Читать книгу 📗 "Вариация (ЛП) - Яррос Ребекка"

Видимо, придется решать вопрос без Кэролайн.

Я глубоко вздохнула и приготовилась сбросить бомбу.

— Я твоя тетя.

— Значит, это правда, что у вас дома балетная студия? — спросила Джунипер через десять минут, стоя в прихожей и глядя на двустворчатые двери, за которыми была наша домашняя студия.

— Да, — сказала я, протягивая ей стакан лимонада.

Хадсон вышел вслед за мной из кухни, где мы обсуждали план действий по ликвидации последствий чрезвычайной ситуации. Мы оба не знали, как быть. Я отхлебнула из стакана, надеясь, что доза сахара спасет от ощущения полной беспомощности и сопутствующей дрожи в коленях.

— Этот дом перешел нашему отцу по наследству. Отец его обожал. Но мама согласилась привозить нас сюда на каникулы только при условии, что он превратит бывший бальный зал в студию, чтобы мы и летом не пропускали репетиции.

Я протянула руку, повернула ручку и толкнула дверь, за которой находилась студия — танцевальный зал в форме буквы Г.

Джунипер ахнула. Мои глаза никогда так не блестели при виде этого зала.

— Отсюда студия кажется меньше, чем на самом деле. Это угловое помещение, оно идет вдоль двух стен.

Мимо девочки я шагнула за порог и щелкнула выключателем на стене справа, включив свет, хотя в этом не было необходимости. Комната площадью больше пятидесяти квадратов была прекрасно освещена благодаря окнам в передней и юго-восточной стенах дома, да и зеркала от пола до потолка тоже добавляли света.

Пол сиял. На зеркалах не было ни единого отпечатка пальца. У окон не валялись бутылки с водой, а у стен — балетные сумки. Из потолочных динамиков не доносилось ни звука, и все же меня охватило непреодолимое желание поскорее подойти к станку, пока мама не застукала меня за бездельем.

— Как красиво, — благоговейно прошептала Джунипер, заходя внутрь.

— Никакой обуви, — покачала я головой.

— Ой, точно. — Она скинула кроссовки, чуть не расплескав лимонад, и поскорее прошла в зал, словно боясь, что я передумаю, если она замешкается.

— Тебя это тоже касается, — сказала я Хадсону, вошедшему вслед за ней.

— Я помню правила, — сказал он, указывая на свои босые ноги. — Даже спустя столько лет.

Дыхание перехватило. Когда мы вместе были в этом зале в последний раз, он наблюдал, как я готовлюсь к фестивалю, я тогда часами репетировала вариацию из балета «Жизель». Он поддерживал меня больше всех и, сам того не подозревая, сильнее всего отвлекал от занятий. Не так просто было сосредоточиться, когда Хадсон находился со мной в одной комнате.

Но теперь-то я могу собраться, мне ведь уже не семнадцать лет.

Джунипер прошла мимо меня и заглянула за угол, в основное крыло.

— У вас и тренажерный зал есть?

— В конце студии, — подтвердила я, наблюдая, как меняется выражение ее лица. Когда я ее нагнала, удивление сменилось любопытством. — Тренажерный зал готовит к балетному станку.

— Так вот как ты тренируешься без труппы, — отметила Джунипер, поставила лимонад на подоконник и перелезла через тренажер для пилатеса на краю коврика. — А Ева говорит, ты приехала сюда, потому что решила уйти из балета.

Я моргнула и чуть не споткнулась.

— Она же подписана на вас в «Секондз», — шепотом напомнил Хадсон, приблизившись ко мне.

А… Точно.

— Я имею в виду, что большинство балерин проходят реабилитацию в своих труппах. — Она многозначительно посмотрела на меня и подошла к гантелям, разложенным вдоль зеркала.

Это прозвучало и как вопрос, и как обвинение.

— Я не уходила из балета. — При одной мысли об этом я похолодела. — Я лучше восстанавливаюсь в одиночестве, вдали от посторонних глаз. — От глаз конкуренток, жаждущих, чтобы я оступилась. — Я отхлебнула еще немного терпкого лимонада и взяла себя в руки. — Кроме того, Ева знает, как работают алгоритмы. Все, что вызывает споры или негатив, привлекает внимание.

А Еве нужны только подписчики.

