Читать книгу 📗 "Симбиоз. Моя чужая победа (СИ) - Фабер Майя"
Алекс встал, поднял с пола чайник, поставил на стол, небрежно смахнув осколки и грязь, но больше размазав последнюю, и включил. Оперся руками о стол и ссутулился, ожидая, пока нерасплескавшиеся остатки воды закипят. Кто и зачем доставляет посылки таким образом?
— Они уезжают, хочешь спросить что-нибудь? — Голос матери прозвучал так близко, что Алекс вздрогнул — не услышал ее шагов.
— Вызовут еще сто раз, — процедил он, поднял голову, и, передумав, вышел на крыльцо.
Почти рассвело, будто и не было длинной бессонной ночи. Одна из двух патрульных гравимашинок уже пропала, около второй разговаривали двое мужчин. Алекс подошел поближе, машинально расчесывая пальцы, поймал взгляд повернувшегося полицейского и спрятал руки в карманы.
— Хотел спросить, извещается ли «Поддержание» о подобных инцидентах? — начал он, но терминал в машине ожил, привлекая внимание.
Сообщение передавалось полицейским прямо на вшитые передатчики, так что Алексу оставалось только с понурым видом ждать результата.
— Извини, парень, нам пора. Вы сегодня не первые. И, похоже, не последние. Дальше связывайся со страховой.
Дверь машинки захлопнули, не дожидаясь ответа, загудела гравиподвеска, и Алекс отступил к дому. В памяти всплыл кирпич с выведенной на нем цифрой семь. Не первые, но сколько всего?
Мать бродила с ведром по кухне, собирая осколки, и, глядя на выражение ее лица, Алексу отчего-то показалось до странного неуместным предлагать сейчас вызвать уборочную службу. Но от идеи он не отказался, оставив быструю пометку на комм. Наконец-то сбросив заляпанную куртку, дошагал до своей комнаты и рухнул на кровать, не раздеваясь. Сквозь закрытую дверь до него донесся ожидаемо громкий и эмоциональный всхлип вернувшейся Мары. Последовавшая за ним истерика растворилась в тишине долгожданного сна.
Глава 17
Успокаиваться я начала только тогда, когда двери гравибуса беззвучно сомкнулись за спиной, отрезав меня от раздражающего мира. Я глубоко вдохнула, пытаясь вытолкнуть из головы последние слова Алекса, как и мысли о цене билетов на станции, но чувство вины и собственной никчемности кололо глубоко внутри, словно я проглотила горсть битого стекла. Руки подрагивали, ноги казались ватными, а в ушах стоял тихий гул, будто я выплыла на поверхность после долгого погружения. Хотелось одного: дойти до дома и спрятаться в тишине своей комнаты.
Однако приблизившись к дому, я замедлила шаг, насторожившись. Что-то было не так. Красно-синие отблески метались по стенам соседних зданий, отражаясь в лужах и превращая знакомый район в нечто пугающее. Я замерла на месте, пытаясь справиться с неприятным холодком, пробежавшим по коже.
Гравимашина полиции уже бесшумно поднималась в воздух и через несколько секунд исчезла за поворотом. Я подняла взгляд на наш дом, и сердце болезненно сжалось. Кухонное окно на первом этаже превратилось в зияющую дыру с обгоревшими краями и перекошенными остатками рамы, а стена вокруг была покрыта черной копотью. Осколки стекла на земле поблескивали под уличным фонарем. Возле дома стояла тетя Лана, закутанная в старый домашний халат, который обычно надевала только ночью. Она напряженно смотрела вслед улетающей патрульной машинке, как если пыталась удержать ее взглядом.
Я сорвалась с места и подбежала к ней:
— Тетя Лана? Что здесь случилось?
Она резко обернулась, и на ее лице смешались облегчение и тревога. Губы дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, но вместо этого она заключила меня в объятия настолько крепкие, точно боялась, что я снова исчезну.
Пришлось осторожно отстраниться, чтобы заглянуть ей в глаза:
— Пожалуйста, объясни, что произошло.
Она вздохнула, опустила плечи и отвела взгляд в сторону. Ее лицо было бледным и осунувшимся, а в глазах мелькнула неуверенность, какую я не видела уже много лет:
— На нас напали посреди ночи, Мара. Полиция говорит, таких случаев сегодня много. Алекс с ними уже говорил. Пойдем в дом, я покажу.
