Читать книгу 📗 "Дом на берегу океана, где мы были счастливы - Мартен-Люган Аньес"

Уже двадцать семь лет я Ее пленник.

Она покорила меня в тот самый момент, когда я впервые увидел ее на пляже.

До нашей встречи девушки и секс не вызывали у меня интереса, хотя тогда мне было уже семнадцать. Даже хуже. Я относился к ним равнодушно. Родители привили мне отвращение ко всему, что хоть отдаленно касалось любви. Их взаимное разрушение уничтожило меня еще в детстве. А моя безумная мать, которая, овдовев, принялась есть меня поедом, усугубила ситуацию. Я возвел вокруг себя крепость из холода и безразличия. Удовольствие мне доставлял только рояль.

С другой стороны, любопытство побуждало меня изучать своих соплеменников. Чтобы жить музыкой, мне нужно было понимать человеческие эмоции, исследовать их, препарировать, раз уж мне не дано их испытать. У меня не оставалось другого выхода. Мой отец был мощным пианистом, потому что жил, а не существовал в виде пустой телесной оболочки; он знал, что такое любовь, ненависть, желание, дружба, ревность, гнев. Мне же было знакомо лишь последнее чувство, и я полагал, что его недостаточно для того, чтобы моя музыка дышала правдой. Все мэтры сочиняли, полагаясь на свои переживания и человеческие качества. Мне надо было равняться на них. Вот почему, не теряя своей независимости и чаще всего храня молчание, я присоединился к группе ровесников, сходившихся на наш пляж во время летних каникул. Они сразу же приняли меня. Я изображал из себя “нормального” подростка – существо низшего уровня, в моем представлении, – но догадывался, что они все же считают меня странным, и внутренне наслаждался этим. Со временем, постоянно общаясь с ними, я заскучал. Меня тошнило от моей жажды знаний: девчонки хихикали, мальчишки выпендривались. И все они были какими-то тусклыми, то есть прямой противоположностью тому, что я искал. Мне хотелось наблюдать за проявлением ярких, разрушительных, жгучих эмоций.

Однажды я лежал на песке в унынии от такой посредственности, как вдруг одна из девочек нашей группы крикнула что-то еще более пронзительно, чем другие, заставив меня приоткрыть один глаз. Неведомая сила приказала мне выпрямиться.

Она приближалась к нам так элегантно. Ничего общего с остальными. Особая походка, посадка головы, загадочный взгляд сквозь ресницы и легкая улыбка, прячущая робость.

Это была уже не обычная девчонка.

Это была женщина.

Настоящая, единственная.

Откуда она появилась? Может, меня опутали чары? Я внимательно всматривался в ее тело, руки, фигуру. Внутри разгорался огонь, дыхание сбивалось.

Кто-то из парней хлопнул меня по спине и хихикнул: “Она как раз для тебя, ее ничего, кроме пианино, не интересует”.

До ее прихода на пляж я ощущал себя непробиваемым. Я тогда посмеялся над собой. Мои губы сами собой сложились в ироническую ухмылку, адресатом которой был только я. Глубоко погрузившись в мечты, я не сразу сообразил, что Она меня рассматривает.

Наши взгляды встретились.

Моя судьба была решена.

Настало утро. Ее дом пробуждался.

Сколько продлится эта пытка: видеть ее живой, оставаясь без Нее!

– Папа?

Я слышал звуки, но не понимал их.

– Папа?

Натан положил руку мне на плечо, я вздрогнул.

– Чего тебе? – в моем голосе звенел металл.

– Ты снова всю ночь следил за домом напротив?

Я резко сбросил его руку.

– Почему ты так одержим этой хибарой?

– Оставь меня в покое, Натан, – устало попросил я.

Он тряхнул головой, моя реакция раздосадовала и обидела его.

– Мне надоело, папа… Оставайся в своем дерьме, а я пойду гулять.

Он ушел, не обернувшись, и со злостью хлопнул дверью.

Если так будет продолжаться, он скоро устанет от моих вечных перепадов настроения и покинет меня, причем окончательно.

Я снова провалился в бездну, из которой он уже почти вытащил меня.

Глава восемнадцатая

На западной стороне пляжа

Я пролежала все утро, мне требовалось восстановиться, потому что ночь была не из легких.

Не то чтобы я себя плохо чувствовала.

Но мне приснился сон.

