Читать книгу 📗 "Святоша (СИ) - Резник Юлия"

– Зачем ты его отдаешь Свете?

– Я его продаю. Это большая разница. А зачем… – Света пожала плечами. – Ты же видел баланс моей карты. Я пытаюсь подзаработать, не думай, но с Дашкой это практически нереально. Может, потом, если найду нормальную няню, а пока нам надо как-то продержаться.

– Забери.

– В смысле?

– Не надо ничего продавать, – процедил я, сам не очень понимая, какого черта так завелся. Обозлившись не на Иду даже. На Светку. Нет чтобы помочь подруге, как сделал бы на ее месте любой настоящий друг, она… За двести косарей покупает колье, реальная стоимость которого по меньшей мере в десять раз больше?! Серьезно?

– Паш, я же не для того, чтобы ты меня пожалел, это сказала, – возразила Ида.

– Я знаю!

– Ну, так и в чем тогда твоя проблема? Не хочешь передавать – я сама это сделаю.

– Нет. Вот… Возьми, – сказал я, доставая кошелек из кармана, и, понимая, что Ида слишком гордая, чтобы взять от меня хоть копейку, добавил: – Потом как-нибудь отдашь.

Глава 7

Ида

Как же он меня выбесил! Словами не передать… Я шарахнулась в сторону, больно ударившись о косяк. Ухнула. Из глаз фонтаном брызнули слезы, а драгоценное колье упало на пол прямо вместе с коробкой. Стало еще горше. Что-то заворочалось в груди, будто пробиваясь сквозь ледяную корку, сковавшую сердце. Царапая острыми краями плоть. Делая больно-больно. Так, как давно уже не было.

– Ида…

– Отвали! – рявкнула я, сама не в силах себе объяснить, почему вымещаю боль на постороннем, в общем-то, человеке. А после, вспомнив о том, что за тонкой стенкой спит Дашка, гораздо тише и жалостливее добавила: – Просто отвали, а?

Вместо этого Паша нахмурился и, сев совсем рядом на корточки, подхватил футляр, колье и осторожно положил его внутрь.

– Тут еще вот… – протянул мне какую-то бумажку. – Не документы ли, которые ты искала?

Я сквозь слезы покосилась на зажатую в лапище Павла бумажку. М-да, видать, он своих женщин не баловал драгоценностями, раз не может отличить обычный листок из тетрадки от документов, подтверждающих аутентичность изделия… Похоже, Светку ждет неприятный сюрприз. Эта мысль меня здорово развеселила. Очевидно, у меня начиналась истерика. Никак иначе мою дурацкую реакцию было не объяснить. Чтобы успокоиться, вдохнула поглубже и забрала из рук Павла злосчастный листок. Стряхнув слезы, поднесла тот к глазам и… Мое сердце остановилось сразу, как только я узнала почерк Ильи – заваленные влево буквы, острые, словно кардиограмма. Затем рвануло, как птица о прутья клетки. Я села прямо. Разгладила записку трясущимися пальцами. Буквы расплывались перед глазами, но я упрямо стряхивала слезы и читала.

«Я загадал увидеть его на тебе, когда Дашке стукнет двадцать. Надеюсь, хотя бы к тому моменту ты найдешь эту записку. Lol

P.S.: Как можно быть такой невнимательной, Корсакова? А впрочем… Витай в облаках и дальше, я никому не позволю подрезать твои красивые крылышки.

Люблю тебя».

Господи… Как удар под дых. Я про вела пальцем по чернилам… Грудь сдавило так, что дыхание стало рваным. Буквы окончательно слиплись одна с другой. Я согнулась, уткнувшись лбом в колени. Прижала письмо к груди.

– Я нашла, Илюш… – и расплакалась. Меня била крупная дрожь. Из груди наружу рвались хриплые отчаянные рыдания. Нет, я отдавала себе отчет, что не одна… Но в тот момент мне было совершенно плевать, что у моей истерики есть свидетели. Боль, которую я так долго держала внутри, что и сама не поняла, как много ее скопилась, наконец, прорвалась наружу. И я выла, как раненый зверь, то отчаянно комкая записку судорожно сжимающимися пальцами, то, наоборот, разжимая их, чтобы не повредить эту бесценную реликвию. Слёзы катились по щекам, впитывались в листок, размывая чернила, и казалось, что меня не становится вместе с ними. Подвывая и слепо шаря руками по полу в поисках… Я не знаю… Может быть, хоть какой-то опоры? И совершенно неожиданно я ее обрела в виде Павла. Бережно меня приобняв, он шепнул:

