Читать книгу 📗 "Сделка. Я тебе верю (СИ) - Беж Рина"

— Нельзя! Он занят!

— Мы в курсе, что там мой муж, — осаживаю ее холодным тоном и прошу по-хорошему. — Отойдите в сторону.

Не знаю, что действует сильнее. Жесткость в голосе, уверенность, что все равно своего добьюсь, во взгляде или же присутствие Тихомирова, но секретарша отступает.

Шаталов-старший же, заметив нас на пороге, даже не меняет позы. Лишь бросает короткий ненавидящий взгляд в сторону сына, усмехается недобро, затем велит.

— Лариса, оставь нас.

Коняева подчиняется безоговорочно. Отступает и тихо притворяет дверь.

И первое же, что делает Лев Семенович, кода мы остаемся вчетвером, интересуется с ехидством:

— Иван, а ты в курсе, что в разорении и смерти твоего отца виновен Андрей Вукалов? Отец той, кого ты сейчас так трепетно держишь за руку.

43.

ДАРЬЯ

Не знаю, для кого новость становится большим шоком, для меня или для Вани, но именно моя рука нервно дергается.

Тихомиров же вообще никак не реагирует, стоит расслабленно. Меня держит крепко и не отпускает. Даже как-то умудряется большим пальцем погладить.

— Что? — переспрашиваю сипло, нарушая общую тишину.

Смотрю на мужчин по очереди.

Ваня — кремень. Ни одной эмоции на лице. Будто ничего особенного не услышал или... нового?

Точно! Нового. Вдруг доходит до меня.

Боже! Да он же уже знал. Знал, сто процентов. Потому что всё всегда наперед знает. А если не знает, то быстро узнает первым, если это его волнует:

Смерть отца волновала, нечего и думать. Но он ни словом, ни делом, ни намеком —ничем не дал мне понять, что в крахе его семьи виновата моя. Не упрекнул родителями. Более того, помог освободить мать.

Как?

Эмоции переполняют. От неимоверного напряжения начинает поташнивать и одновременно знобить.

Мы ведь только вошли. А уже такой надрыв.

Что же будет дальше?

Боясь сорваться и помешать Ивану, медленно перевожу взгляд на Ярослава, чтобы отвлечься и понять: этот тоже был в курсе?

Ответ «нет» легко читается по удивлению в глазах. Пусть пока-муж старается скрыть недоумение, выходит не ахти, или я слишком хорошо его знаю.

Дальше по курсу Лев Семенович.

Сидит гад, лыбится довольно. Будто лучшее представление в жизни видит.

Устраивает его, как меня ломает. Сволочь бездушная! И вместе с тем отменный стратег. Не отнять. Действительно умеет убивать одной фразой.

Я реально практически убита.

Не представляю, как Ваня держится. Поменяй нас с ним местами и... клянусь, не знаю своих поступков... да что там... даже знать не хочу! Боюсь:

— И как, Иван Сергеевич, хочется тебе ей отомстить? — мерзкий старикашка кивает в мою сторону. — Жаждешь свернуть девчонке голову? Отыграться за поломанную семью?

Подначивает, сверкая фаянсовой улыбкой

Господи, да он нас стравливает.

Новую волну неконтролируемой дрожи останавливает теплая рука Тихомирова. Ей он сжимает мою ладонь крепче. И губы. Ими он касается моего виска, шепнув:

— Всё хорошо, Даша. Не нервничай.

Тихонько, чтобы слышала только я.

— Не жажду, Шаталов. Девочка не причем, — не задумываясь, отвечает на вопросы мой мужчина. Теперь говорит громко, чтобы слышали все, и сразу переходит со Львом Семеновичем на ты. — А вот ты, Шаталов, причем. Всё началось с твоей подачи, — рубит жестко. — Это ты подсунул Вукалову бумаги, якобы мой отец желает отжать его бизнес. Ты разыграл липовое нападение на него же, обвинив моего отца.

Ты же подкинул идею, что нужно поскорее защитить дочь, единственную наследницу, от меня. Ведь я — копия своего отца. Вукалов был лишь марионеткой.

За всем всегда стоял ты. В том числе за убийством моего отца. Кукловод.

— А ты умный, — вдруг произносит Шаталов, прищуриваясь. — Всё верно сказал. Везде был я. И буду дальше... тоже я. Ничего не изменится.

В отличие от бахвальства старого хрыча Иван просто серьезен и собран.