Сновидений у меня не было уже много недель, чтобы не сказать месяцев: обычно лекарства оглушали меня, и я проваливалась в тяжелое искусственное забытье. Однако в эту ночь подсознательная власть памяти пересилила. Сны словно готовили меня к продолжению моей исповеди Лизе и возвращали в тот момент, когда Он вошел в мою жизнь.

В то лето я приехала вместе с Софи немного позже, чем в прошлые годы, а сестры должны были присоединиться к нам в августе. После приезда, спускаясь по лестнице к пляжу, я сразу заметила чужака.

Это мне не понравилось: теперь все будет по-другому, расстановка и равновесие сил нарушатся. Я всегда терялась, если происходили какие-то перемены и мои ориентиры сбивались. Одна из девочек громко приветствовала меня. Ее выкрик вызвал у меня раздражение, и мне сразу же захотелось уйти с пляжа, потому что я ненавидела быть в центре внимания.

А потом…

Он повернулся ко мне.

И все мое миропонимание опрокинулось.

Дальше я продолжила путь как будто в невесомости, поздоровалась со всеми, кроме него; ко мне подходили, чмокали в щеку, я вертелась во все стороны, до меня дотрагивались, ко мне обращались, я отвечала или отмалчивалась, но, главное, не отводила от него глаз. Боялась, как бы это чудесное видение не исчезло. Его взгляд гипнотизировал. В нем была сила, которая притягивала и одновременно пугала. Он был не таким, как остальные мальчики в компании. Все в его поведении, в его позе убеждало меня в том, что он отличается от них.

Особенный и неповторимый.

Уникальный.

Он рассматривал меня. Я почувствовала себя обнаженной, совсем обнаженной, и мне не было неловко. Подростком я была стыдливой и неуверенной в себе, но тогда мне это понравилось. Его губы изгибались в улыбке, которая могла показаться высокомерной, но я прочла в ней приглашение перевернуть свою жизнь.

Реальность, как позже выяснилось, была куда как серьезнее.

Воспоминание об этих минутах повторялось всю ночь и к утру оставило меня совершенно измочаленной.

Мне удалось выбраться из постели только к обеду. Лиза сама поняла, что в ожидании продолжения истории нужно проявить терпение. Хорошее настроение быстро вернулось к ней, как только я подсказала, где лежат старые альбомы с фотографиями.

Значительную часть второй половины дня она комментировала снимки и временами громко смеялась. Я вяло подавала реплики, устроившись в низком кресле у окна; мой взор был все время устремлен на восток – сегодняшний яркий сон постоянно напоминал о себе, продолжая преследовать меня.

– Дождь перестал! – радостно воскликнула Лиза.

Я вырвалась из оцепенения, сообразив, что она стоит рядом со мной. Лиза была права: конечно, погоду хорошей не назовешь, но небо явно посветлело, и улица выглядела гораздо привлекательнее. По крайней мере, для нее.

– Воспользуйся случаем, прогуляйся по пляжу.

– Я не оставлю тебя одну, мама!

– Я уже взрослая девочка, а ты далеко не уйдешь. Возьми с собой мобильный, я позвоню, если что. Я не смогу и дальше рассказывать тебе о здешних местах и обо мне в здешних местах, пока ты хоть раз не прогуляешься по песку!

Лиза выглянула в окно, и уголки ее губ тронула слабая улыбка.

– Ты права!

Я любовалась ее юностью и энергией: сама того не подозревая, она делилась со мной крохами своих сил.

– Оденься потеплее, – посоветовала я.

Она нежно поцеловала меня, надела пальто и вышла через французские двери прямо на нашу частную дорожку к пляжу.

На восточной стороне пляжа

Палец повторяющимся движением наугад нажимал на басовые клавиши, самые мрачные, по мнению простых смертных. И самые мои любимые во всей гамме. Только на них я смогу играть, пока горит свет напротив. Я ненавидел себя за свое поведение с Натаном. Он уже начал принимать меня за безумца и был близок к истине. С каждой минутой я ухудшал собственное положение. Усталость от сражений и ожиданий навалилась на меня. Я прикрыл веки, чтобы искусственно создать вокруг себя тьму и хоть немного передохнуть. Ладонь упала плашмя на клавиатуру. Никто, кроме меня, не распознал бы мелодию в раздавшемся звуке. Мое тело превратилось в статую, и эта статуя снова дожидалась только одного: быть разрушенной. Я не хотел причинять страдания сыну.