Читать книгу 📗 "Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани"

Да, не нова. Он немало натерпелся, когда был ребенком, и гораздо больше во время войны с Зурваши. Но Ахмья… Ахмья была его радостью. Никакая причиненная ему боль никогда этого не изменит.

Он заметил ее сквозь просвет в зелени прежде, чем она увидела его, и не мог не изучать. Она сидела на мягкой растительности на полу убежища, все еще с обнаженной кожей, выглядя такой маленькой и хрупкой. И все же от него не ускользнуло, как блуждали ее глаза, оглядывая все вокруг. Не упустил он и нож, который она держала плашмя поперек своих стройных ног.

Его пара была умной и способной гораздо больше, чем она думала.

И пустота внутри него наполнилась чем-то светлым и теплым — гордостью и восхищением.

Приближаясь к укрытию, он постарался задеть ногами растение, зашуршав листьями.

Ее лицо резко повернулось, а глаза округлились, когда она подняла нож, зажатый в дрожащем кулаке. После того, как Ахмья увидела его, напряжение спало, и она опустила руку, положив оружие.

Рекош поднял жвалы и пересек последние несколько сегментов, разделявших их. Сразу за навесом он сложил руки вместе и отвесил низкий поклон.

— Пожалуйста, прости меня, ви’кейши. Мои нити… начали распускаться.

Она нахмурилась.

— Ты в порядке?

Выпрямившись, Рекош кивнул. Когда она снова была у него перед глазами, желания снова всколыхнулись, но потеряли свою свирепость и непреодолимую настойчивость. По крайней мере, сейчас.

— А ты?

— Да. Я просто беспокоилась о тебе, — она поманила его рукой. — Спрячься от дождя, Рекош.

Он пригнулся и вошел в укрытие, пробираясь сквозь падающий сверху поток воды. Покачав головой, он стряхнул излишки воды со шкуры всеми четырьмя руками.

Сердца замерли, когда он увидел разложенные в пространстве предметы — содержимое его сумки. Видела ли она? Обнаружила ли она его брачный дар? Внутри него снова разлился жар, совершенно отличный от прежнего, пробирающийся под кожу и ускоряющий пульс.

Взгляд Рекоша упал на кожаный сверток, все еще лежавший точно так, как он его завязал.

Нет. Она не видела.

Каждый раз, когда он собирался преподнести ей свой подарок, заявить о себе, вмешивалась судьба. И теперь, когда они были одни, когда Ахмья наконец принадлежала только ему, он не мог этого сделать.

Было бы так легко произнести эти слова, подарить ей платье. Наконец-то увидеть ее одетой в его шелк.

Но он знал, что поступить так означало бы отказаться от того контроля, который ему удалось вырвать у самого себя. Зрелище, как его шелк ласкает ее гибкое маленькое тело, разрушит хрупкую сдержанность, и инстинкты, которые он только что усмирил, снова вырвутся на волю. Он спарится с ней. Не будет ни сопротивления, ни отрицания. Какая-то часть его жаждала этого.

И все же он не мог, не хотел им подчиняться. Он не стал бы рисковать причинить вред своей Ахмье.

Он подождет еще немного.

Жар покинул его вместе с медленным, едва контролируемым выдохом.

— Я достала все из твоей сумки, чтобы оно могло высохнуть, — сказала Ахмья, обходя его сзади. — Я… надеюсь, ты не против?

Рекош повернул к ней лицо. Она стояла рядом, длинные черные волосы рассыпались по плечам, прикрывая маленькую грудь, а руки беспокойно теребили живот. Даже ее крошечные пальчики на ногах, такие странные и в то же время такие восхитительные, шевелились на земле.

Возможно, ему следовало испытывать стыд за то, что он не смог позаботиться о своих вещах, но он мог только гордиться ею.

Его жвалы изогнулись в улыбке.

— Да. Это хорошо, Ахмья. Ты сделала то, что должен был сделать я.

— Ты был истощен и ранен, — нахмурившись, она указала на его левую переднюю ногу. — Ты все еще ранен.

— Небольшая рана, — сказал он с придыханием. — Могло быть и хуже.

— Но ты не можешь наступать на нее, Рекош.

Ахмья наклонилась и подняла одно из из своих шелковых одеяний, но не раньше, чем Рекош заметил легкую дрожь ее нижней губы и слезы, навернувшиеся на глаза. Она подошла ближе, лавируя между его левыми ногами, и накинула влажный шелк на заднюю часть его тела, вытирая воду со шкуры.