— Я тебе не позволю.

Не сомневаюсь. Он это сделает.

— Слишком самоуверен, щенок, — хищный оскал до омерзения искривляет лицо свекра. - Думаешь, я здесь один? С тобой, сосунком, не справлюсь? Не-е-ет, ошиба-а-ешься... — Тянет мерзко и берет в руки телефон. Нажимает быстрый вызов и довольно усмехается. Через три минуты, не более, вся твоя охрана будет лежать мордами в пол.

Тихомиров и Шаталов прожигают друг друга взглядами, а до нас реально долетают заглушаемые дверью хлопки и грохот.

Оглядываюсь, но из мужчин никто не шевелится.

— Что ж. Раз всем всё и так ясно, не вижу смысла тянуть, — кукловод, как сказал Ваня, вновь подает голос и опускает руку в стол, чтобы уже через несколько секунд достать оттуда пистолет.

И пусть я знаю, что патроны в нем холостые. Не представляю, как и это сумели провернуть люди моего мужчины. Но мне всё равно становится дико.

Дико и страшно.

— Сынок, — Лев Семенович протягивает оружие к Ярославу, одновременно вновь что-то нажимая на телефоне. — Убей изменщицу-супругу. Давай, не бойся, сын, тебе это ничем не грозит. Мы обвиним во всем Тихомирова. У него же есть шикарный повод желать ей смерти.

Ярослав сглатывает и медленно мотает головой.

— Нет, отец, — отказывается, не шевеля и пальцем.

— ДАВАЙ Я СКАЗАЛ!

— Я этого никогда не сделаю, — с болью в глазах смотрит на родителя.

— В смысле не сделаешь? — удивляется словно сошедший с ума кукловод. — Тебе что, собственного отпрыска не жалко? Рискнешь? — и уже в трубку, на которой нажимает громкую связь. — Алла. Это Лев. Избавься от мальчишки.

— Нет.

Раздаются одновременна два возгласа. Один принадлежит моему пока-мужу, другой — неизвестной собеседнице. Которая следом продолжает:

— Я... я не могу... ре-ребенок под охраной.

— Че-го? — рычит Шаталов-старший, сдвигая к переносице густые брови. — Под чьей мать-ети, он там охраной?

И в эту же минуту дверь кабинета распахивается.

— Под моей, — произносит заместитель прокурора города, царственно переступая порог — Мой внук под моей охраной, Лёва. А вот ты... Валентин Петрович недобро усмехается, выше поднимая телефон. Одновременно с ним Иван вытаскивает из кармана свой гаджет, — наговорил себе не на одно пожизненное, друг, — последнее слово буквально выплевывает.

— Валя? Ты не посмеешь.

Удивительно, но мой свекор даже не думает пугаться.

Сохраняя высокомерное выражение лица, он неторопливо нас осматривает. Вновь возвращается к Семенову, усмехается:

— У меня на тебя такой компромат собран, будущий родственничек, что вздумаешь мне перечить, я тебя одним мизинцем.

— У тебя уже ничего нет, — обрывает его зампрокурора.

Усмехнувшись, он преспокойно убирает руки в карманы пиджака.

— Опоздал.

— Не может быть.

— Может, — кивает Иван и добавляет, — уничтожить бумаги было несложно.

И вот теперь выражение лица кукловода меняется. Маска самоуверенности трескается, появляется ненависть.

Лютая. Безграничная.

— Ты! — сипит Шаталов-старший, на эмоциях теряя голос. — Это всё сделал ты!

Впивается немигающим взглядом в моего мужчину.

-Да, я, — Тихомиров и не думает отказываться. — Надеюсь, ты будешь долго гнить в тюрьме, подонок, — добавляет, прежде чем моего свекра, взяв под руки, выводит непонятно откуда появившаяся полиция.

Хотя, почему — непонятно... Семенов же.

Шаталов-старший что-то еще пытается говорить, угрожать и требовать, я не слушаю. С радостью падаю в объятия Ивана, позволяя себя крепко-крепко тискать и успокаивать.

Не верится, что всё закончилось.

Вот просто не верится.

И будто в ответ на мои беспокойные мысли в приемной раздается сильный грохот, вопль: «Левушка! Любимый, я тебя им не отдам», принадлежащий Коняевой, а затем какой-то оглушающий звон стекла.

Эпилог

Полтора месяца спустя.