Читать книгу 📗 "Золотые рельсы - Боумен Эрин"
Через какое-то время многочисленные газеты Территории вновь возвращаются к теме «Всадников розы»: остался ли в живых кто-нибудь из бандитов, и если остался, то куда они подевались. Ограбления на железной дороге ушли в прошлое, людей, подходящих под описание «Всадников», никто не видел ни в городках, ни в старательских поселках Аризоны с самого Нового года. Одновременно вспыхивает интерес к личности Риза. Таинственное исчезновение превратило его чуть ли не в мифического персонажа, в легенду, которая будоражит воображение детей.
— Я буду Малышом Роуза! — кричат они, разыгрывая в лицах знаменитую перестрелку, спуская курок воображаемого пистолета.
Я наблюдаю за ними с улыбкой.
Герой моего очерка перерос реального Риза, стал кем-то, кого люди, как им кажется, знают, хотя на самом деле любой человек слишком сложен, чтобы втиснуть его в рамки газетной статьи. И Малышом Роуза больше не пугают проказливых ребятишек — отношение к нему опасливое, но скорее хорошее, — то, чего Риз и хотел.
В октябре редакция «Инквайрер» гудит — мы обсуждаем очередной материал Нелли Блай, которая сумела проникнуть в сумасшедший дом, провести там под видом пациентки десять дней и сбежать. Теперь в «Нью-Йорк пост» опубликованы свидетельства ненадлежащего лечения пациентов и жестокого обращения с ними. Мы сидим в редакции допоздна, восторгаемся отчаянной журналисткой и, округляя глаза, обсуждаем ее, словно маленькие девочки.
Мои статьи, посвященные повседневной жизни южной части Территории — политические и экономические события, происшествия на рудниках и железной дороге, нововведения, — по контрасту кажутся ужасно пресными, но я усердно работаю и сдаю материалы в срок. Важна правда, и даже мелочи, если писать о них безответственно, могут быть губительны.
Примерно неделю спустя у меня на столе появляется конверт, надписанный знакомым почерком. После стольких месяцев молчания это как гром среди ясного неба. Я так быстро вскрываю его, что умудряюсь порезать палец о край листа бумаги.
Во-первых, я прочел статьи Блай. Твои лучше.
Во-вторых, я купил новую шляпу. Я помню, тебе не нравилась старая, к тому же я потерял ее тогда в поезде, так что пришло время. Еще я подстригся. Наверное, выгляжу теперь по другому, но это все же я, во всяком случае, в самом главном.
Я скучаю по тебе,
РМ
Мои статьи, разумеется, не лучше, и он это знает. Иногда мне кажется, я уже никогда не достигну уровня того своего первого очерка.
Я перечитываю записку Риза с улыбкой. Узнаю его манеру говорить. Прошло несколько месяцев, но я все еще слышу его голос.
Я прячу письмо в ящик стола и больше не ищу Риза в толпе. Похоже, он доволен своим положением и обрел, наконец, покой, а я не могу всю жизнь гоняться за тенью. Меня ждут новые люди и новые места, а легенды — они как ветер, разве их поймаешь?
В конце ноября, когда вечера в Юме становятся холоднее, я получаю радостное известие — меня приглашают в Питсбург в качестве репортера. Кузина Элиза, а точнее, ее мать, любезно предлагает мне остановиться у них, и с маминого благословения я готовлюсь к переезду. Мне предстоит работать в газете, где начала свою карьеру Нелли Блай — моя путеводная звезда и пример для подражания. У меня появляется ощущение, что колесо судьбы наконец пришло в движение.
И вот первого декабря я стою на железнодорожной станции с саквояжем в руке, понимая, что буду очень скучать по Территории, по ее суровой красоте. По сравнению с Питсбургом это просто кое-как заселенная сонная пустошь, но она развивается, становится динамичней, ведь железные дороги теперь связывают самые маленькие удаленные городки. Когда-нибудь я вернусь сюда насовсем — после нескольких лет жизни в большом городе, а может, и раньше. Проработав почти год, я стала сомневаться, что мое призвание — журналистика, по крайней мере, что только она. Ведь даже в «Инквайрер» мне больше нравилось писать о незаметных, незнаковых событиях, а не о политических кампаниях, например. Мне все интереснее оттачивать детали, давать людям ощущение драмы — то, чего нет в их обыденности, — дарить им яркую жизнь, о которой большинство из них отваживается только мечтать. Наверное, мне действительно стоит попробовать писать романы.