– Ну, все… Все. Давай поплачь…

Я засмеялась. Его слова противоречили друг другу. Невозможно было и поплакать, и успокоиться одновременно. Он же, сбитый с толку развернувшейся драмой, именно это и предлагал. Тем самым умудрившись сделать то, что не смогли сделать ни советы друзей, ни лекарства, ни разговоры с психологом – высвободить, наконец, мои эмоции. Они потоком слез устремились наружу. Меня трясло. Я хрипела, выдыхая раскаленный воздух короткими рваными толчками, хватала ртом пустоту. Позволяя себе быть слабой и уязвимой. А Павел молча гладил меня по сведенным судорогой плечам. Иногда, когда я начинала дрожать, надавливая чуть сильнее, иногда, напротив, касаясь меня легко, словно перышком. Его дыхание было ровным, как метроном, и постепенно совершенно невольно я подхватила этот успокаивающий ритм. Мои рыдания сменились судорожными всхлипываниями, а потом и вовсе стихли, оставив после себя дичайшее опустошение и усталость.

Я выпрямилась, аккуратно сложила письмо все еще немного подрагивающими руками и вернула его в коробку. От мысли, что я могла не найти это послание, бросало в холодный пот. Для меня записка от покойного мужа стала гораздо ценнее подарка, который сподвиг ее написать.

Справившись с эмоциями, первым делом отстранилась от Павла подальше.

– Что тебя так расстроило? – спросил он.

– Ничего… Это слезы радости.

– Как-то не похоже, – нахмурился Павел.

– Этот листок – потерянная записка от мужа. Понимаешь… Он словно заговорил со мной, когда я уже смирилась, что никогда его не услышу. Впрочем, неважно. Наверное, я опять должна извиниться… За свою истерику.

– Ничего ты мне не должна! – буркнул Павел.

– Ты мне тоже, – подхватила я, вскинув на него взгляд. – Поэтому убери это… – кивнула на валяющийся на полу кошелек.

– Сказал же, потом отдашь! Когда на ноги встанешь.

– Нет.

– Ты что, козерог?

Я даже замерла, обалдев от такой смены темы. Оторвала бумажное полотенце, вытерла нос. Игнорируя правила приличий, громко высморкалась.

– А ты что, веришь в гороскопы?

– Я верю своему опыту, который показывает, что с козерогами сложно вести дела.

– Я – телец.

– Все понятно. Тоже баран.

Хмыкнула. Почему-то было совсем не обидно. Может, на обиду просто не осталось сил. Их вообще ни на что не осталось…

– А ты, дай угадаю, лев?

– Что, так заметно?

– Львы всегда считают себя лучше других.

– Даже не буду спрашивать, с чего вдруг такие выводы.

– С твоего презрительного «Ты что, козерог»?

Павел хмыкнул. Глянул на меня как-то странно.

– Все с тобой понятно. Значит, в долг не возьмешь?

– Нет, – вздохнула. – Может, у кого-то другого, но не у тебя.

– Но хоть колье продавать этой… передумала?

– Считаешь нормальным называть «этой» свою женщину?

– С чего вдруг она моя? – немного резко уточнил Павел.

– Нет? А чья?

– Даже не знаю, как сказать, чтобы никого не обидеть. Ты не догадываешься?

Я-то да.

– Главное, чтобы Света все поняла правильно.

– Далась она тебе!

– Она моя подруга.

– Подруга, которая в настолько сложное для тебя время думает лишь о том, как побольше на этом нагреться?

– Знаешь, я могу спросить у тебя то же самое!

– У меня?

– Ну, да. Зачем спать с женщиной, о которой ты настолько невысокого мнения?

– Я же не зову ее замуж. А спать… У меня был тяжелый день, она подвернулась под руку. Это проблема?

– Нет, – отрезала я, в действительности в самом деле смущенная тем, как все у него просто. – Это вообще меня не касается.

– Думаешь?

В глазах Павла мелькнуло что-то странное. Я увязла в них, невольно стремясь разгадать эту загадку. Низ живота налился давно забытой горячей тяжестью.

– Конечно. Как и тебя не касаются наши с ней отношения. И вообще, я думаю, тебе пора.

Павел как-то нервно кивнул. Шагнул то ли к коридору, то ли ко мне. Поднял руку и… коснулся скулы шершавыми крупными пальцами. Мое лицо все еще горело от слез, а его руки казались такими блаженно-прохладными, что я, абсолютно того не контролируя, о них потерлась. Крылья носа Павла дрогнули, как у норовистого жеребца. Зрачки расширились. Абсолютно завороженная их космической чернотой, я приоткрыла губы…