Читать книгу 📗 "Бывшие. Папина копия (СИ) - Ви Чарли"

Именно в этот момент Алёна подняла глаза и увидела меня. Её лицо озарилось такой яркой, безудержной радостью, что у меня перехватило дыхание. Она не крикнула, просто широко-широко улыбнулась, и я не смог сдержать ответной улыбки.

Мария Фёдоровна почувствовала перемену в ребёнке, подняла голову… и замерла. Её лицо побелело, будто она увидела призрак. Все её черты, и без того резкие, заострились ещё сильнее. В глазах вспыхнул не просто испуг, а чистейшей воды ужас и ненависть.

– Ты?! – вырвалось у неё хрипло. – Ты-то откуда здесь взялся?!

Я был готов ко многому, но не к такому тону. Такому, будто я был последним подонком на земле, а не парнем, который когда-то помогал ей сумки до квартиры таскать.

Её враждебность обожгла, и я, сам того не ожидая, пошёл в контратаку. Спокойно, холодно, глядя ей прямо в глаза.

– К дочке приехал, – сказал я твёрдо, подчёркивая каждое слово. – Или мне запрещено?

Глава 6

Тишина, повисшая после моих слов, была густой и звенящей. Даже медсестра замерла, смотря на нас то с испугом, то с любопытством. Мария Фёдоровна стояла, будто парализованная, не в силах вымолвить ни слова. Лишь её пальцы судорожно сжимали плечи внучки.

Первой опомнилась Алёнка. Она робко потянула бабушку за рукав.

– Бабуль, это же папа, – прошептала она. – Он меня вчера спас. Из огня.

Эти слова, казалось, не успокоили, а лишь сильнее разозлили старуху. Она резко выдохнула, и её взгляд, полный немой ярости, просверлил меня насквозь.

– Молчи! – она бросила на меня уничтожающий взгляд. – Что ты ей наговорил? Каких сказок нарассказывал?

Во мне закипела ярость. Горячая, слепая. Я сделал шаг вперёд, и она инстинктивно отступила, прикрывая Алёну собой.

– Каких сказок? – переспросил я, вкладывая в интонацию своё возмущение. – Это вы, Мария Фёдоровна, вместе с Вероникой, похоже, все пять лет скрывали от меня правду.

– Какую ещё правду? Она ребёнок и могла напридумывать всё что угодно, – не сдавалась Мария Фёдоровна.

Но я видел её бледное лицо и как она отвела глаза. А для меня это говорило о многом. Когда каждый день рискуешь жизнью, то начинаешь чувствовать людей, их мимику, их телодвижения. А тело никогда не врёт.

– Бабушка, я не вру! Мне мама говорила, – бесстрашно вступилась за меня Алёнка. Её глаза уже блестели, а подбородок затрясся от обиды.

– Давайте, успокоимся, – я отступил, чтобы сбавить обороты. Не хотелось устраивать скандал перед ребёнком. А я их терпеть не могу.

– Я не знаю, о чём с тобой говорить, – она отвернулась, хватая сумку и документы со стойки. – И не хочу знать. У нас нет к тебе никаких вопросов. И никогда не было. Алёна, пошли.

Она резко развернулась, потянув за руку девочку. Та упиралась, оборачиваясь ко мне, и в её глазах читалась настоящая паника.

– Бабуля, нет! Папа! – просила девочка.

– Я сказала, молчи! – Мария Фёдоровна почти тащила её к выходу.

Я не мог этого допустить. Не после вчерашнего. Я перекрыл им путь.

– Стойте. Вы ей сейчас ей руку выдерните. Прекратите!

Мы стояли друг напротив друга, как два врага на поле боя. Воздух трещал от напряжения.

– Отойди, Артём, – приказала она. – Иначе я вызову охрану. И милицию. И расскажу всё, как есть. Что ты преследуешь нас, врёшь ребёнку.

Её слова били точно в цель. Я был в тупике. Силы были не равны. Она – законная бабушка с документами. Я – никто. Сотрудник охраны уже с интересом смотрел в нашу сторону.

В этот момент Алёна вырвалась из её ослабевшей хватки и бросилась ко мне, обхватив мои ноги.

– Не уходи! – она заплакала, вжимаясь в мои джинсы. – Пожалуйста, не уходи! Я ждала тебя. Мне мама говорила, что ты не придёшь, а ты пришёл. Ты же не плохой. Плохие не спасают людей от пожара.

Сердце разрывалось. Я опустился на колени перед ней, не обращая внимания на окружающих, и обнял её.

