Читать книгу 📗 "Бывшие. Папина копия (СИ) - Ви Чарли"

Annotation

Я всегда думал — нет ничего страшнее войны.

Ошибался.

Страшнее вынести женщину из огня и узнать в ней ту, которую любил больше жизни.

Увидеть рядом ребёнка от другого — будто нож в сердце.

Я готов был ненавидеть, но почему-то возвращаюсь.

И с каждым разом всё явственнее чувствую — за её молчаливой болью скрывается что-то важное.

Что-то, что заставляет усомниться во всём, во что я верил все эти годы…

Бывшие. Папина копия

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7. Вероника

Глава 8. Вероника

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Эпилог

Бывшие. Папина копия

Глава 1

Оглушительный вой сирены впивается в уши, разрывая дремотную тишину дежурки. Я вздрагиваю, и еще до того, как мозг полностью просыпается, тело уже само несет меня к машине – старый, выдрессированный рефлекс.

На табло мигает адрес: ул. Садовая, 42. Частный сектор.

– Выезжаем! Пожар! – голос начальника караула, Петровича, хриплый от тридцати лет дыма и команды, не терпит возражений.

Мы – единый организм. Шилов, мой напарник, уже за рулем. Я вскакиваю в кабину «Урала», на ходу всовывая руки в еще теплые рукава боевки.

Движения выверены, доведены до автоматизма. Ремни, маска на коленях, быстрый кивок Шилову – «поехали».

Машина срывается с места, и сирена включается на полную, разгоняя редкие машины на пустынных улицах спящего города.

Вот оно. То самое чувство. Когда мы мчимся на вызов, мир за окном превращается в размытое пятно, а все проблемы – долги, неудачный бизнес по установке противопожарных систем, гнетущее одиночество в пустой квартире – все это остается там, далеко позади. Здесь и сейчас есть только я, команда и работа. Четкая, ясная. Спасти. Не дать сгореть.

В этом есть страшная, первобытная простота, которой так не хватает в обычной жизни.

– Горит знатно, видишь? – Шилов кивает головой вперед, не отрывая глаз от дороги.

Я присматриваюсь. Над линией одноэтажных домов впереди висит багровое зарево, зловещее и пульсирующее. Клубы черного, маслянистого дыма ползут по небу, словно ядовитый туман.

– Деревяшка, – сквозь зубы цедит Шилов, резко притормаживая, чтобы вписаться в поворот. – Скоро рухнет.

Мы подъезжаем. Картина, как из учебника, только в сто раз страшнее. Полыхает добротный деревянный дом. Огонь уже вовсю хозяйничает внутри, выбиваясь из оконных проемов, лижет обшивку и жадно взбирается на крышу.

Жар ощущается даже сквозь стекло кабины. Воздух искажается от тепловой волны.

Раздаётся крик. Неистовый, исступленный визг пожилой женщины, которую едва удерживают соседи. – Там моя дочка и внучка! Алёночка моя там! Девочке пять лет всего! Господи, спасите!

Слова впиваются в мозг острыми зазубренными крючками. «Алёночка». «Дочка». «Пять лет».

Приказ Петровича звучит четко:

– Волков, Шилов – разведка и эвакуация! Остальные – на подачу воды! Быстро!

Мы спрыгиваем с подножек, на ходу проверяя маски. Воздух у входа в ад густой, обжигающий горло даже сквозь фильтры. Дверь распахнута – кто-то пытался помочь, но не сумел зайти. Я делаю первый шаг внутрь.

И попадаю в преисподнюю.

Треск пожираемого огнем дерева сливается с воем датчиков температуры, предупреждающих о запредельном жаре. Дым – густой, едкий, черный – съедает свет фонарей, видимость почти нулевая. Мы движемся на ощупь, пригнувшись, спина к спине.

– МЧС! Отзовитесь! – мой голос, искаженный аппаратом, грохочет в огненном аду.

В ответ – только гулкий, ненасытный рев пламени. И вдруг… сквозь этот рёв пробивается едва слышный, детский плач.

Сердце сжимается. Я рвусь на звук, отталкивая обгоревшую тумбочку, пробиваясь через горящие обломки мебели. Шилов следует за мной, прикрывая тыл.

В дальней комнате, которая еще не полностью охвачена огнем, но уже заполнена удушающим дымом, я вижу ее.

