Читать книгу 📗 "Золотые рельсы - Боумен Эрин"

— Я не скажу об этом своим людям, — подумав, решает Монтгомери. — Им не понравится, что леди замешана в таком деле. Мне и самому это не по душе. Но если вы появитесь на стоянке дилижансов за час до рассвета и будете готовы пуститься в путь, я не отправлю вас восвояси.

Итак, я доберусь бесплатно до Прескотта, да еще напишу сенсационный репортаж.

Изо всех сил я удерживаюсь от дурацкой улыбки.

Я на последние деньги снимаю комнату в месте под названием «Пансион “У мамы”». Чья это мама, становится понятно довольно быстро, так как плату с меня берет молодой человек. Он представляется Джейком. Могу поспорить, он на пару лет младше меня. Он выше меня ростом, тощий и долговязый. На нем новая шерстяная кепка и уже видавшая виды светлая накрахмаленная рубашка на линялых подтяжках, заправленная в слишком широкие брюки. Он настаивает на том, чтобы донести мой чемодан, хотя я и уверяю, что вполне могу сделать это сама.

Пансион невелик и неказист. На первом этаже — длинный коридор, двери из которого ведут в комнаты. Ковер на полу протерт ногами постояльцев, свечи в подсвечниках на стенах между дверей скупо освещают помещение.

— На втором этаже мы с мамой, — поясняет Джейк, и я догадываюсь, что это и есть та самая мама. Он указывает рукой за лестницу, по узкому коридору:

— Туалет — первая дверь направо, кухня — налево. Ваша комната — последняя в конце коридора. Ужин через полчаса.

Я иду вслед за ним. Большинство дверей открыты — этим вечером постояльцев мало, и в кухне, откуда уже доносится запах свежего хлеба и жаркого, не слышно разговоров. Половицы громко протестуют, когда мы наступаем на них, идя по коридору.

— У вас всегда так тихо?

— Раньше было куда больше людей с прииска, но теперь на Грифовом прииске хорошо с жильем, плюс есть харчевня и бордель Риты. — Последнее он произносит несколько взволнованно. — Я здесь только в те дни, когда не работаю, маме лишняя пара рук не помешает.

Мы останавливаемся у дверей моей комнаты, он ставит чемодан.

— Если вам что-то будет нужно, просто крикните. — Джек наклоняется ко мне, понизив голос: — Обычно я не говорю этого гостям, но у нас редко останавливаются такие красотки.

Он так быстро заливается краской, что, похоже, он вправду так думает.

— Спасибо! — кричу я ему вслед. — За то, что донес чемодан и вообще.

Но он уже ушел. В комнате простая обстановка, но довольно чисто. Узкая кровать с четырьмя столбиками, кресло, низкий шкафчик для одежды, на котором лежит сложенное полотенце. Единственное окно напротив двери. Я открываю ставни и наслаждаюсь видом узкого проулка, заваленного ящиками и бочками. Вдалеке видна крыша станции.

Я ставлю чемоданчик на шкаф. У меня с собой запасное траурное платье, но я не собираюсь переодеваться до прибытия в Прескотт. В поездке мои юбки неизбежно запылятся. Однако не стоит ходить в заляпанном кровью платье. Я хватаю полотенце и направляюсь в туалет.

Над раковиной висит зеркало, и я пугаюсь собственного отражения. Выбившиеся из прически пряди висят вокруг лица, и я поправляю заколки, стараясь придать себе пристойный вид. Потом умываю лицо и руки в тазу, тщательно смываю грязь и кровь со своей юбки. А ведь завтра она может оказаться в моей собственной крови. Помощник шерифа и его отряд тоже могут не уцелеть.

«Чем плохо ремесло повитухи? — мягко упрекает меня голос матери. — Это уважаемое дело. Я могу всему тебя научить».

Она предлагает мне это с тех пор, как моя кузина Элиза однажды прислала мне копию первой статьи Нелли Блай и я стала бредить журналистикой. В маминой профессии нет ничего плохого. Ее ценят в обществе. Она очень любит свою работу. Именно поэтому ей трудно понять, как я могла полюбить другую профессию. Она утверждает, что как журналистка я столкнусь с препятствиями и разочарованиями. Надо признать, что она была права. Но я несколько раз помогала ей при родах и поняла, что это дело не для меня. Это здорово, но каждый раз я хотела, чтобы это побыстрее закончилось. Другое дело — писательское ремесло, стоит мне закончить работу, как я хочу поскорее засесть за новую статью.