– Всё хорошо, солнышко, всё хорошо, – бормотал я, гладя её по спине. – Я никуда не ухожу. Я просто… поговорю с бабушкой.

Я поднял на Марию Фёдоровну взгляд. В её глазах была яростная, безумная борьба. Страх за дочь? За внучку? Или страх перед правдой, которая вот-вот должна была вырваться наружу?

– Дайте мне пять минут, – тихо, но твёрдо сказал я ей. – Не здесь. Где-нибудь в стороне. Ради неё. – Я кивнул на Алёнку, которая всё ещё плакала у меня на плече.

Мария Фёдоровна смотрела на нас – на меня, стоящего на коленях, и на её внучку, вцепившуюся в меня, как в единственное спасение. Её плечи сгорбились. Она молча кивнула, отвернулась и отошла к окну, давая мне успокоить ребёнка.

Я поднялся с колен, всё ещё прижимая к себе Алёну. Её слёзы медленно стихали, сменяясь прерывистыми всхлипываниями. Я поймал взгляд медсестры – та делала вид, что занята бумагами, но украдкой наблюдала за нами. Охранник у входа тоже не сводил с нас глаз, готовый в любой момент вмешаться.

– Алёнушка, – тихо сказал я девочке, – посиди тут с тётей, хорошо? Я сейчас вернусь.

Медсестра, поняв намёк, кивнула и мягко взяла Алёну за руку.

– Пойдём, солнышко, я тебе конфетку дам, – увела она её к своему посту.

Я медленно подошёл к Марии Фёдоровне, стоявшей у окна и смотрящей в пустоту. Она казалась внезапно постаревшей и сломленной. Говорить нужно было жёстко и прямо. Как на допросе.

– Я не уйду, пока не узнаю всё, – начал я, глядя на её профиль.

Она молчала, поджав губы.

– Алёна моя? – спросил без прелюдий и наводящих вопросов.

Она резко обернулась ко мне, и в её глазах вспыхнула ненадолго притихшая злость.

– Ты бросил её, а теперь ещё смеешь предъявлять какие-то претензии. Скажи спасибо ещё, что ребёнка сохранила. Потому, что я против была. Такие, как ты не заслуживают детской любви. Поматросил и бросил девчонку. Свобода голову вскружила? А она ждала тебя! Месяц, два, шесть... Плакала каждый день! поэтому даже не смей, слышишь, не смей нас в чём-то обвинять! Живи своей жизнью, как и жил до этого. И не пудри мозги девочке. Она ранимая. Ей и так нелегко, а ещё ты тут нарисовался. Дочка у него, видите ли, появилась. Нет у тебя никакой дочки, – торопливо шептала Мария Фёдоровна. А у меня от её слов в голове всё переворачивалось. Ведь я помнил, что было всё совсем не так.

Глава 7. Вероника

Сознание возвращалось ко мне медленно, словно сквозь толщу мутной воды. Сначала я почувствовала боль – острую, жгучую в горле, ноющую во всём теле. Потом услышала мерный писк аппаратуры и приглушённые голоса за стеной. И наконец, открыла глаза.

Белоснежный потолок. Стеллаж с капельницами. Я в больнице. Память накрыла обрывками: огонь, дым, крик Алёнки... Сердце сжалось от ужаса.

– Алёна... – попыталась я крикнуть, но вместо голоса получился лишь хриплый шёпот.

Я метнулась глазами по палате, ища её, но кроме меня здесь никого не было. Паника, холодная и липкая, подступила к горлу. Где она? Жива ли? Или... Нет, лучше не думать.

Я попыталась приподняться, но тело не слушалось, голова закружилась. Пришлось лечь назад, беспомощно глядя в окно. За стеклом был серый больничный двор и кусочек хмурого неба. Таким же серым и безнадёжным было всё внутри. Где моя девочка? Кто с ней?

Дверь в палату скрипнула. Вошла медсестра – молодая, улыбчивая, с градусником в руке.

– О, вы уже проснулись! Ну как самочувствие? – бодро спросила она, подходя ко мне.

Я схватила её за руку, сжала изо всех сил, хотя сил почти не было.

– Девочка... – просипела я, глотая воздух. – Моя дочка... Алёна... Где она?

Медсестра улыбнулась, и от этого стало чуть-чуть легче. Значит, всё не так плохо.

– Не волнуйтесь, с вашей дочкой всё в порядке! Её уже выписали. Бабушка забрала.

От этих слов стало одновременно и легче, и тяжелее. С ней всё хорошо. Она жива, здорова. Но... её забрала мама. А мама... Мама не любила сидеть с Алёнкой. Она вообще её не любила. Во всяком случае у меня было такое ощущение.