Из его горла вырвалась тихая трель. Никто никогда не заботился о нем подобным образом, по крайней мере, с тех пор, как он был птенцом, но чтобы Ахмья делала это для него…

Это было то, что пары делали друг для друга. Простой, интимный способ служить друг другу. Показать свою заботу.

— Ты пострадал из-за меня, — сказала она тихим и безжизненным голосом. — Эти звери напали из-за меня.

Рекош повернулся к ней, взяв за подбородок одной рукой и заставив посмотреть на него. Ее глаза заблестели, и слезы, которые собрались в них, потекли по щекам. Он не хотел видеть ее слез. От этого все внутри него сжималось и переворачивалось, весь мир казался неправильным.

Он издал огорченное жужжание.

— Не из-за тебя, Ахмья. Потому что они были голодны. Потому что мы были одни. Потому что я плохо смотрел, — он провел костяшками пальцев по ее щеке, вытирая одну из сбежавших слез. — И мы упали из-за меня.

Ахмья покачала головой, прижимая шелк к груди. Отпустив ткань, она обвила пальцами его запястье, потянув его руку вниз.

— Ты защищал меня, — она коснулась его предплечья, ниже закрытых шелком следов от укусов. — Все твои раны из-за того, что ты защищал меня.

Он наклонил голову ближе к ней. Ее запах заполнил его ноздри, и отголоски ее вкуса ощутились на его языке, но он не позволил себе поддаться ни тому, ни другому.

— И я с радостью буду носить шрамы. Носить их, как самый лучший шелк.

Он посмотрел вниз и легонько провел пальцем нижней руки по одному из розовых шрамов на ее животе, отчего ее кожа задрожала.

— Потому что мои шрамы означают, что у тебя больше их не будет.

— Рекош… — Ахмья взяла его руку в свою и приподняла, прижавшись лицом к его ладони. Уткнувшись в нее носом, она прерывисто вздохнула. — Я не хочу быть причиной того, что тебе все время причиняют боль.

Ее кожа была мягкой, теплой и гладкой, и Рекош наслаждался ее прикосновением. Ему страстно хотелось провести руками по большему ее количеству, почувствовать, как напрягаются и расслабляются ее мышцы, изучить каждую частичку ее тела на ощупь.

— Нет, — сказал он. — Я дружу с Кетаном, Уркотом и Телоком. Большая часть моей боли — из-за них. И из-за игл.

У нее вырвался смешок. Рекоша всегда интриговали звуки, издаваемые людьми, но смех Ахмьи? Он тек прямо к его сердцам, танцуя в них с теплом и удовольствием, пронизывающим душу.

— Уверена, ты часто колешь пальцы иголками, — она повернула лицо и прижалась губами к подушечке его большого пальца.

Внутри Рекоша все замерло.

Поцелуй.

Это был не тот поцелуй, который он видел у Айви и Кетана, но он знал, что означает прикосновение человеческих губ. Знал, что это простой, но сильный жест — такой же интимный, как у вриксов прикосновение к головному гребню, если не больше.

И это было подобно дуновению ветерка над тлеющими углями в его сердцевине, разжигая их снова в пламя.

Глаза Ахмьи вспыхнули, а щеки порозовели. Отпустив его, она поднесла шелковую ткань к его плечу и продолжила вытирать.

— Мне просто не нравится видеть, как тебе больно, и меня бесит, что я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.

Внутри Рекоша закружилась буря, когда последствия этого поцелуя вступили в противоречие с чувством вины и уязвимости в ее голосе. Застежки сильнее сжались вокруг щели, а жвалы опустились.

— Ты действительно помогла, Ахмья. Один кузах умер благодаря тебе. Он причинил бы гораздо больше боли.

В ее глазах появилось еще больше слез. Она сжала губы, прежде чем встать перед ним и провести шелком по его груди. Хотя она не ответила, он знал, о чем она подумала. Слова, которые она произнесла ранее, всплыли в его памяти.

Все, чем я когда-либо была — это обузой.

Его грудь болела из-за нее, и эта боль пульсировала в сердцах.

— Ах, кир’ани ви’кейши, — он обхватил ее затылок верхней рукой и накрыл ее руку нижней, прижимая ту к своей груди.