Забившийся в угол, под кровать, маленький комочек в розовой пижамке с котиками. Глаза, огромные от ужаса, смотрят на меня, на мою неуклюжую, задымленную фигуру, как на пришельца из кошмара.

– Не бойся, зайка, я свой, – пытаюсь я смягчить голос, но сквозь противогаз он получается грубым и металлическим. – Сейчас я тебя отсюда заберу.

Я накрываю ее своим шлемом, защищая от сыплющихся с потолка искр, и подхватываю на руки. Она легкая, как пушинка. Крошечные пальцы впиваются в боевку мертвой хваткой, она вся дрожит, прижимаясь ко мне. Моя ладонь касается ее маленькой, хрупкой спины, чувствую учащенное, птичье сердцебиение.

Я выношу ее на улицу, на свежий, холодный воздух. Передаю на руки бегущим навстречу медикам.

– Мама… там… мама… – шепчет она, на чумазом личике белые дорожки от слёз .

И тут же крик старухи:

– Вероника еще там! В спальне, в конце коридора!

Я оборачиваюсь к дому. Крыша над входом пылает, слышен зловещий скрежет – конструкции вот-вот рухнут.

– Артём, все, кончай! – орет Шилов, хватая меня за плечо. – Сейчас все рухнет! Не пройдёшь!

Я смотрю на его перекошенное беспокойством лицо, потом на бледное личико девочки на носилках. Ее мать там. Одна.

Я резко дергаю плечом, сбрасывая его хватку. – Прикрой меня! – и уже не слушая ответа, рвусь обратно в пекло.

Путь в спальню отрезан сплошной стеной огня. Приходится пробиваться через соседнюю комнату. Визг бензопилы, вгрызающейся в дверной косяк, удары лома. Время спрессовано в одну сплошную, огненную секунду. Наконец, пролом. Я влетаю внутрь.

Она лежит на полу у окна, без движения. Видимо, пыталась выбраться и потеряла сознание от дыма. Пол рядом с ней уже тлеет. Я падаю рядом на колени, переворачиваю ее на спину. Лицо прикрыто рукой. Быстро накидываю на нее маску своего запасного аппарата, подхватываю ее безвольное тело на руки, встаю, и пробиваюсь к выходу, который почти не виден в сплошной пелене дыма.

Ноги подкашиваются, спина горит огнем, в глазах темнеет от нехватки кислорода. Каждый вздох дается с трудом, воздух в баллоне на исходе. Я спотыкаюсь о падающую балку, падаю, прикрывая ее собой, и снова поднимаюсь, упрямо пру вперед.

В голове стучит одна мысль: «Вынести. Должен вынести».

И вот – спасительный поток холодного воздуха в лицо.

Слепящий свет солнца.

Я падаю на колени на мокрую от брандспойтов траву, бережно укладываю девушку на носилки. Сам дышу, часто, с хрипом, надышаться не могу, горло сводит судорогой, все тело болит.

Ко мне подбегает медик, склоняется над пострадавшей, поправляет маску, чтобы лучше зафиксировать. На мгновение приоткрывая её лицо…

Мир замирает.

Гул пожара, крики команды, шипение воды на раскаленные угли – все это проваливается в абсолютную, оглушительную тишину.

Я не могу дышать. Не могу отвести взгляд.

Это же моя Ника.

Нет, уже не моя. – поправляю тут же себя. – Когда-то была моей.

Пепел на ее щеках. Следы слез, проложенные сквозь грязь. Запекшиеся губы. Но черты… Эти черты… Я знал их. Я помнил каждую линию, каждую веснушку. Я помнил, как смеялись эти глаза, как хмурились эти брови.

Вероника.

Та, которую я вычеркнул из сердца пять лет назад. Та, чье предательство, как мне казалось, выжгло во мне всё дотла.

Я замираю, не в силах пошевелиться, парализованный этим открытием. Смотрю, как медики пытаются вернуть к жизни моё прошлое и мою боль.

А потом мой взгляд, против воли, медленно-медленно скользит в сторону. К маленькой фигурке, закутанной в алюминиевое одеяло. К девочке. К Алёнке.

Она смотрит прямо на меня. Большие, полные слез глаза. Испуганные. Ее глаза. Такая же форма, тот же разрез.