган?
Но я не хочу и не могу ждать его ответа. Возникшее нетерпение заставляет меня прижаться к его губам, и в течение долгого времени он позволяет мне поцеловать его и взять инициативу на себя. Хотя, как только я слегка прикусываю его нижнюю губу, он срывается.
Обе руки обхватывают мое лицо, и когда он одаривает меня поцелуем, это можно назвать лишь поглощением. Боги, этот мужчина умеет целоваться.
От бронсоновских поцелуев сердце колотится и учащается пульс, а дыхание становится неровным. Его прикосновения бережны, и он старается избегать моего ушибленного бедра.
В его ладонях ощущается оттенок благоговения. Одна поднимается по моей спине и запутывается в волосах. Другая скользит под сарафан, его длинные пальцы властно обхватывают мою попку.
Между ног намокает, и от этого ткань трусиков становится невыносимо тяжелой. Я двигаю бедрами, чтобы его твердая толстая длина попала в нужную точку. Стону его имя, тяжело дыша ему в уста:
— Бронсон.
Его внимание переключается на мои губы.
— Я бы слушал, как ты повторяешь мое имя нескончаемое количество раз. — Его голос звучит хрипло, словно слова прошлись через горло, набитое наждачной бумагой.
В темных очах пылает похоть, а на щеке подрагивает мышца.
— Знаю, что должен быть с тобой нежным, но… — пальцы крепче сжимают мою попку, а ноздри раздуваются, — мне так чертовски хочется трахнуть тебя прямо здесь и сейчас. — Он делает толчок бедрами вверх, направляя член прямо туда, где я больше всего нуждаюсь в давлении.
Я хнычу, а его взгляд становится расплавленным за секунду до того, как он задирает подол моего сарафана. Это действие заставляет меня вернуть часть рассудка — достаточно, чтобы положить свои руки на его и остановить. Он ничего не произносит, лишь смотрит, и похоть исчезает из взгляда мужчины, когда я соскальзываю с его колен. Стоя на слегка нетвердых ногах, я опускаю сарафан.
Он не встает со стула. С его губ не срывается ни единого возражения. Эти темные глаза внимательно смотрят на меня, и комок эмоций, сдавливающий горло, увеличивается. Потому что вот оно.
Я живу… или пытаюсь жить с проклятием.
Черт. Ладони потеют, отчего хочется съежиться. Опускаю руки по бокам и глубоко вдыхаю, прежде чем протянуть ему руку.
— Хочу продолжить это в спальне. — Бронсон заметно удивляется, но хранит молчание, словно понимая, что мне есть что сказать. — Но пообещай, что не будешь задавать вопросов. Просто… оставь все как есть.
Он долго смотрит на меня своими необычными глазами, после чего медленно кивает.
— Обещаю.
Когда он не берет меня за руку и остается на своем месте, я сужаю глаза.
— Мне тоже есть, что сказать.
Подавшись вперед, мужчина раздвигает ноги и жестом просит меня встать между ними. Как только я это делаю, он берет мои руки в свои, и в его чертах появляется сосредоточенная напряженность.
— Я хочу тебя, рыжая. Очень сильно хочу. — Эти слова пугают меня, но то, что его глаза ни разу не отрываются от моих, опутывает меня самой мудреной паутиной страстного желания.
Он поджимает губы, решительно заявляя:
— Даже зная, что это риск, я хочу попробовать с тобой. Но ты должна знать, что моя жизнь опасна.
На его щеке подрагивает мышца, еще больше демонстрируя внутреннюю борьбу.
— И, хотя я убью любого, кто посмеет причинить тебе вред, я не могу на сто процентов гарантировать твою безопасность. — Он тяжело сглатывает, охрипшим продолжая: — Ты и так постоянно находишься в опасности, просто потому что общаешься со мной.
Между его бровями пролегает выразительная складка, а голос приобретает суровый окрас:
— Если ты в деле, рыжая, значит, больше не будешь трепаться с другими парнями. — Следующие слова он практически чеканит, выражение его лица становится еще более грозным. — Особенно с копом.
Вскидываю бровь.
— Да? Ну, тогда и тебя это касается… — тычу пальцем ему в грудину, чтобы подчеркнуть суть, — никаких шуров-муров с другими.
Когда его рот медленно растягивается в довольную улыбку — блин, даже чертова ямочка, — мой оборонительный фасад трещит, высвобождая последний слой защиты моего сердца.
— Забавно. — Его глаза светятся мужской гордостью. — Вот как, рыжая?
Неуверенность закрадывается в мысли, но я изо всех сил стараюсь ее подавить. Она появляется, потому что прежде я никогда этого не делала — никогда не пускала на самотек осторожность таким безрассудным способом.
Он не осознает этого, однако я доверяю ему гораздо больше, чем свое тело. Больше, чем сердце.
Я молюсь, чтобы он уберег и то, и другое, но больше всего я надеюсь, что он по-прежнему будет ценить мою запятнанную душу.
Упрямо вздернув подбородок, я смотрю на него с вызовом.
— Вот так, бандюган.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
БРОНСОН
Я ошеломляю ее, когда резко встаю. Зеленые глаза разглядывают с любопытством и неуверенностью. Возможно, она чувствует то же, что и я, — что все по-другому. Это не просто секс. Это нечто большее.
Я бы отрицал это до последнего вздоха, однако мое нутро скручивается; не хочу все испортить. От одной мысли об этом становится плохо.
Поднимаю ее, обхватывая рукой за талию. Она машинально обхватывает меня ногами, а ее руки, повторяя движение, обвиваются вокруг моей шеи. Кажется, словно наши сердца бешено колотятся.
— Держись, рыжая.
Ее рот сливаются с моим, пальцы погружаются в мои волосы, чтобы притянуть ближе. А ее поцелуй… неописуем. Я отметил, что хочу испытать еще один ее поцелуй. Такой, которым она одаривает по собственному наитию.