Она плотнее закуталась в халат, будто тот мог защитить ее от новой беды, и быстро зашагала к дверям. Я последовала за ней. Пальцы дрожали. Почему это случилось именно сейчас, после всего, что свалилось нам на голову?
Стоило перешагнуть порог, как меня буквально пригвоздило к месту. Казалось, по дому прошел смерч. Подвесной шкаф с посудой лежал на полу, окруженный сверкающими осколками фарфора. Книги и бумаги с подоконника и полки рядом с ним хаотично раскидало по всей комнате, а через разбитое окно внутрь врывался прохладный воздух, заставляя занавески трепетать привидениями.
На грязном пустом столе посреди кухни остался странный черный пакет. Тетя Лана молча взяла его и протянула мне:
— Сканировали, сказали выбросить. Внутри лежал кирпич. Его забрали на экспертизу, но Алекс успел сделать фото.
Я медленно открыла пакет и заглянула внутрь, хотя знала, что там ничего нет. В горле застрял комок. Затем тетя повернула ко мне свой комм с открытой фотографией.
На снимке был обычный кирпич с грубо нарисованной синей цифрой семь. На обратной стороне был ярко выведен символ «Анти-Х», перечеркнутый кроваво-красной линией. От взгляда на это меня бросило в холод.
— Алекс? Он дома? — спросила я хрипло, не отрывая взгляда от экрана.
— Наверху. — Тетя Лана коснулась моего плеча, ее пальцы тоже дрожали. — Только недавно уснул. Всю ночь разбирался с полицией и страховой. Нас, слава богу, не было на кухне, когда все случилось.
Я опустилась на стул — комната слегка поплыла перед глазами — и сдавленно усмехнулась:
— Ну конечно. Билетов на станции не достать, а вот кирпичей, видимо, хватает на всех…
Тетя Лана устало вздохнула, присаживаясь рядом и обнимая себя руками:
— Днем разберемся, Мара. Сейчас уже ничего не сделаешь. Пожалуйста, отдохни хотя бы немного.
Она говорила почти спокойно, но я слышала за ее словами неуверенность и сомнения. Вряд ли днем станет легче — это знала и я, и она.
Я машинально повторила за ней:
— Днем…
В голове крутились десятки вопросов, сливаясь в один тревожный водоворот: почему именно мы, почему именно сейчас, почему именно цифра семь? И казалось, чем больше я задавала вопросов, тем меньше находила ответов.
Я снова посмотрела на разбитое окно, и мне стало холодно — от ночного воздуха или от собственной беспомощности, я уже не знала.
На мгновение показалось, что кирпич все еще здесь. Как насмешка. Издевка. Сейчас я хотела одного — открыть глаза и обнаружить, что все это дурной сон. Но предутренняя прохлада, усталость и тревожная тишина дома были слишком реальными.
Настоящие неприятности лишь начинались, и я совсем не была уверена, что готова услышать ответы хотя бы на часть своих вопросов.
Глава 18
Церемониальный зал Федерального университета «Поддержания» казался бесконечным, будто созданным специально, чтобы каждый здесь чувствовал себя одновременно и важным, и потерянным. Если поднять голову, начинало казаться, что огромное пространство будто уплывает вверх. Потолки скрывались в полумраке, теряясь среди переливающихся голографических проекций. На информационных панелях на стенах беспрестанно сменялись картинки: бегущие строки, схемы, лица выпускников. Направляющие на полу испускали ровный прохладный голубой свет, разделяя толпу: выпускники в строгой форме стояли в своей зоне, гости — в своей, а официальные лица из «Поддержания» расположились на почтительном расстоянии, словно хищники, наблюдающие за травоядной стаей. В центре зала была установлена платформа, заменяющая собой сцену.
Я стояла рядом с тетей Ланой, взглядом цепляясь за мелькающие имена на голограммах над платформой, а в голове кружились мысли, тревоги и обрывки разговоров. Голоса вокруг смешивались с еле слышной мелодией из невидимых динамиков, становясь похожими на убаюкивающий шум дождя. Людей было так много, что их лица сливались в сплошной поток из теней и света.