— Пускай она попробует, Лилиан, — сказал однажды отец. — Она — это не ты, и это не худший выбор для молодой девушки.

Куда хуже без разрешения матери сбежать из дома, путешествовать одной, добровольно сопровождать самую опасную банду на всей Территории, и все это — ради статьи в газете.

Я выуживаю из мутной воды кусок мыла и напоминаю себе, что эта статья поможет нам с матерью. Я не испугаюсь. Именно страх порождает замалчивание, умножает невежество, приводит к тому, что полуправда торжествует над фактами. Это он заставлял меня так долго быть покорной, но с этим покончено.

Если моя карьера репортера не устроится сама, я сделаю все, чтобы поймать за хвост удачу и получить эту работу во что бы то ни стало.

Я тру свое платье с таким упорством, что обдираю пальцы до крови.

Глава девятая

Риз

Первый знак нашего спасения — свист, который мы слышим в ночи.

Немного напоминает кактусового крапивника, который ловит в прериях насекомых, но эта птичка начинает петь только с восходом солнца. Так умеют свистеть наши ребята. Босс учит этому всех, кто вступает в его банду. Этим свистом пользуются в чрезвычайных ситуациях, когда кто-то отстал или нужно сообщить о своем присутствии так, чтобы враг ничего не заподозрил.

Ночь очень темная, тонкий серпик месяца почти не освещает окрестности, но Диас вглядывается в улицу, Хоббс садится чуть прямее. У Босса не дрогнет ни один мускул. Он пристально смотрит на одинокого охранника, приставленного к нам помощником шерифа. Бдительный часовой, ничего не скажешь. Интересно, как он может следить за нами, если крепко спит в своем кресле-качалке? Это кресло вынесли из соседнего дома во время обеда и поставили в нескольких шагах от мескита. Местные охраняли нас по очереди. Большинство смотрели в оба, не спуская с нас глаз, будто мы могли выскользнуть из наручников и не спеша направиться к горизонту. Если б мы могли, нас бы уже тут не было.

Но этот спящий охранник… Подбородок упал на грудь, шляпа низко надвинута на глаза. Он плотно завернулся в шерстяное одеяло и не сможет в два счета дотянуться до ружья. Он за это дорого заплатит.

Я слышу, как земля хрустит под чьими-то уверенными быстрыми шагами, и словно вижу, как наши ребята пробираются сюда окольными путями, по переулкам; каждый знает свое место. Словно ковбои, сгоняющие стадо, Кроуфорд и Де Сото, Баррера и Джонс движутся навстречу друг другу. Четыре вооруженных человека способны на многое, учитывая эффект неожиданности.

Их атака начинается тихо — короткой вспышкой где-то неподалеку от лавки, еле заметным мерцанием примерно в половине квартала отсюда. Нас разделяют несколько зданий, но буквально за минуты огоньки превращаются в яркий свет, в пламя, танцующее над крышами и рвущееся в небо. При первых криках «Пожар!» наш охранник вскакивает и тянется к оружию.

— Удачи, приятель! — напутствует его Босс. Я понимаю, что сейчас произойдет, в ту же секунду, что и Диас с Хоббсом. Мы сгибаемся и распластываемся по стволу мескита. Раздается выстрел из дробовика.

От кресла-качалки летят щепки, охранник опрокидывается назад и замертво валится на землю.

— Рад тебя видеть, Босс, — говорит Кроуфорд, появляясь из темноты. Он перехватывает дробовик, бросается к охраннику, переворачивает его и достает из-за пояса ключи. Он освобождает Босса, затем Хоббса.

К этому моменту в окнах зажигаются огни, повсюду слышны тревожные крики.

— Быстрее, — требует Диас.

Но при таком скудном свете трудно орудовать ключом. Через дорогу распахивается дверь дома помощника шерифа. Он выбегает в одном белье, в поднятой руке пистолет; я знаю это, даже не видя его.

Пуля с визгом летит в нашу сторону, к счастью, мимо. Кроуфорд отвлекается от наручников Диаса и стреляет в помощника шерифа. Начинается пальба, от нашего дерева отлетают щепки. Пуля впивается в ствол над моим ухом, я чертыхаюсь и нагибаюсь, дергая свои цепи.