«Забавно, — думаю я, глядя на приближающийся поезд, — когда человек проводит так много времени в погоне за фактами только для того, чтобы понять, что любит вымысел ничуть не меньше».
А что, если легенды все же реальны?
Возможно, они выходят из-под нашего пера.
Глава пятьдесят третья
Риз
Я замечаю ее, когда она приезжает на станцию. Она не слишком изменилась за эти одиннадцать месяцев, и все же, когда я вижу ее во плоти, мое сердце бьется сильнее. Я боялся, что ничего не почувствую. Думал, за это время все стало по-другому. Ведь я-то изменился.
В тот день я как-то сумел забраться на лошадь. Я знал, что, когда поезд дойдет до Прескотта, сюда прибудут люди шерифа, это был лишь вопрос времени.
Шарлотты все не было, и, опасаясь, что помощь придет слишком поздно, я нашел в себе силы забраться в седло. И на свою беду тут же отключился. А лошадь отправилась к дому, которым считала лагерь «Всадников розы» в долине Чино, а вовсе не к Колтонам. Я очнулся, когда мы оказались у Бангартса. То теряя сознание, то приходя в себя, я сумел доехать до ближайшего дома, где озадаченный старик, хозяин небольшой фермы, встретил меня у двери. Когда он помогал мне войти, меня вырвало прямо на его сапоги.
Он сказал потом, что жизнь мне спасла книга, которая лежала у меня в кармане, и торжественно отдал «Вокруг света за восемьдесят дней». Я и забыл о ней. Забавно, учитывая, как я проклинал эту книгу в поезде из-за того, что она впивалась мне в ребра. Пуля прошила толстый томик насквозь, но благодаря ему настолько замедлилась, что вошла в тело неглубоко и не задела жизненно важные органы. Старик твердил, что я счастливчик, пока вытаскивал пулю и зашивал рану, а я отвечал, что даже счастливчику может быть чертовски больно.
Спустя неделю он положил рядом с моей кроватью газетную вырезку. Название гласило: «Подлинная история Малыша Роуза». Я прочел и набросал записку Шарлотте, но послал ее только через несколько дней, когда ночью незаметно покинул гостеприимный дом. Возможно, старик подозревал, с кем имел дело, и, хотя, похоже, поверил статье Шарлотты, я не хотел задерживаться, чтобы убедиться в обратном. Я оставил ему записку с указанием, как проехать к одному из старых убежищ банды, где он найдет небольшое вознаграждение за хлопоты, и перебрался в другое убежище Роуза.
Там я оставался до марта, пока окончательно не поправился. Подумывал осесть в тех краях насовсем, но там было слишком тихо и чертовски одиноко. Я взял немного денег — ровно столько, чтобы хватило на жизнь, — и уехал.
Намеревался навестить Колтонов и поблагодарить их, а потом решил, что ни к чему напоминать о себе — я доставил им немало неприятностей. И направился на запад, думая о Шарлотте. Мысли о ней преследовали меня, словно мотив, который невозможно выкинуть из головы, но вместо того, чтобы свернуть в Юму, я ехал и ехал прямо, пока не достиг реки Колорадо.
Под чужим именем заглянул в Ла-Пас узнать про своих. Отец благополучно отправился в могилу, а мама сбежала с каким-то банкиром из Калифорнии. Этого было достаточно: мама в безопасности, отца больше нет. Но я все никак не мог успокоиться и где-нибудь осесть, а продолжил свое бесконечно бегство.
Я читал все статьи Шарлотты, читал все газеты, которые только мне попадались, и заодно прочел «Вокруг света за восемьдесят дней». Купил себе простую шляпу и побрил голову. И, взглянув после преображения в зеркало, впервые не увидел в нем отражения своего отца. Не осталось ничего, что напоминало бы мне о Малыше, о Роузе и его «Всадниках», словно я стал другим человеком.