— Так ты вернешься к осеннему сезону? — спросила Джунипер, проведя пальцами по станку.

— План именно такой.

Как раз к дебюту в «Равноденствии» в осеннем сезоне при условии, что Василию понравится то, что он увидит в записи, и мы получим добро на продолжение.

— А тебе не кажется, что ты слишком торопишься? — Джунипер прошла мимо нас с Хадсоном и направилась к фотографиям, висевшим на стенах между окнами. — Микаэле де Принс потребовался год, чтобы прийти в себя. Думаешь, девяти месяцев достаточно?

— Мне сделали очень современную операцию. Раз уж ты взялась считать месяцы, я надеюсь восстановиться за восемь. — Я подошла к стене с фотографиями. — За месяц до дебюта мне придется репетировать в полную силу. И да, я знаю, каковы мои шансы. Но в нашей семье принято справляться с любыми сложностями.

— В нашей семье, — прошептала Джунипер, глядя на самую старую фотографию в зале. На ней мы вчетвером стояли у станка в трико. Волосы собраны в пучки. Еве было не больше двух.

— Вас всех назвали в честь прима-балерин?

— Да. Мама предпочитает заранее обозначать свои ожидания.

— Моя мама — Алина? — Она посмотрела на Лину. У меня перехватило дыхание.

— С чего ты это взяла?

Я чувствовала, что Хадсон наблюдает за нами, но он молчал, даже когда Джунипер перевела взгляд на другую фотографию, где мы вчетвером одеты в одинаковые трико и юбки. Мне было семь, а Лине девять — на год меньше, чем Джунипер сейчас.

Я переводила взгляд с одного снимка на другой, в груди защемило. Сходство было поразительным. Я должна была заметить сразу же, как только ее увидела.

— На секунду я подумала, что, может, Ева, — сказала Джунипер, шагая вдоль окон и рассматривая фотографии. — У нас одинаковый разрез глаз, и она тоже не похожа на девушку, которая хочет нянчиться с маленьким ребенком.

Такой разрез глаз был у нашей бабушки.

— Вероятно, разрез глаз ты унаследовала от папиной мамы, твоей прабабушки, а если ты подписана на человека в соцсетях, это не значит, что ты его знаешь.

Хотя с ее замечанием трудно поспорить.

Джунипер посмотрела на меня и помолчала, словно обдумывая мой комментарий, после чего вернулась к фотографиям.

— Но ты бы знала о беременности Евы, правда? А ты, похоже, была в шоке, когда увидела меня.

— Ты права.

Мы перешли к следующему снимку. Я и сестры в сценических костюмах держали букеты после выступления. Энн стояла рядом и улыбалась в камеру. У нее в руках ничего не было. Она бросила балет в четырнадцать, когда мама сказала, что она никогда не достигнет уровня, достаточного для выступлений в труппе.

Я жалела Энн, но и завидовала ее свободе.

— Энн не танцует, а значит, не может быть моей матерью. — Джунипер вздохнула, глядя на фотографию, и перешла к следующей стене.

— Это не так работает, — возразила я, следуя за племянницей. — И она хорошо танцует. Она потрясающая балерина. — Скептицизм Джунипер вызвал у меня раздражение. — Нелегко расти в доме вроде этого. Трудно быть великой, когда… — Я не договорила, не желая принижать способности сестры.

— Когда все вокруг феноменальны, — продолжила за меня Джунипер и остановилась у следующего снимка.

Мы стояли вчетвером у здания, где впервые прошла «Классика». И снова лишь трое из нас были в сценических костюмах. Джунипер прошла мимо окна в углу и взглянула на последнюю фотографию.

Мы с Евой, обе в трико, вели летний интенсив. Рядом в черном платье и с обручальным кольцом на пальце стояла улыбающаяся Энн.

— Сколько тебе здесь лет? — спросила Джунипер, снова взяв стакан с подоконника.

— Двадцать. — Невозможно было не заметить, что, хоть я и улыбалась, мои глаза печальны. Но сейчас я не смогла бы выдавить из себя даже такую улыбку. — Здесь я только оправилась после первого разрыва ахиллова сухожилия.

Последние слова я произнесла шепотом. Джунипер поежилась. Держа стакан с лимонадом обеими руками, она посмотрела на меня.

— Моя мама — Алина, — уверенно и грустно произнесла она.