Читать книгу 📗 "Анархия в школе Прескотт (ЛП) - Стунич С. М."
Бензодиазепины.
Бензодиазепины — это такой вид наркотиков, включающих в себя рогипнол, он же рофикс, он же наркотик для изнасилования на свидании.
Ублюдок.
Мое дыхание участилось, и я поднял голову, чтобы взглянуть на запястье. Наручники прикреплены к этим толстым деревянным шпинделям, но был хороший шанс снять их, если я попробую ногой.
— Ты справишься, Аарон, — сказал я вслух, делая медленные, контролируемые вдохи, пока пульс не замедлился. — Ради Кары, ради Эшли, ради Хизер..ради Бернадетт.
Собравшись с духом, я дернул правой рукой так сильно, как только мог. Ослепительная и горячая боль пронзила тело. Я чувствовал, как протестовали мои кости и суставы, но мне было все равно. Если придется отгрызть собственную руку, как пойманный в каньоне койот, я это сделаю.
Я выберусь отсюда.
Дыши, дыши, дыши.
Я закрыл глаза и подумал о ночи, когда Хаэль и я отняли у Берни платье. Она боролась, как дикая кошка, царапала наши руки и лица. Помнил, как вернулся в машину и увидел, как Хаэль закрыл лицо руками.
— Что мы делаем, Аарон? — спросил он меня, голос был приглушен ладонями. Я не знал, как на это ответить. — Если она хочет проживать эту жизнь с нами, кто мы такие, чтобы останавливать ее?
— Иногда, ты должен любить кого-то настолько, чтобы отпустить его, — вот, что я тогда сказал.
Снова дернул рукой так сильно, что на мгновение мое сердце остановилось, странное ощущение прошлось от кончиков пальцев до мозга. Вполне уверен, что только что сломал какую-то конечность. Но проигнорировал это.
Весь путь до дома Бернадетт мы следовали за ней. Мы смотрели за ней. Ни за что, черт подери, я не оставлю свою девочку в темноте в лифчике и трусиках. Даже если она этого не знала, мы ее берегли. А затем я трахал ее. Всю ночь напролет. Снова и снова.
Еще один сильный рывок рукой, и из меня вырвался крик, который невозможно было сдержать. Это не имело значения, ведь я слышал, как уехали Дэвид и Том. Факт того, что никто не охранял меня, означал, что у Офелии не было больше денег, чтобы держать в штате кого-то из нанятых ею головорезов. Сейчас она использует лишь объедки. Мы должны продолжать снижать ее денежный поток, если собираемся выиграть.
Мои мышцы напряглись для еще одной попытки, но разум перенесся в другую ночь.
— Я боюсь, Аарон, — сказала Берни, переплетая наши пальцы. Мы дышали и прижались друг к другу лбами, будучи голыми.
— Если боишься, то мы не должны это делать, — сказал я, и был серьезен.
Если бы я думал лишь о сексе, то был бы, как мой отец. Он трахал все, что двигалось.
Это заставило мою мать покончить собой.
— Не секса, — прошептала она, пока терлась об меня. — Я боюсь, что если мы сделаем это, то станем очень близки друг другу. Если я отдам тебе свое сердце, ты заставишь меня истекать кровью?
И она отдала мне свое сердце. И я заставил ее истекать кровью.
Представил, что если бы умер здесь сегодня, то Берни с трудом бы восстановилась. Я не мог и не буду снова так с ней поступать.
С очередным криком я дернул рукой. Должно быть я на секунду отключился, потому что следующее, что я знал, это то, что моя рука свободна и лежит окровавленная и сломанная на кровати рядом со мной. «Если я отдам тебе свое сердце, ты заставишь меня истекать кровью?» — мой мозг нарисовал лицо Берни и держал эту картинку перед глазами, пока они не открылись, и я увидел, что умудрился сломать — помимо моей руки или запястья и что бы, блять, там не было.
Каркас кровати еще почти цел, но веретено, за которое я дергал, выскочило из горизонтальной части над ним. Похоже, на конце был штифт, который я умудрился отломать. С большим трудом, надо сказать. Кто бы не построил эту чертову кровать заслужил медаль, эта штука чертовски прочная.
Мое дыхание было прерывистым, когда попытался поднять руку, но безуспешно. Мое правое плечо кричало от боли, но если я не сдвинусь, то все было напрасно. Мне пришлось навредить себе просто так. Потребовалась пара попыток, но мои губы шевелились, произнося по слогам одно прекрасное слово. Бернадетт. Знаю, что это не здорово жить ради одного человека, но..я сжал мышцы живота в предвкушении боли, когда поднял руку, и с губ сорвался рваный всхлип, и я был рад, что никого не было рядом, чтобы его услышать.
Изо всех сил согнул правую ногу, напрягая пальцы в поисках шнурков. С очередным всхлипом, я упал обратно на кровать, весь вспотевший и с истекающим кровью запястьем. Я действительно сделал это, полностью разъебал свою руку. И все же, мое пулевое ранение тоже зажило не полностью. В итоге у меня будут шрамы и постоянная боль, как у Каллума.
И все же, это маленькая цена за то, чтобы выбраться из такого дерьма.
Я попытался снова. И снова. И снова. Только, когда начал думать, что эти чертовы шнурки вне моей досягаемости, большой палец зацепился за них, и мне удалось их взять. К счастью, я делал это годами. Язычок этой пары особенно свободен, обувь сильно изношена, кожа податлива и потрескалась. Я взял в руку шнурок и снова упал на кровать, глядя на черно-белый плед буйвола над головой.
Выметайся отсюда, начинай бежать, не прекращай, пока не найдешь Хавок.
Моя правая рука так ужасно тряслась, что едва ли возможно было поднести ее к губам, используя зубы, чтобы оттянуть металлический конец эглета и достать маленький ключ квадратной формы внутри. Оскар около двух лет назад нашел эти вещи в Интернете, и с тех пор мы носим их на своей обуви.
Никогда не думал, что на самом деле придется их использовать.
Мне понадобилось три попытки, чтобы вставить ключ в замок наручников, но потом последовало благословенное освобождение, и я застонал, когда давление на мои суставы наконец ослабло, а потом рухнул на кровать со свободной верхней частью тела.
Я иду, детка, подумал, пока пытался сесть, снова чувствуя ужасную боль в ногах. Ага, у меня была какая-то трещина, и мне придется идти с этой чертовщиной. Будет весело.
Я возился с веревками дольше, чем должен был, используя исключительно левую руку, в то время как правая кровоточила и дрожала. Изо всех сил старался не смотреть на нее.
— Блять, да, — пробормотал я, убирая последнюю веревку и свесив ноги к земле.
В первый раз, когда попытался встать, оказался на коленях, разбрасываясь проклятиями и наклоняясь, чтобы опереться левой рукой на землю. Все мое тело болело, но я в любом случае заставил себя доползти до двери, используя дверной косяк, чтобы встать на ноги.